Русалка
Шрифт:
— Неважно. Что ты сказала? Позволила человеку...
Она густо покраснела, и Линк понял, что только сейчас до нее дошел смысл ее слов. Она склонила голову.
— Так что же ты сказала, Чанни?
Она прикусила губу. Он увидел, как по щекам у нее побежали слезы.
— Пожалуйста, Чанни. Я... — И у него сорвался голос. Он понял, что ей потребовалась немалая смелость, чтобы так высказаться.
— Я люблю тебя, — наконец прошептала она.
— О, мой Бог, русалочка! — воскликнул он. Внезапная радость охватила его. —
— Ты? Ты не можешь... полюбить меня, — горячо зашептала она. — Я не...
— Я устал слушать, что ты не достойна и тому подобное, — сказал он, снова прижимая ее к себе. — Давай лучше поговорим о том, какая ты есть. Нет, не о твоей красоте, которой я не устаю восхищаться, а о твоей храбрости, если хочешь, и о выдержке, достойной восхищения. Еще недавно ты не думала о том, что твоему характеру свойственны эти черты. Но теперь ты должна увериться в себе, Чанни.
Она тихонько всхлипнула, прижимаясь к его груди. Он почувствовал нежное, теплое прикосновение ее губ в том месте, где еще недавно находился микрофон.
У него перехватило дыхание, когда она поцеловала одно розовое пятнышко, потом другое. Она целовала его до тех пор, пока во рту у нее не оказался его сосок. Кончик языка двигался вокруг его груди. Он выгнулся, не имея возможности сопротивляться этим нежным прикосновениям. Все его тело стало словно каменным.
— Чанни, остановись. У меня кружится голова.
— Вот и хорошо, — пробормотала она, не прекращая своих ласк.
— Мы опять можем оказаться на столе, — зашептал он.
Она остановилась, взглянув на него.
— А разве это... плохо?
— Откуда же мне знать. Я знаю только одно — я никогда еще так не хотел ни одной женщины, а на место мне наплевать. На столе или где-нибудь еще. Решать тебе. И все же, позволь мне разобрать раскладушку.
— Не нужна мне раскладушка, — сказала она словно в полубреду. — Мне нужен только ты.
Он тяжело и глубоко дышал, двигаясь в такт ее словам. Она чувствовала его напряженное, как пружина, тело и в следующий момент се руки гладили, ласкали рвущуюся наружу плоть. Когда кончики ее пальцев заскользили по коже, он протяжно застонал.
— О, Чанни, остановись. Я не могу сдержаться. Я...
— Не можешь? — хрипло произнесла она, не отпуская горячую, напрягшуюся плоть. Другой рукой она расстегнула молнию. Он понял, что дальше не выдержит.
Он сорвал с нее блузку, освобождая от одежды, обхватил за талию, приподнял так, что ее груди оказались на уровне его рта. Ее возбуждал вид его силы, мощи и то, как легко он обращался с ней, словно она была легче перышка. Если бы она даже захотела, то не смогла бы остановить его. Губы его тесно прижались к ее груди. Все, что он ни делал, встречало у нее такой же отклик. Жаркая волна охватила ее при воспоминании прошлого вечера.
— Я не могу больше ждать, русалочка, — прошептал он. — Я войду... в тебя.
— Пожалуйста, — откликнулась
Он обхватил руками ее бедра, приподнял и оказался в обители. Там было влажно и жарко. Он двигался толчками, страстно и порывисто. Друг в друге они черпали страсть, разраставшуюся все сильнее и сильнее. Ее тело вздымалось и неистово извивалось под ним. Наконец во всепоглощающем броске, который оставил их бездыханными, все закончилось. Через какое-то мгновение ее ресницы дрогнули, и она взглянула на него своими большими голубыми глазами.
— В следующий раз... — пробормотал он, — клянусь... это будет в постели.
— Не волнуйся, — промурлыкала Чандра.
В следующий раз их соитие состоялось в постели, в каюте. И в следующий раз, потом в следующий тоже, до тех пор, пока они не лишились сил и, утомленные, не заснули в объятиях друг друга.
— Тебе это было известно еще прошлой ночью?
Линк удивился ее тону, но не собирался ничего скрывать.
— Этот парень, — сказал он, — из безопасности. Он сказал, что тебе необходимо быть свидетелем.
— Я не смогу, и ты это знаешь.
— Ты должна, Чанни. Разве ты не понимаешь?
— Но разве ты не говорил, что если я не...
Она замолчала и прикусила губу. Он видел, как она старалась изобразить твердость. Она сидела на раскладушке, одеяло сползло с ее обнаженных плеч. Он ждал, что она скажет.
— Разве ты не говорил, что, если я не буду свидетельствовать против Дэниела, он может остаться на свободе?
— Нет, даже если ему это очень захочется.
— Что? — Она в испуге округлила глаза.
— Разве ты не понимаешь, Чанни? Это касается не Дэниела, это касается тебя. До тех пор пока ты не найдешь в себе мужества выступить против него и тем самым не вычеркнешь его из своей жизни, это всегда будет довлеть над тобой, убеждая тебя в том, что ты примитивное существо.
— Но... я не могу.
— Можешь. Ты не имеешь права бояться его. Ты ловко врезалась в окно его дома. Ты спасла меня, Чанни. Теперь пришло время спасать саму себя.
Она долго смотрела на него, не говоря ни слова. Линк никогда не видел в ее глазах такого клубка эмоций: страха, надежды, сомнения, любви. О Боже! В них было столько любви. Разве он может разбить эту любовь.
— Не знаю, смогу ли я, — прошептала она, заворачиваясь в одеяло. — Мне страшно от мысли встретиться с ним, давать публичные показания о том, что он натворил, как относился ко мне...
— Чанни, послушай, для многих поступков, которые ты совершила, — прыгнула в океан, рискнула протаранить окно, — потребовалась немалая воля и смелость. Разве ты не можешь проявить ее снова в твоих же интересах?
— Я... постараюсь, Линк. Ради тебя. Выдержу любое испытание, но только не это.
— Жаль. Тогда меня здесь не будет, Чандра.