Шрифт:
Вот скажите мне — можно у нечисти помощи просить? Наш поп говорит — нельзя, нечисть слуги диавола, врага рода человеческого и искусителя. Это все так, попу виднее. Да ведь слаб человек, в иной раз так припрет, что у кого угодно помощи попросишь и за ценой не постоишь. Вот послушайте, есть про это одна сказка.
Жил в Торбееве парень Митрофан. Лет ему немного было, четырнадцать только минуло, звали все Митрохой. Больше всего на свете любил Митроха рыбу бреднем ловить. Есть у нас остров на Реке, верстах в двух выше Высоцкого.
Пошел он как-то рыбачить на закате с ребятами, как раз перед Ивановым днем. Пригребли на лодочке до острова, у лесистого берега встали и пошли с бреднем ямы обходить. Митроха в лодочке сидит, следом гребет, помогает рыбу из бредня доставать и в кошелку складывать. Как до середины острова дошли, бредень на глубоком месте за корягу зацепился. Тянут его ребята потянут, вытянуть не могут — крепко засел! Митроха говорит: «Давай подсоблю!» Снял рубаху и прыгнул в воду, бредень отцеплять. Возился-возился, два раза выныривал воздуха набрать, и отцепил-таки, и не порвал сеть, все ячеи целые! Думает, ребята его похвалят, а они ругаются: «Ты почему лодку не привязал — вон ее унесло! Плыви сам теперь за ней!»
Митроха плавал хорошо, да вот беда — лодку уже на стремнину вынесло. Митроха плывет, из сил выбивается, да видит — лодку не догнать.
А вода холодная! Одно дело под берегом, где вода стоячая, другое — посреди реки. Чувствует Митроха — от холода у него ногу зажало, не разогнуть. «Бог с ней, с лодкой, — думает, — надо к берегу поворачивать». Вот уже осталось до берега саженей десять, а у Митрохи сил больше нет — вторую ногу тоже зажало. Стал он тонуть. Ушел с головой под воду, руками по ней молотит, хочет выплыть, да не получается. Воздуха ему не хватает, и чувствует Митроха, что сейчас захлебнется.
Вот уже совсем Митроха на дно опустился, как вдруг показалось ему, что все вокруг остановилось. Вода речная стала тягучая, как мед, водоросли вокруг не шевелятся, и тишина. И слышит в этой тишине Митроха голос девичий: «Не страшно помирать, а, молодец?» А Митрохе так страшно, что и словами сказать нельзя. Голос дальше молвит: «Хочешь мне службу сослужить и свою жизнь на чужую выменять?» Митроха головой кивнул. И как только он кивнул — видит, плывет к нему из зеленой глубины сквозь речную траву русалка. Лицо у нее белое, как рыбье брюхо, грудь голая в воде колышется, волосы длинные во все стороны распущены, а вместо ног — рыбий хвост! Подплыла она к нему, посмотрела в глаза, а потом за плечи обняла и в губы поцеловала. Как только русалка Митроху поцеловала, стало ему свободно дышать, как на воздухе.
Русалка говорит: «Я тебя на землю верну, а ты мне отплати — сделай, что приказываю». Митроха отвечает: «Сделаю, речная царица, сделаю!»
Русалка ему рассказывает: «Я раньше не русалкой была, а простой девушкой. И полюбил меня молодой барин из соседнего имения. Звали его Алексей Шубин. Высокий был, красивый, глаза зеленые, а волосы рыжие. А велеречив — заслушаешься! Влюбилась я в него без памяти и совсем про честь девичью позабыла. Мы с ним и на тройке катались, и по реке на лодочке, и в город вместе ездили, на ярмарку. Он мне уже и кольцо подарил, вроде как на обручение. Да вдруг стал Алеша мой про меня забывать, в условленный час на встречу не приходить и известий не присылать. Стала я разузнавать, что и как. И рассказали мне его дворовые, что готовит Алеша свадьбу — да не со мной, а с богатой вдовой из города. Имение-то у них было заложено и перезаложено, надо было выкупать, а не на что. Пришла тогда я к Алеше и говорю: „Что же ты, милый друг, меня опозорил, а теперь насмеяться хочешь и бросить? Я тебе свадебку-то расстрою, сама на венчание в церковь приду и про твою любовь и клятвы всем расскажу“. Стал меня Алеша просить-умолять, чтобы я сжалилась и на свадьбу не приходила.
Так неделя прошла, другая. В один день прислал ко мне Алексей посыльного и на встречу позвал в условленном месте. Я пришла, а Алеша меня обнял и говорит: „Ты одна мне мила, а вдовье богатство мне не нужно и даром. Поедем с тобой, как в старину, на лодочке покатаемся, а свадьбу я завтра прикажу отменить“. Я так обрадовалась — бросилась ему на шею и расцеловала. Пошли мы с Алешей к причалу, а там лодка стоит, коврами покрытая, а в ней корзина с разными кушаньями и вино заморское, шумпаньское, мое любимое. И поплыли мы на тот берег, где было у нас укромное местечко, одним нам только ведомое. Так нам с Алешей было на той полянке хорошо, так сладко! До вечера мы на том берегу миловались, а как солнышко стало садиться, повез меня Алеша обратно.
Я на носу сидела и венок из цветов плела. Вдруг у меня посреди реки венок в воду упал. Я за ним потянулась, да не удержалась и в реку свалилась. А плавать я тогда не умела, не научилась еще. Стала я на помощь звать Алешу, смотрю — вроде тянет он ко мне руку, да вдруг передумал, руку отдернул и стал в другую сторону грести. Я ему кричу: „Алеша, куда же ты, милый мой, спаси меня!“ А он не отвечает, гребет к берегу, и только слезы из его глаз катятся одна за другой. В этот день я его последний раз и видела. И показалось мне, что я заснула, а как проснулась, стала речной русалкой.
Теперь слушай, что я тебе прикажу. Разыщи ты этого барина, Алексея, и дай ему ковш воды напиться, а на дно кольцо наше обручальное брось. Вот тебе это кольцо. Вода эта заговоренная, будет для него как яд. Как он ее выпьет, так и умрет в страшных муках, да не быстро, а в три дня. И в каждый миг перед смертью будет он мое лицо видеть и тот день, когда он меня из воды не спас, вспоминать. А чтобы тебя никто не заподозрил — выпей этой воды и ты, тебе она вреда не причинит.
Только знай, молодец, — даю тебе времени на все год. Коли к следующему Иванову дню не выполнишь мой приказ, верну я тебя обратно, на это самое место, и захлебнешься речной водой. Согласен, что ли?»
«Согласен», — кивнул Митроха. А что ему делать было, скажите, — умирать-то страшно, да еще так, задаром, из-за лодки какой-то.
Тогда русалка Митрохе кольцо на руку надела, и как только надела — оказался Митроха на берегу, целый и не мокрый даже совсем.
Стал Митроха думать, как бы ему к барину подобраться и воды дать выпить, да подозрения потом от себя отвести. Не будешь же за ним по полям бегать с ковшом. Да и не пьют господа из ковша, только из рюмок стеклянных. Думал-думал и решил на работу в имение наняться — так скорее случай будет с барином увидеться, а там что-нибудь само придумается. Неделю Митроха ходил за управляющим, просил хоть какую работу дать в имении. Наконец управляющий согласился и взял Митроху в конюшню, навоз за конями выносить и овес им сыпать. Да только Митроха барина сперва не видел — тот в городе, в Москве жил.
Как-то раз, на яблочный Спас, стали слуги говорить, что господа из города возвращаются. Забегали все, стали к приезду готовиться. На следующий день две коляски к крыльцу подкатили. Из первой вышел молодой барин, в сиреневом сюртуке и белых перчатках. Точь-в-точь как русалка говорила: глаза зеленые, волосы рыжие, густые, и лицо белое, как у девушки. А следом за барином его отец ехал, он такой старый был, что его слуги на руках вынесли.
Приехали господа, расположились. Да как ни старался Митроха поближе к господскому дому подобраться, дворня его с крыльца прогоняла: иди, мол, на конюшню, чумазый! Так лето прошло. И тут представился Митрохе случай. Был при старом барине мальчик дворовый. Он за стариком ухаживал, на кресло его сажал, в кровать укладывал и в бане мыл. Да вот беда — застудил мальчишка спину, так что ни согнуться, ни разогнуться не мог, не то что старика на руках таскать. Стали ему замену искать, да никто не идет — работа хоть и нетрудная, да старый барин сварлив, все ему не по нраву. А еще надо денно и нощно при нем быть и все его прихоти исполнять.