Русская Америка: слава и позор
Шрифт:
Речь, понятное дело, могла идти только об усыновлении «приобретенных по известной слабости воспитанников» — как мы помним, у Баранова оставалась законная супруга, о которой он уже лет пятнадцать не имел никаких известий…
Резанов пробыл на Аляске всего полгода, но сделать успел немало. Поручил монахам, чтобы занялись наконец реальным делом, составить перепись жителей Русской Америки, всех поголовно, включая и туземцев, «не отягощать их чрезмерно повинностями», а кроме того, позаботиться об обучении малолетних алеутов и индейцев грамоте: «Буде кажут к наукам способность, таковых приготовлять к занятию по времени высших степеней, а других, с меньшими дарованиями, определять к ма-стерствам, ремеслам и рукоделиям».
Уже через год в основанной Резановым школе на Кадьяке было сто учеников. Найдя подходящих мастеров, Резанов поручил им устройство судоверфи.
Я
Жизни ему оставались считанные месяцы — но знать этого точно никто не мог. Разве что чуял…
Но пока что Резанов оставался на Кадьяке, посреди хлопот и неотложных дел. Монахов приструнил, моряков «построил». Правда, его собственный протеже Николай Хвостов пьянствовал совершенно фантастическим образом, о чем я уже рассказывал. Сохранились смутные упоминания, что тут все же была серьезная причина: некая неудачная любовь, случившаяся в России. Вознесенский напрасно приписывает мичману Давыдову соучастие во всех кутежах и буйствах Хвостова: сохранилось немало свидетельств, что Давыдов-то как раз пил мало, буйств не учинял, наоборот, изо всех сил пытался урезонивать друга и отговорить от загулов, но получалось настолько плохо, что Давыдов подумывал даже о самоубийстве…
Итак, Резанов поначалу вовсе и не собирался ехать в Калифорнию. Однако в этом возникла неотложнейшая потребность: в тех суровых краях, несмотря на отдельные удачные опыты, все же не удавалось наладить ни земледелия, ни животноводства. Продовольствия не хватало катастрофически. К началу 1806 г. Русская Америка оказалась под угрозой настоящего голода, от которого невозможно было спастись охотой и рыбалкой.
Вот тогда-то Резанов и принял решение самолично плыть к испанцам, в Калифорнию, «на риск с тем, чтоб или спасти Области, или погибнуть». У американского капитана Вульфа приобрели большой трехмачтовый корабль «Юнона», заплатив 68 000 испанских пиастров (пиастр, он же песо, он же монета в 8 реалов, равнялся примерно полутора российским рублям). Командовать «Юноной» поручили Хвостову. Построенный на аляскинских верфях маленький тендер «Авось» в калифорнийском рейсе не участвовал (хотя сам Давыдов, командовавший им, находился на борту «Юноны»). Поскольку «Юнона» была приобретена на деньги Компании, то, естественно, ей и принадлежала — и плыл Резанов не под Андреевским флагом (на который в данном случае попросту не имел права), а под флагом Российско-Американской компании.
Отплытие «Юноны» задержалось — увы, из-за очередного долгого запоя Хвостова. Резанов использовал это время, чтобы заняться делами Русской Америки: разработал проект, в котором предлагал поощрять законтрактованных на 7 лет промысловиков соглашаться на постоянное жительство и передавать им землю «в вечное и потомственное владение», а также завести на Кадьяке серьезный военный гарнизон, для которого прислать из России более пятидесяти пушек. А для лучшего управления Русской Америкой и наказания провинившихся особым распоряжением предписал создать суд из выборных — то есть присяжных, которые «на материке» появились только через несколько десятков лет…
25 февраля (по старому стилю) 1806 г. «Юнона», под командованием Хвостова, «с неопытными и цинготными людьми», отплыла в Калифорнию. Что означенная Калифорния тогда, собственно говоря, собой представляла?
Испанцы в тех местах, на побережье Тихого океана, появились только в 1767 г. — от Новой Испании (Мексики) этот район отделяли обширные, совершенно необитаемые районы, добавлю, довольно
Дело в том, что для серьезного освоения края у испанцев катастрофически не хватало людей… Точных границ владений испанской короны не существовало, русские путешественники чуть позже отметили, что испанцы «не полагают границ» — потому что сопредельные земли, формально принадлежащие англичанам, были практически необитаемы, не нашлось нужды в точной «демаркации».
На огромной территории испанских подданных обитало не так уж много: их считали не тысячами, а сотнями. Имелось всего 19 небольших населенных пунктов, делившихся на «пресидио» и «пуэбло». Пуэбло — это попросту деревушка, поселеньице, совершенно не укрепленное. Президио — то же самое, но вдобавок с небольшим фортом. Население состояло из нескольких десятков испанцев и некоторого количества «дружественных» индейцев, поселившихся оседло. Ну а на некотором отдалении уже в гораздо большем количестве обитали «вольные» индейцы.
Одним словом, места были глухими, забытыми Богом и мадридскими властями. Никакого притока переселенцев не было. В распоряжении испанского губернатора имелось сотни три солдат, разбросанных опять-таки на огромной территории и большей частью состоявших из пожилых — срок службы составлял 10 лет, но податься после «дембеля» было, в общем, некуда, и ветераны служили лет по двадцать, а то и по тридцать: как-никак солдатское жалованье было гарантией более-менее сносного существования…
Установить полный контроль над подчиненными им территориями губернаторы и прочее начальство не могли, таким образом, по чисто техническим причинам. А потому в тех краях плавали, как хотели, американцы — «бостонцы», разноплеменные авантюристы вроде Барбера, а то и приплывшие с севера промысловики Баранова. Торговали с индейцами, били пушного зверя.
Между прочим, Барбер по своему гнусному обыкновению отметился и в Калифорнии. Сохранились неопровержимые свидетельства, что именно он в 1806 г. поставлял калифорнийским индейцам ружья и подстрекал к нападениям на испанские поселения — ему как раз удобнее было проворачивать делишки там, где вместо надежной власти царила откровенная анархия. Вот и старался, как мог, — то на Аляске, то в Калифорнии… Махновец хренов.
И вот у калифорнийских берегов появилась «Юнона»… Плавание оказалось нелегким: в устье реки Колумбия судно едва не село на камни, но, благодаря умелому управлению Хвостова (в трезвом своем состоянии искусного моряка и толкового командира), катастрофы удалось избежать. 24 марта «Юнона» вошла в залив Сан-Франциско, где стояла небольшая испанская крепость, где имелось всего-то не более двенадцати медных «одно-двенадцатифунтовых» пушечек (то есть стрелявших ядрами весом в 12 фунтов). На «Юноне» было не меньше. Резанов в секретном отчете императору писал позже, что при отказе испанцев принять судно, не колеблясь, шарахнул бы в крепость пару-тройку ядер, чтобы сделать местных сговорчивее. Выхода у него не было: продовольствие Русской Америке требовалось позарез…
Однако обошлось без пальбы. На берегу появился ехавший верхом местный комендант с двадцатью солдатами и священником — выяснить, что за чужеземцы объявились на рейде и какие у них, собственно, намерения. Резанов велел зарядить пушки картечью и держать «сию конницу» под прицелом — решительный был человек, что уж там. На берег, завязать дипломатические отношения, отправился мичман Давыдов.
Отношения моментально установились самые дружелюбные (нельзя исключать, что на это благотворно повлиял вид немаленькой «Юноны» с немалым количеством пушек — нужно учитывать, что иные испанские орудия были почтенного возраста, лет по сто, и годились лишь для того, чтобы пугать грозным видом…). Оказалось, что возглавляет испанцев не сам комендант, как поначалу решили, а его сын, дон Луис де Аргуэльо… брат Кончиты! Он и пригласил Резанова с его офицерами на обед в тамошний центр цивилизации — президио Сан-Франциско, расположенное в миле от берега.