Чтение онлайн

на главную

Жанры

Русская Америка: слава и позор
Шрифт:

Но венец интеллигентского беспамятства — толстенный словарь Павленкова. Либералом господин Павленков был изрядным, в молодости ненадолго в ссылку угодил за издание собрания сочинений Писарева — очередной бледной поганки российской словесности. И словарь составил под стать собственным мозго-блудствам…

Заметка о Шелихове один к одному повторяет ту, что напечатана в словаре 1901 г. — хорошо еще, что здесь Шелихов не Дмитрием назван, а именно что Григорием. Пять строчек мелким шрифтом. Зато на этой же странице вчетверо больше места отведено писателю и публицисту Шелгунову — помнит кто-нибудь такого? Но в том-то и суть, что означенный Шелгунов неоднократно «высылаем был по политическим делам из Петербурга», а значит, мятущейся интеллигентской натуре Павленкова был не в пример ближе, нежели Шелихов, которого самодержцы российские не то что не ссылали, а еще медалями награждали, серебряные шпаги дарили, в дворянство возводили…

Ровно столько же места, сколько великому Шелихову, Павленков отводит немецкому врачу Швенингеру, открывшему санаторий для лечения тучности и некоему Шевалье, «прославившемуся карикатурами из парижской жизни». Интересна постановка вопроса: французский рисовальщик карикатурами «прославился», а вот Шелихов всего лишь «занимался исследованиями». Пояснит кто-нибудь этого самого Шевалье, кроме узких специалистов?

Переходим к букве «Б». Черт знает какой шушеры на эту букву напихал в свою томину Павленков! Арман Барбес, французский революционер-социалист (ну еще бы!), померший аж в 1870 г.

и наверняка забытый во времена Павленкова и в самой Франции. Некий германский артист Барнай. Столь же прочно забытый французский политик Бародэ, «в 1870 г. провозгласивший республику в Лионе» (судя по тому, что в серьезных исторических трудах об этой республике не упоминается, дело было то ли спьяну, то ли в период весеннего обострения). Батуев, «председатель Вятской земской управы». Французский писатель Бюлоз — помнит кто-нибудь? Еще один французский социалист с символической фамилией Базар. И наконец, французский писатель Бело, «автор множества порнографических романов»…

Баранова — нет! Ни человека, ни острова. Порнографический писака-лягушатник имеется. А вот Баранова нет…

И тем приятнее было натолкнуться на большую, обстоятельную статью об Александре Андреевиче Баранове в достаточно неожиданном издании — одном из томов «Военной энциклопедии», вышедшем в том же Петербурге в 1911 г. Вот там Баранову отдано должное — в самых превосходных тонах. Хотя энциклопедия эта, как явствует из названия, посвящена сугубо военным темам, предметам, людям и изобретениям. Но господа офицеры, составлявшие редколлегию, должно быть, считали, что деятельность Баранова на благо Русской Америки, его бои и походы позволяют числить его и по «военному ведомству». Честь им за это и хвала. Не исключено, в той энциклопедии появилась бы и статья о Шелихове — но она оборвалась на семнадцатом томе, на слове «Порох»: первая мировая, революция…

Беспамятство а-ля Павленков торжествовало и в двадцатом столетии. Есть отличные приключенческие романы о Русской Америке: «Юконский ворон» С. Маркова и «Последний год» М. Зуева-Ордынца — всего два. При богатейшем материале.

Трехтомник «История Русской Америки», вышедший к 200-летию основания РАК, выпущен тиражом… в две тысячи экземпляров. «Круглые даты», связанные с Русской Америкой и ее великими строителями, не отмечались вовсе. Если бы не Андрей Вознесенский и театр «Ленком», мало кто помнил бы и о Резанове…

Хорошо еще, что нашу историческую память хранят американцы. Иначе обстояло бы и вовсе скверно…

История у США короткая — а потому американцы сделали своей и историю тех мест, которые открывали и осваивали не они: Калифорнии, Луизианы, Русской Америки. Но какая разница, чем они руководствовались, если они, в отличие от нас, бережно хранят нашу память.

Старые русские постройки на Кадьяке и Ситхе бережно сохранены и находятся под постоянным присмотром. На острове Баранова отреставрирован православный храм времен Писарро российского. Улицы аляскинских городов носят имена российских первооткрывателей и создателей Русской Америки. В столице Аляски Джуно давным-давно устроен Русский музей. Крепость Росс еще в 1927 г. восстановлена в первоначальном виде Калифорнийским историческим обществом и охраняется властями штата как исторический памятник. В 1976 г., когда праздновалось 200-летие США, вместе с другими памятными знаками была выпущена и золотая медаль в память Ивана Кускова и основания им Росса. С надписями на английском и русском (см. Приложение). Такие дела…

Вот и все, пожалуй. За пределами этой книги поневоле остались десятки имен — казаков, офицеров, моряков, промышленников, оставивших след в истории Русской Америки. Я писал популярное изложение, а не сухую энциклопедию. Упоминал только самые звонкие имена, самые интересные события. Кто желает, пусть сделает лучше. Флаг в руки.

Главное, множество людей когда-то, не думая о славе и золоте, надрывали жилы в нечеловеческом труде для блага державы. Они не искали почестей — но и забывать их мы не вправе…

И что-то, как всегда, остается недосказанным. И мы не знаем что именно.

Красноярск, февраль 2006

СТИХИ

СЕРГЕЙ МАРКОВ
Дон Сысой, или Русские в Калифорнии
Гадаете — какого корня я? Тобольский сам, а звать — Сысой. Знать, не забыла, Калифорния, как я пришел к тебе босой! В байдаре с кожаной заплатою я плыл с Аляски напрямик, сломал весло, гребу лопатою, а вместо паруса — совик. Байдару прижимало к берегу, в буруне било между скал. Сколь ни проведывал Америку — такого страху не знавал! Промокли хлеб, табак и юкола, ремень приходится глодать. Весь почернел и стал как пугало, родная не признает мать. Возился долго я с посудиной, но днище снова протекло. Как вдруг со стороны полуденной пришло надежное тепло. Запел я, стал грести проворнее, на берег вышел — еле жив. Вокруг сияет Калифорния, кипит серебряный залив. Увидел я орлов парение, и пар, встающий от дубрав, почуял благорастворение цветов и неизвестных трав. Вокруг легли долины чистые, лазурью светит небосвод, и мнится: маки золотистые звенят у Золотых ворот. Здесь на утесе — быть селению, где зеленеет высота, пришла по моему счислению тридцать восьмая широта. Не привыкать нам строить заново все на любом конце земли. Две шхуны с острова Баранова по следу моему пришли. На берегу — припасы ворохом, а посредине — плуг с косой, «Единорог» да бочки с порохом, трудись и не робей, Сысой! А корабельный поп с иконою, седою гривой шевеля, везет жену мою законную ко мне на шлюпке с корабля. Не чаял встретиться с Феклушею, она кричит: «Ты жив, здоров!» В руках у ней пирог с горбушею, при пироге орелный штоф. «Живя меж: новыми народами, не позабыл ли ты меня? Житейским делом, огородами Займемся с завтрашнего дня!» И начались обзаведения, чтоб жить в довольстве и тепле. «ЗЕМЛЯ РОССИЙСКОГО
ВЛАДЕНИЯ» —
пишу на мраморной скале. Гишпанцы бродят за оградою, свою высказывают стать. Но я их милостью не радую, им не даю озоровать. От их пронырства и свирепости я в жизни нашей вижу риск, держу под выстрелами крепости деревню их Святой Франциск. Индейцы плачутся болезные, гишпанцы им творят ущерб; на всех ошейники железные, на каждом — королевский герб. У нас в Сибири с душегубами и то такого не творят! И нас же выставляют грубыми, о нас с усмешкой говорят! К нам зависть затаив исконную, гишпанцы ластятся лисой, Феклушу величают донною, меня все кличут — дон Сысой! Прошли мы дебри, выси горные и берега привольных рек. А было русских в Калифорнии со мною двадцать человек…
ФРЕНСИС БРЕТ ГАРТ
Консепсьон де Аргельо
I
Средь холмов от моря близко — крепость странная на вид. Здесь обитель францисканцев память о былом хранит. Их патрон отцом вдруг крестным городу чужому стал, ангел ликом здесь чудесным с ветвью золотой сиял. Древние гербы, трофеи безвозвратно сметены, флаг чужой парит здесь, рея над камнями старины, Бреши и рубцы осады, на стенах их много тут, только на мгновенье взгляды любопытных привлекут. Нить чудесно-золотую лишь любовь вплести могла в ткань суровую, простую — та любовь не умерла. Лишь любовь та неизменно оживляет и сейчас эти сумрачные стены — слушайте о ней рассказ.
II
Здесь когда-то граф Резанов, русского царя посол, возле амбразур у пушек важную беседу вел. О политике с властями завязал он разговор, обсуждая вместе с ними о Союзе договор. Там с испанским комендантом дочь красавица была, граф с ней говорил приватно про сердечные дела. Обсудили все условья, пункт за пунктом, все подряд, и закончилось Любовью то, что начал дипломат. Мирный договор удачный граф с властями завершил, как и свой любовный, брачный, и на север поспешил. Обрученные простились на рассвете у скалы, в путь чрез океан пустились смело Русские Орлы.
III
Возле амбразур у пушек, ожидали, в даль смотря, что жених-посол вернется к ним с ответом от царя. День за днем дул с моря ветер, в амбразуры, в щели скал, день за днем, пустынно-светел, Тихий океан сверкал. Шли недели, и белела дюн песчаных полоса, ими недели, и темнела даль, одетая в леса. Но дожди вдруг ветер свежий с юго-запада принес, зацвело все побережье, отгремели громы гроз. Изменяется погода, летом — сушь, дожди — весной, расцветает все полгода, а полгода — пыль да зной. Только не приходят вести, писем из чужой земли коменданту и невесте не привозят корабли. Иногда она в печали слышала безгласный зов, «Он придет» — цветы шептали, «никогда» — неслось с холмов. Как живой он к ней являлся в плеске тихом волн морских. Если ж океан вздымался — исчезал ее жених. И она за ним стремилась, и бледнела смуглость щек, меж: ресниц слеза таилась, а в глазах — немой упрек. И дрожали с укоризной губы, лепестков нежней, и морщинкою капризной хмурился излом бровей. Подле пушек в амбразурах комендант, суров и строг, мудростью пословиц старых дочку утешал, как мог. Много их еще от предков он хранил в душе своей, камни самоцветов редких нес поток его речей: «Всадника ждать на стоянке — надо терпеливым быть», «Обессилевшей служанке трудно будет масло сбить». «Тот, кто мед себе сбирает, мух немало привлечет», «Мельника лишь время смелет», «Видит в темноте и крот». «Сын алькальда не боится наказанья и суда». «Ведь у графа есть причины, объяснит он сам тогда». И пословицами густо пересыпанная речь, изменив тон, начинала по-кастильски плавно течь. Снова «Конча», «Кончитита» и «Кончита» без конца стали звучно повторяться в речи ласковой отца. Так с пословицами, с лаской, в ожиданъи и тоске, вспыхнув, теплилась надежда и мерцала вдалеке.
Поделиться:
Популярные книги

Мастер Разума VII

Кронос Александр
7. Мастер Разума
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер Разума VII

Счастливый торт Шарлотты

Гринерс Эва
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Счастливый торт Шарлотты

Мир-о-творец

Ланцов Михаил Алексеевич
8. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Мир-о-творец

Имперец. Том 4

Романов Михаил Яковлевич
3. Имперец
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Имперец. Том 4

Внешняя Зона

Жгулёв Пётр Николаевич
8. Real-Rpg
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Внешняя Зона

Возвышение Меркурия

Кронос Александр
1. Меркурий
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия

Сколько стоит любовь

Завгородняя Анна Александровна
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.22
рейтинг книги
Сколько стоит любовь

Партиец

Семин Никита
2. Переломный век
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Партиец

Идущий в тени 4

Амврелий Марк
4. Идущий в тени
Фантастика:
боевая фантастика
6.58
рейтинг книги
Идущий в тени 4

Хозяйка старой усадьбы

Скор Элен
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.07
рейтинг книги
Хозяйка старой усадьбы

Защитник. Второй пояс

Игнатов Михаил Павлович
10. Путь
Фантастика:
фэнтези
5.25
рейтинг книги
Защитник. Второй пояс

Гром над Академией. Часть 2

Машуков Тимур
3. Гром над миром
Фантастика:
боевая фантастика
5.50
рейтинг книги
Гром над Академией. Часть 2

Кодекс Крови. Книга I

Борзых М.
1. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга I

Дядя самых честных правил 8

Горбов Александр Михайлович
8. Дядя самых честных правил
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Дядя самых честных правил 8