Русская фантастика 2012
Шрифт:
Верещагин стиснул кулаки.
Караван пошел вдоль линии берега, у самой кромки пляжа по хрустящей гальке так близко к воде, что зачастую набегающие волны омывали верблюдам копыта.
Пустыня уже начала остывать. Пески щедро отдавали накопленное за день тепло звездам и медной луне, а ночной бриз окатывал караванщиков-контрабандистов соленым холодком.
Впереди показался Пиджент. Городок напоминал бессистемное нагромождение темных приземистых сопок — ни в одном доме в эту ночь не светилось ни огонька. Вероятно, их обитатели попрятались кто куда и теперь молились, дожидаясь утра. Зато паром сиял всеми огнями: топовыми,
Абдулла привстал на стременах.
— Махмуд, Алим — за мной! Остальные — охранять караван! — приказал он и пришпорил коня. Верещагин направил свою лошадь следом за контрабандистом.
Бок о бок они промчались по улочкам Пиджента, проскочили мимо таможни и, не сбавляя ходу, въехали на причал.
— Трофим! Трофим!!! — позвал капитана парома Верещагин.
Трофим Уварович, капитан парома, стоял на нижней палубе, раскинув руки в стороны, словно огородное пугало. Капитан явно чувствовал себя не в своей тарелке. К его голове было приставлено дуло пистолета. Пистолет держал в руках Джордж Смит. Рядом с полоумным охотником за сокровищами возвышался его африканский помощник, вооруженный двумя револьверами. Верещагин заметил двух бандитов на шканцах и еще трех — на юте. Бросив быстрый взгляд за спину, он увидел, что причал неспешно перекрыли трое всадников.
На нижней палубе всюду валялся мусор: разбитые ящики, распотрошенные тюки, растерзанные товары… Чернели острые осколки пластин, сразу напомнившие Верещагину о длинноволосом любителе современной музыки с базара. То тут, то там в глаза бросались кровавые потеки. Корабль был захвачен и, как пить дать, обыскан бандитами от киля до стеньги грот-мачты.
— Я рад, что вы поспешили! — улыбнулся Смит. Говорил он в этот раз по-английски. — Однако в нашем распоряжении все равно очень мало времени. Покажите мне руки! Прекрасно! — Он удовлетворенно крякнул. — Итак, господа! Как только на причале покажется караван, вы, уважаемый вор и контрабандист, прикажете своим людям передать мне ту самую табличку и ту самую женщину. И чтоб без фокусов и без пальбы! Пески нынешней ночью и без того сверх меры напились крови…
— Обезьяна! Сын осла! — выругался Абдулла.
— Христа ради, господа!.. Христа ради… — неожиданно запричитал Трофим Уварович.
Смит рассмеялся и перешел на фарси:
— Я понимаю твой гнев, Абдулла! Ты упустил самый большой куш в своей презренной жизни. А вот вас, господин таможенник, я решительно не могу понять. Вы преступили закон, вы готовы способствовать тому, что контрабанда пересечет границу, и ради чего? Чего ради, спрашивается?
— Я не могу допустить, чтобы абсолютное оружие досталось безумцу, — ответил Верещагин.
— А кому оно должно достаться? — округлил глаза Смит. — Мне — человеку, готовому отнять у пустыни то, чего она меня лишила? России? Николашке Кровавому? Адмиралу Рождественскому, отправившему на дно Цусимского пролива Вторую эскадру? Да, я успел просмотреть прессу! — бандит пнул скомканную газету, которая валялась среди мусора. — Я знаю, что дела у вас — хуже не придумать! А может, табличка судьбы пригодится славному Вильгельму, королю Германии? Тому, на кого работает паршивый пес Абдулла!
— Он лжет! — бросил контрабандист. — Зубы заговаривает.
— Я желаю восстановить справедливость! —
— Какая… мировая война? — спросил Верещагин Абдуллу.
Контрабандист подернул плечами и ничего не ответил.
— Табличка должна остаться в пустыне, — продолжал увещевать Смит, — ни один коронованный тиран не должен, не имеет права владеть столь исключительным средством ведения войн.
— Христа ради прошу, Павел Артемьевич! Христа ради… — вновь забормотал капитан.
— Боится капитан, не хочет умирать, — назидательно проговорил Смит. — Вы уж не извольте шутить, господа, и тогда, быть может…
В руках капитана блеснуло лезвие. Смит внезапно захрипел и согнулся пополам. Абдулла бросился вниз, молниеносно выхватывая из кобуры «маузер». Трое бандитов Смита, что целились в их спины со стороны причала, наверное, ничего не успели понять; Абдулла расстрелял их из-под крупа лошади, свесившись с седла. У Верещагина не было времени оценить виртуозность трюка контрабандиста. Спешившись, он рванулся навстречу негру. Темнокожий небрежно пристрелил Трофима Уваровича и направил дымящиеся револьверы на Верещагина… но тут тяжелый, словно кузнечный молот, кулак врезался в его голову, расплющив нос, пробитый какой-то ритуальной деревяшкой.
Люди Абдуллы — Махмуд и Алим — в тот же миг метнулись на корабль. Один — на ют, второй — на трап, ведущий на шканцы. Загрохотали выстрелы, послышался дребезг разбивающихся стекол, запели среди рангоута рикошеты…
Одновременно со стороны берега послышались крики и частые выстрелы. Это остатки банды Смита, еще не зная о смерти главаря, но подозревая, что на корабле все пошло не так, как было запланировано, атаковали караван. Абдулла с гиком и присвистом помчался на помощь своему отряду.
Африканец, который только что пускал на палубе кровавые пузыри, вновь оказался на ногах. Верещагин почувствовал движение за спиной и обернулся… для того, чтобы содрогнуться от трех хлестких ударов подряд. Африканец дрался, как заправской боксер: он скользил вперед, бил, перемещался вбок, отходил и затем снова атаковал… Верещагин закрывался руками и отступал. Дикарь свирепел — то ли от запаха крови, то ли от осознания того, что главарь банды, святой мститель и не сложившийся император пустыни, мертв и валяется среди разбросанного на палубе мусора. Удары африканца становились все яростней и предсказуемей… пока черный кулак на излете не оказался зажат в тисках ладони таможенника. Вновь взметнулся молот Верещагина, и африканец обмяк. Но упасть навзничь ему было не суждено: Верещагин подхватил темнокожего на руки, поднял над головой и швырнул за борт.
— Помойся маленько…
— Эй, таможенник! — услышал Верещагин слабый голос.
Смит перевернулся на бок. Одной рукой он зажимал края страшной раны, протянувшейся поперек живота, а в другой держал револьвер. Оружие дрожало в слабеющей ладони умирающего.
Но с четырех шагов, разделяющих их, мог промахнуться только покойник.
— Кладите его на землю… голову выше!
Это Абдулла. А может, сама тьма.
— Все хорошо, дорогой, не надо волноваться! Ты на берегу, возле таможни. Жди следующего корабля, если захочешь повидать своего бога. Судьбу не перепишешь — на суше тебе не погибнуть… — Слова контрабандиста поглотила темнота.