Русская Индия
Шрифт:
В этот день я добровольно и без всякого на это принуждения направился в английский лагерь в Пит-Ретифском округе, на границе Свазиленда.
Так как я просрочил свой отпуск приблизительно на год, то, по русским военным законам, я подлежу исключению из службы и, в случае возвращения в Россию, заключению в крепости от 6 до 12 месяцев.
Поэтому я почтительнейше прошу Вас уведомить русские военные власти, что я военнопленный и лишен в настоящее время возможности вернуться в Россию. Нет никаких доказательств того, чтобы я нарушил присягу нейтралитета, так как я не был взят на поле сражения, а добровольно явился к англичанам.
Не откажите в любезности сообщить мне, нет ли книг на английском языке о Трансваальской войне и какие из (слово не разобрано. — Авт.). Можно ли достать в Коломбо книгу, озаглавленную «После Претории;
Прошу также не отказать мне прислать старые русские газеты, которые я Вам возвращу по прочтении.
Так как наш цензор не знает русского языка, прошу ответ Ваш составить на английском или голландском языке.
Заранее благодаря Вас, остаюсь Ваш покорнейший слуга Шульженко.
N.B. Так как я не владею английским языком, вышеизложенное написано моим приятелем.
9 августа 1901 года. Из письма военного министра генерала от инфантерии А. Н. Куропаткина министру иностранных дел графу В. Н. Ламздорфу с просьбой способствовать освобождению из плена штабс-капитана А. Н. Шульженко.
…Просьба войти в сношение с английским правительством для выяснения обстоятельств, при которых взят в плен означенный офицер… Причем, принимая во внимание, что штабс-капитан Шульженко во всех отношениях прекрасный офицер и отличался всегда честным и добросовестным исполнением всех обязательств по долгу военной службы, я позволю себе особенно просить, не изволите ли, Ваше Сиятельство, признать возможным оказать содействие к скорейшему возвращению его в Россию.
При этом считаю долгом присовокупить, что со стороны Военного министерства будут приняты все меры к тому, чтобы штабс-капитан Шульженко не принимал более никакого участия в Англо-Трансваальской войне.
Военный министр генерал от инфантерии Куропаткин.
22 сентября 1901 года. Донесение Генерального консула в Индии В. О. фон Клемма директору Первого департамента МИДа Н. Г. Гартвигу о получении им письма от штабс-капитана А. Н. Шульженко.
Содержащийся в Ахмед-Нагарском лагере пленных буров штабс-капитан Керченской крепостной минной роты Александр Шульженко на днях обратился, ко мне и к секретарю Генерального консульства Козакову с письмами, которые вопреки установленным для военнопленных правилам были посланы из Ахмед-Нагара помимо заведующего лагерем или цензора. Копии с обоих этих писем имею честь при сем представить.
Во избежание дальнейших попыток со стороны г. Шульженко сноситься со вверенным мне Генеральным консульством таким незаконным путем, попыток, которые в случае неудачи не преминули бы навлечь на нас справедливое подозрение и неудовольствие англичан, я оставил оба письма без ответа, из чего, я надеюсь, он поймет, что подобный способ сношения нам не желателен.
Не думаю, чтобы стоило возбуждать вопрос о неправильном взятии в плен этого русского офицера. Он сам говорит, что был захвачен с оружием в руках, а в одном из последних номеров «Нового времени» имеется описание его боевых подвигов в рядах буров. Все, что можно было пока сделать для облегчения его участи, исполнено: он получает письма от родных, снабжается русскими газетами и недавно заведующему лагерем пленных внесены для его надобности 472 рупии, присланные по высочайшему повелению из Главного штаба, и 182 рупии, присланные, вероятно, его родными. За неимением в Ахмед-Нагаре переводчика русского языка и для избавления вверенного мне Генерального консульства от необходимости переводить на английский язык все письма, которые получаются на имя Шульженки, заведующий лагерем майор Дикинсон разрешил ему получать письма без предварительной цензуры под честным словом, что в них не будет содержаться ничего противного правилам, установленным для военнопленных. Со временем,
Супруга командующего войсками Бомбейского округа Леди Уестмакот, посетившая недавно вместе со своим мужем Ахмед-Нагарский лагерь, приняла большое участие в г. Шульженке: она вызвала его, беседовала с ним (хотя и не без труда, так как офицер этот говорит только по-французски, да и то чрезвычайно плохо) и, наконец, велела снять с него фотографию, которую она хочет через меня послать его родным.
Леди Уестмакот рассказывала мне о впечатлении, которое произвели на нее пленные буры. Она глубоко возмущается тем, что среди них такое множество детей 12–16-летнего возраста. Она вызвала младшего из них и спросила его, не тяготится ли он очень пленом. «Напротив, — отвечал мальчик, — чем дольше мой плен будет продолжаться, тем лучше, ибо это служит мне доказательством, что там, на родине, борьба за свободу отечества еще продолжается». На вопрос генерала Уестмакота, что бы он сделал, если бы его отпустили, мальчик отвечал просто: «Я стал бы опять воевать против вас». Этот маленький герой был, по словам майора Дикинсона, дважды захвачен с оружием в руках: первый раз его высекли и отпустили, а второй раз решили удержать военнопленным. Отец его пал на войне, а мать и младшие братья и сестры томятся в английском лагере в Южной Африке.
На днях в Бомбей прибыла новая партия военнопленных, среди коих многие оказались больными корью, почему партия и содержится пока в карантине.
С глубоким почтением и таковою же преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугой.
В. Клемм.
(надпись на первой странице документа) Мне кажется, надо сообщить это военному м[инист]ру.
1 октября 1901 года. Письмо штабс-капитана А. Н. Шульженко Генеральному консулу в Бомбее В. О. фон Клемму о взятии его в плен и с просьбой о помощи.
Не откажите в Вашем совете по некоторым вопросам. Я, штабс-капитан Керченской крепостной минной роты Александр Шульженко, в октябре 1899 года получ ил заграничный отпуск и поехал в Южную Африку для изучения войны на свой страх и риск. Здесь я пробыл 15 месяцев при командах буров и наконец решил вернуться в Россию. Так как все выходы были заняты англичанами, то я направился добровольно в английский лагерь при г. Пит-Ретифе. Дорогой через кафрскую страну я подвергся нападению кафров, которые захватили меня и представили в лагерь Ланкаширского полка 6-го апреля. Со мной была винтовка (к сожалению, не успел пустить ее в ход по этим негодяям), которую имел для обороны от кафров, разбойничавших в этой местности. Участия моего в войне и нарушения нейтралитета англичане доказать не могут. Так как эта война затянется еще на несколько лет, то не могу ли я через Вас ходатайствовать о назначении суда и следствия для доказания нарушения мною нейтралитета. Пока участие мое в войне не доказано, я имею право пользоваться покровительством русских законов. Кроме этого, не могу ли я ходатайствовать через Вас о предоставлении мне, как русскому офицеру, некоторой свободы на слово, хотя бы только ежедневно прогуливаться по окрестностям Ах-меднагара. Мы здесь сидим в форте, как разбойники, и только два раза в неделю имеем часовую прогулку под сильным конвоем. За злоупотребление мной свободой англичане могут назначить какие угодно наказания до расстреляния включительно. Или, может быть, в обеспечение моего слова я могу представить некоторую сумму денег.
Мой заграничный отпуск давно просрочен, и по возвращении в Россию меня ожидает, вероятно, отсидка в крепости.
Преданный Вам и проч.
12 февраля 1902 года. Донесение Генерального консула в Бомбее В. О. фон Клемма директору Первого департамента МИДа Н. Г. Гартвигу о его посещении штабс-капитана А. Н. Шульженко в лагере военнопленных.