Русская красавица. Антология смерти
Шрифт:
Тут обнаружилась одна из главных моих странностей – наличие герметичного клапана внутри головы. Чтобы ни было на душе, как бы ни давило оттуда дрянью, едва речь заходит о каком-то деле, я могу отключиться от ощущений и работать только мозгом. Клапан наглухо защищает мозг от остальной меня. Так было и тогда, когда мы придумывали „Русскую красавицу”, и когда нечаянно изобрели маску, и когда писали загадочные письма Рыбке, и когда записывали на диктофон наброски первой песни, и когда любительской камерой снимали импровизированный клип, и когда я хладнокровно сообщала друзьям, что нашла новую работу, страшно занята, и ото всех ухожу… Клапан открывался лишь ночами.
Пашенька – единственный, кого не смогла вычеркнуть. Не из привязанности, а потому, что не дался. Он настойчиво ассоциировался с загубленным в сталинском лагере Мандельштамом, за что я гнала этого /лукавого певца захожего с ресницами нет длинней/ куда подальше. Но он, единственный из всех разгоняемых, приходил снова, настаивал, просил:
– Знаю, что вы не любите гостей, но я на секундочку. Просто так. Марина, мне кажется, у вас что-то случилось, и, как бы вы ни гнали меня, я не уйду. Каждый раз оставляю вас, а потом терзаюсь. В таком состоянии людей нельзя в одиночестве бросать… Не гоните, всё равно не уйду!
В результате, остался рядом. В конце концов, я ж не писать о нём собиралась. Я просто так себе помысливала… Но не о Пашеньке сейчас речь.
Концепция группы, наш самодельный клип и тексты будущих песен, которые я ваяла под чутким руководством Артура, Рыбке понравились. О письмах и говорить нечего. Их писал Артур, отлично знающий все Рыбкины требования к будущей звезде. И вот, долгожданный час собеседования. Черубину сразу пригласили на виллу. Рыбка, напыщенный и важный, восседал за своим громадным рабочим столом. Сбоку ёрзала на стуле раздосадованная Лиличка. Если верить словам Артура, о новой претендентке и её переписке с боссом Лиличка узнала за полчаса до собеседования. Рыбка к тому времени успел пообещать Лиличке непосредственное участие в проекте, поэтому вовсе скрыть от неё визит Черубины не посмел. Артур, которому было поручено встретить гостью (то есть меня) и препроводить на виллу, наигранно неловко мялся в дверях. Я развалилась в мягком кожаном кресле, как в родной постели. Надлежало держаться вызывающе.
– Может, вы всё же снимете этот.. г-х-м… головной убор. – Рыбка оценил мой облик вполне по заслугам и теперь хотел увидеть настоящее лицо.
– Хотела бы сделать это после принятия окончательного решения. Не хочу влиять. – пресекла я.
– Вы настолько красивы или настолько уродливы?! – это, конечно, Лиличка.
– Настолько умна, – ответ я заготовила заранее, – Я ж работать сюда пришла, значит, буду демонстрировать свой сценический образ. Зачем нам предвзятые мнения?
Рыбка – страстный, как считал Артур, обожатель красивых сюжетов – принял мою игру.
– Да! – с разгона вступил он, – Человек дела, вот кто нам нужен. Не из тех, что мордой торговать приходят, а из тех, что образ держут!
Я едва не расхохоталась. Это была цитата из одного „моего” письма к Рыбке, в свою очередь украденная Артуром у Лилички, ласково втирающей эту истину в голову босса, в качестве аргумента против работы с Мариной Бесфамильной. Теперь этот же аргумент оборачивался „за”.
Ещё целых полчаса маска издевалась над окружающими. Вопросов была масса, но я, наученная тогда ещё верным и пылким Артуром, отбивала их, как бешеная бита мячики в древней компьютерной игре „арканоид”.
– Нет, я даже острее вопрос задам, – горячо отстранял Рыбку он, – Вопрос должен стоять ребром! Скажите, а вы…
И спрашивал, естественно, о чём-то вырепетированном. В результате мы победили всех. Рыбка прямо при мне начал опрос криэйторов проекта. «Если начнёт опрашивать, не попросив тебя выйти, значит, уже принял решение и уверен в нашей поддержке», – предупреждал Артур за день до собеседования.
– Артур? – Рыбка спрашивал торжественно, словно совершая какой-то ритуал.
– Меня всё устраивает. Возьмусь за этот материал с удовольствием.
– Лилия?
В ходе беседы Лиличка была мною куплена с потрохами. Я демонстрировала удивительное равнодушие к финансовым вопросам, умение держать дистанцию с Геннадием, уважение к Лиличке, лёгкую симпатию к Артуру и болезненный интерес к творчеству. Такие люди Лиличке были нужны: и работать может, и дура…
– Я бы остановилась на этой кандидатуре, – Лиличка покровительственно улыбнулась мне.
– А я вот пока воздержусь, – ошарашил Рыбка, – Мне всё очень понравилось. Всё очень подходит… Но окончательный свой ответ я сообщу несколько позже…
Рыбка неоднократно признавался потом Артуру, что в тот момент твёрдо решил сам разузнать тайну маски, чтоб эпатировать позже ряженую своей информированностью. Мудрый Артур предвидел и такую развязку. В таком случае мы запланировали рисковать. Раскрывать карты и гнуть свою линию. Мол, теперь понимаете, что непредвзятому взгляду Марина Бесфамильная кажется достойной кандидатурой? Я должна была показать лицо, все – ахнуть, а Артур кинуться на рожон:
– А кто-то божился, что не смешивает личные отношения с бизнесом!!! Да, я врал, но делал это во имя искусства. А красиво мы вас «сделали», да? – всем этим и историей о подобном розыгрыше в кругах великих людей, он должен был подавить любое сопротивление. Увы, мы сбились со сценария.. Исключительно по моей вине.. .Захотелось театральных жестов. Я гордо встала.
– Уверена, что ответите отрицательно, – искренняя трагедия в интонации должна была подтвердиться печатью скорби на лице. – Не будем больше морочить друг другу головы…
И я сняла маску. Напряжённая пауза прервалась Рыбкиным выдохом.
– Ну, знаете ли! – запыхтел он, – Артур, есть разговор! – таким тоном говорят обычно «Артур, к ноге!», но будущий мой арт-директор ничуть не смутился и засеменил за Рыбкой, добродушно смеясь и извергая что-то успокоительное.
Мы с Лиличкой остались одни. Она вдруг прикрыла рот брильянчатой ладонью и принялась ловить смешки.
– Это не я! – понимая нелепость ситуации, проговорила я, – Это – Артур. Я ему изначально говорила, что если ребята против меня настроены, так и соваться не следует…
На лице Лилички отразилась заинтересованность. А я тогда вдруг поняла, почему в кабинете Рыбки задёрнуты шторы и царит полутьма. При таком освещении толстый слой тонального крема незаметен, и вообще неестественность смотрится настоящим шармом. Сейчас Лиличка казалась очень красивой. Это натолкнуло меня на одну идею…
– Вы считаете, что вас изначально не приняли в проект из-за того, что мы настроены против вас? – чёрные брови взметнулись к рваным краям чёлки, Лиличка насторожилась, – А кто вам это сказал?