Русская красавица. Антология смерти
Шрифт:
По-матерински укрываю постель пледом. Воспоминания о Свинтусе побуждают о ней особенно заботится. Между прочим, кроме гадостей всяких, она и радостей тоже видела предостаточно. И восторженных пробуждений рядом с осуществлёнными мечтами, и развесёлых прегрешений, и серьёзных впечатляющих грехов… Но настроение паршивое, оттого вспоминается в основном неприятное. Свижусь с нею, остывшей и одинокой постелькой, теперь только осенью. Звучит впечатляюще, примерно, как, когда говорят: «Мы родились ещё в прошлом веке!» На самом деле уезжаю я всего на неделю, а прошлый век сменился нынешним всего несколько лет назад. Любовно навожу порядок в комнате. Пашенька забыл в стакане за шторкой свою бритву. Вспоминаю, как Сонечка смеялась
– Летите к чёрту, зачатки фетишизма!
Ох, что-то я не в меру чертыхаюсь перед дорогой. Не к добру это. Господи, как я не хочу ехать! Оттого и представляется всё в максимально паршивом свете.
Предстоящий концертный тур настраивает против себя сразу по двум причинам: я не хочу давать концерты, и, самое главное, чувствую приступ тошноты от одной мысли, что придётся провести целую неделю вплотную с Артуром, Рыбкой и Лиличкой.
Лиличка недавно выдала нечто любопытное. Подловила меня как-то в коридоре и давай секретничать.
– Это смешно, но по-моему они тебя боятся, – уверенная хрипотца и жгучий прямой взгляд делали её какой-то электрической. – Я говорю, ну что вы, как маленькие. Она ж не дура. Всё в должном виде пройдёт… Ты мне скажи, вот так, с глазу на глаз. Ты ж не дура, да?
– Не мне судить, – пожимаю плечами, – А что?
– Да так, – Лиличка со скоростью электровзбивалки вертит в пальцах кончик своего шёлкового шарфика, – Говорят, ты там ещё и книжку пишешь? Генка недоволён… Бросила бы ты её писать, а то всех друзей растеряешь…
«Невелика потеря», – подумалось, – «Таких друзей, как Рыбка с Артуром, нам не надобно».
– Я не про Геннадия, – пристально глядя в глаза, поспешила прибавить Лиличка. Потом многозначительно цокнула язычком, чинно развернулась и стремительно унеслась по своим секретарским обязанностям.
А моё истеричное воображение было радо любому корму. «Что она имела в виду? Ну конечно, Марину-массажистку! «Всех друзей растеряешь», – сказала она, подразумевая, что одного, вот, друга уже моя строптивость подвела, дальше могут быть ещё жертвы. Именно так! Потому что назвать Рыбку моим другом ни у кого, тем более у Лилички, язык бы не поднялся. Значит, она намекала на исчезновение Марины. Зачем? Чтоб предупредить, или чтоб запугать? Кто она? Сочувствующая? Мне или им? А может, Лиличка и есть главный двигатель всех склок последнего времени? Отчего же она решила подсказать мне про Марину?» – всё это роилось у меня в голове, и свело бы меня с ума, если б я не разыскала Лиличку и не задала ей прямой вопрос.
– Кого я растеряю? – чтобы перехватить её, пришлось немало побегать. С уверенностью бронетранспортёра и со скоростью боинга она с кипой бумаг неслась к авто, – Погоди! – я бросилась наперерез, – Каких друзей я растеряю? О чём ты?
Лиличке мой вопрос явно доставил массу удовольствия. Интриги были её родной стихией. И такая рьяная на них реакция лилась бальзамом на её истерзанные невниманием раны.
– Ну что ж ты… – она покровительственно поправила завернувшуюся лямку на моей ключице, – Сама не понимаешь? В каждом деле у человека есть враги, и есть доброжелатели. – она томно растягивала слова и смотрела на меня снизу, но свысока, – Геннадий не хотел тебя с самого начала. Собственно, это я убедила его купиться на тот ваш обман. Уж больно красиво… Выходит, твоими покровителями здесь были мы с Артуром. Но и нас может напугать твоё упорное желание всё испортить…
Вся с иголочки, вся невозмутимая, вся не настоящая… Я не понимала,
– Какое желание? – я решила не отставать, пока не разберусь, – Что я порчу?! Круглосуточно репетирую этот долбаный концерт. Две новые песни записала. Маску ношу, руки перед едой мою… В чём дело? Что за отношение ко мне?
– Не знаю, – спокойно и насмешливо ответила Лиличка, – Спроси у Артура. Я всего лишь секретарь. Многое мне не доступно и не интересно…
Это явная месть вернула меня на землю, я окончательно поняла, что ничего не узнаю, и отстала. Когда-то давно Лиличка была против приёма меня на роль звезды. Артур, убеждая Рыбку, позволил себе выкрикнуть: «Ну, при чём здесь мнение Лилии? Она всего лишь секретарь. Многое ей не доступно и не интересно!!!» Как видно, Лиличка запомнила те слова, хотя мнение обо мне после открытого собеседования изменила. Как только поняла, что я не порыбачить, а поработать пришла, так и успокоилась. Женщины, не посягающие на Рыбкино внимание, её не интересовали. Но вернуть фразу Артура она не забыла… Браво!
Лиличка приземлилась на заднее сидение, а я со своими тревогами прошествовала в столовую. И чего она меня всякий раз так усердно отсылает к Артуру? Может, у неё миссия такая, заставить меня ему доверять и видеть в нём последнюю инстанцию? Может, сделать вид, что ей это удалось? За всеми этими склоками я настолько потерялась, что, кажется, сама теперь превращалась в главную склочницу и интриганку.
– Этот тур окончательно добьёт меня. Двадцать четыре часа в сутки под обстрелом всеобщей недоброжелательности! – вслух сокрушалась я, – И ведь с нормальными людьми не поговоришь – для всех я просто маска. Загадочная звезда с табу на общение…
Я вспоминала, как шарахаются от меня на репетициях люди, и злилась. Все попросту боятся со мной пересечься. Это ж видно! Их накрутили! Предупредили, что каждый, вошедший в контакт будет уволен или ещё что-нибудь… Даже не знаю, чем можно было оттеснить нормальный живой народ на такую дистанцию.
Терпеливо выслушав мои жалобы, телефон расчувствовался и зашёлся плачем. Сто раз собиралась сменить мелодию звонка, да всё руки не доходили! Хватаю трубку, молчу, как обычно. Вслушиваюсь. В коридоре к телефону подошла Волкова.
– Слушаю. Кто вам нужен? – все соседи выдрессированы и стойко выдерживают натиски врагов.
За ежемесячный солидный взнос «в фонд благополучия квартиры», мне позволили выделиться и окомфортиться. Взнос этот плачу я одна, и фонд придуман Волковой именно для меня. Удивляюсь, как она решилась не настаивать на официальном оформлении дела. Впрочем… Официоз ей тут был бы не выгоден. Потолки в коридорах так и остались не побеленными, стены в ванной всё шелушатся… Прям интересно, на что соседи тратят мои вливания? Полагаю, попросту делят на количество жильцов и раздают на руки. Иначе, чем объяснить такую слаженность в смысле телефонного обслуживания? Все знают, что у меня параллельная трубка, и что я, если дома, тихонечко снимаю её на каждый звонок. Если звонят не мне, то незаметный щелчок в аппарате оповещает, что я отключилась, и соседи могут спокойно разговаривать. Если же к телефону требуют меня, то – соседи знали и выполняли с радостью – звать меня не следует, а следует перекинуться с трубкой парочкой ничего не значащих фраз. Если за это время я не вмешиваюсь в разговор, значит, не желаю разговаривать, и можно смело сообщать звонящему о моем отсутствии дома. Не знаю уж, что про меня теперь думали соседи – «бандитка-эксплуататорша-спекулянтка» – я слышала вслед только один раз, когда нечаянно наступила на ногу Масковской. Но, что бы там ни было, нынешнее положение телефонных дел меня вполне устраивало.