Русская красавица. Антология смерти

Потанина Ирина Сергеевна

– Посмотреть дашь? Не боись, не обижу…

Успокаиваюсь, отдаю серьги. Такие массово продаются по всем магазинам. Никакое это не доказательство. И потом, что доказывать? Зачем? Шоу-бизнес – злая игра для азартных людей, которым нравится жать кнопки в черепушках потребителей. Чтобы пробиться без этих кнопочек, нужен огромный артистический дар. У меня этого нет. Не хочу больше лжи и грязи, не хочу войн…Хочу свободы. Сценический образ отбирает её. Не зря Мандельштам выводил актерскую профессию, как противоположную поэтической. Каждый должен заниматься своим делом… Хочу писать себе, и тем, кто захочет читать. Не хочу навязывать. Не хочу управлять… И ещё – никогда больше не хочу связываться с этими психами… Я умываю

руки.

На прощанье выпрашиваю у водителя телефонную карточку. Свинтус слишком далеко, маму тревожить нельзя, поэтому звоню Сонечке. Судьба в очередной раз ставит меня раком, и я, осознавая критичность момента, покорно обращаюсь за помощью к обидевшему меня человечку… М-да, если отказываться, так от всех принципов сразу. От души хохочу, вспоминая, как минуту назад собиралась заниматься лишь своим делом.

В трубке застенчивый мужской голос… Вычёркивай, не вычёркивай, он всегда в наличии…

– Привет, Павлуша, мне бы Сонечку. Сонечка? Слушай, что ты там про Магадан говорила? Да хоть сейчас! Да. Хочу уехать на два месяца с этим твоим номером статистки и агитационным поездом. Это даже здорово, что по Украине… Выезд из Киева? Замечательно. Послезавтра? Отлично. А меня возьмут? Ты пока решай возьмут или не возьмут, а я к тебе поеду. Я, понимаешь ли, в бегах. Почти как государственный преступник. Мне ночевать дома опасно…

Господи, ну почему я не могла сказать, что прячусь от какого-нибудь назойливого любовника… Теперь ведь придётся всё рассказать.

– Сонечка! – кричу в догонку, поймав чуткую подругу на полпути к коротким гудкам, – Погоди! Только пообещай, что ни о чём не будешь расспрашивать, а то не прийду…

– Бежим, бежим скорее! – худенький молодой человек волоком тащит за собой грузную девушку. Она усердно пыхтит, но переставляет ноги очень медленно, – На метро опоздаем!

Мигом возвращаюсь в реальность. Я на свободе! Я не обезличена! Я в центре города и опаздываю на метро! Срываюсь с места, хватаю грузную девушку за вторую руку и бегу, что есть мочи. За турникетами останавливаемся отдышаться. Моложёжь нынче пошла доверчивая и ко всему привыкшая. Они говорят мне спасибо. Странно, я бы сопротивлялась и пугалась.

– Какой у вас шрамик модный, – улыбается девочка, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках, – Настоящий? Говорят, их теперь на базаре накладные продают. Чтоб, как у Черубины…

* * *

– Трагически скончалась! Прямо на концерте! Оттого, что, не восстановив силы после травмы, решила всё же принять предложение клуба и дать серию вечерних выступлений! Остановка сердца! Прямо во время выступления!

– Как Миронов! – мечтательно шепчет Сонечка, занося тарелку с хрустящими гренками над столом, и тут же набрасывается на меня, – Что ты к этим новостям приклеилась? Подумаешь, Черубиной больше, Черубиной меньше. Тут бы самим живыми бы остаться… Меня в театре чуть не убили за такие проделки. Но ничего, смирились…

Тут в новостях показывают лицо погибшей Черубины. Предусмотрительно подставляю ладони под вылетевшую из рук хозяйки тарелку.

– Так это ж та самая! Ох… Ты потому её найти просила, да? Ой, жалко девку. Ты извини. Я не думала, что она твоя знакомая…

В ушах настойчиво звенит Артуровское «всё пойдёт по плану».

За общей сумятицей никто не заметил ещё одной новости. Её передали фоном, сразу после шокирующего известия о смерти Черуьины. Новость эта пронзает меня насквозь и больше всего на свете я хочу сейчас вырваться из этого кошмара, именуемого „жизнь”… Обрывок долетевшей до меня новости был таков: „… Вчера, при посадке в аэропорту потерпел крушение частный самолёт этого предпринимателя. Все шесть человек, находившихся на борту, погибли. Среди них был наш коллега, постоянный ведущий многих интерактивных шоу…” После того, как произнесли имя моего Горбуна, я резко нажала

кнопку на пульте, чтобы не услышать никакого нового бреда. Абсурд принимал всё более маразматичные формы. Аналогии снова сбываются, Марина доиграла отведенную мне роль, я еду играть отведенную Сонечке… Актёры смешиваются, сюжеты неизменны. Я не хочу больше об этом ничего слышать!

– Ой, а у неё ведь двое деток было… Знаешь, я их как увидела, так давай реветь… Вспомнила, что своих не будет уже, и в истерику… А Павлуша испугался… Слушай, а может, я их себе заберу? – Сонечка решительно хватает телефонную трубку, так, будто намеревается немедленно звонить в комитет по пристраиванию Черубиновских детей.

– Не выдумывай, – бурчу, – Об этих детях есть, кому позаботиться…

Где-то в закоулках воображения представляю, как Марина-массажистка, быстро упаковывает чемоданы, щёлкает детишек по одинаковым носам, строго говорит:

– Дети, мы срочно уезжаем! Вы едете с дядей, я присоединюсь к вам позже…

Артур сгребает детишек в охапку своими тонкими пальцами-щупальцами и уносит их в машину.

– Я готова! – сообщает Марина. Из прихожей появляются Рыбка с Лиличкой в белых халатах. Они обвешаны шприцами, скальпелями и гинекологическими зеркалами. В руках у Лилички грязная подошва от ботинка. Рядом убивается Сонечка. Он просит отдать ей этих детей. Как Айседора Дункан, потерявшая в жуткой автокатастрофе маленьких сына и дочь, и в каждом ребёнке с тех пор видящая страшное напоминание, Сонечка в каждой встрече с детьми видит укор и намёк на собственное бесплодие. Одна Сонечка, та, что из моих придумок, плачет о Марининых детях, другая, та, что из реальности, бежит открывать входную дверь. Там кто-то пришёл.

Интересно, а что на самом деле будет с Мариной массажисткой? Ведь не убили же они её на самом деле? Решаю когда-нибудь вернуться к этой теме. Разыскать, расспросить, высказать. Отчитать, если будет, кого отчитывать и оплакать, если сюжет окажется более жестоким.

– Не было там никакой слежки! – посмеивается Пашенька, вернувшийся из похода за моими вещами. Он оставил сумку в коридоре, а ноутбук принёс в комнату. – Просили? Получите! Но вообще, никто там вас не поджидал, и соседи никого не видели…

– А та девочка, что с детками, ну, которую мы для Марины выслеживали, она, оказывается, Черубина. И она сегодня умерла! – сообщает Сонечка свежие сплетни.

Пашенька в недоумении моргает. Я молчу.

– А, ну тогда ясно, чего Свинтус тебе телефон обрывает, – выдаёт вдруг Пашенька, – Ты позвони ему, скажи, что жива…

Сонечка ничего не понимает, но сейчас ей не до скандалов по этому поводу.

– Давайте быстрее пить кофе! На поезд опоздаешь! Билеты уже взяли. Вы едете до Киева, а там переходите в распоряжение какого-то украинского режиссёра. Обещают, что он говорит по-русски…

Всё уже решено. Ближайшие два месяца меня никто не достанет. Что именно изображать в роли, мне расскажет Сонечкин партнёр по сценкам. Сделает он это прямо в поезде на Киев. Сонечка и сама не представляет, как близка была к правде, когда рекомендовала меня, как матёрую актрису с солидным опытом работы.

* * *

Возле вагона толпится народ. Сонечка спешно представляет меня Льву Александровичу, благородного вида высокому старику, удивительно похожему на льва Бонифация. Всматриваюсь остро. С этим человеком мне предстоит провести ближайшие месяцы жизни. Пока он обходителен и блестящ. Рассказывает весело, что партия, в поддержку которой весь этот тур и произойдёт, называется «За Едыну Украину». Предъявляет кулёчки с изображением вилок и тарелок и сокращённым слоганом: «За ЕДУ!». Похохатывает с матерком. Говорит, будто изначально планировалось название: «За Едыну Багату Украину», но потом кто-то справедливо рассудил, что сокращение тогда будет не совсем приличным, и слово «багата» испарилось…