Русская красавица. Кабаре
Шрифт:
Наши кинулись утешать стенающего и распрашивать, что это за места, и где тут можно найти магазин.
– Марин, ты знаешь их, да? – верной тенью за спиной вырос посланник Зинаиды – Малой. Вот ей Богу, ходил бы он так за мной по пятам по собственному усмотрению, а не от примовских науськиваний, влюбилась бы. Просто ради разбиения образа вдовствующей страдалицы отдалась бы, шутя. А так что-то не хочется. Слишком уж Малой стал подкаблучным – Зинаида приручила. Даже Валюшу свою забросил, чтоб опекой меня окружить. – Ты их знаешь?
–
Сложно, Дим, сформулировать, что чувствовала я в тот момент на самом деле.
Несовместимое совместилось. Миры смешались, чистокровные локации поддались вырождению. Помню, что моментально вспомнила о бесчинствах княгини Ольги, и усмехнулась, мол, теперь понимаю ее прекрасно: и сама бы сейчас с удовольствием пару-тройку послов живьем в землю закопала. В мой мир! В мой – собственноручно выбранный, в качестве укрытия от этой шоубизнесовской братии сооруженный – и вдруг так нагло врываются призраки прошлого.
С другой стороны, мне вдруг резко стало легче. Во-первых, враг теперь был не внутри меня, а снаружи – резал не угрызениями совести и мыслями типа «а вот если бы я тогда поступила не так, все были бы живы», а вполне конкретным неправомощным вторжением в мою жизнь – а, значит, существовали вполне земные, реальные способы от врага этого отделаться. Во-вторых, не права была Зинаида, утверждая, что «женщина с прошлым» это плохо. Если за мной приехали, если меня ищут и помнят… Значит, я существую. Значит, стою чего-то. А мне сейчас так важно было ощутить это.
Но ревизоры, как выяснилось, приехали вовсе не за мной. Ожидаемого прихода гонцов, объявляющих: «Марина, вас вызывают», не последовало. Передвижной что-то устраивал в штабном вагоне, гонял проводниц и официантку… Горланил что-то в рацию. И вот, по поезду поползли первые слухи…
– Слышала? – Малой смотался на разведку и теперь полон новостей, – Концерт в Коростене отменили. Передвижной и Георгий оба в истерике… Срывают зло на ни в чем не повинной Валюше. По крайней мере, она мне так рассказала. Лютует наше начальство, потому что и на него самого начальство нашлось.
«Только бы не приказал повесить всех сгоряча», – мелькнула шальная мысль у меня. Я, как ты знаешь, все на свои мерки перевожу. – «Только б в настоящего Слащова не обратился. Все что угодно, только не очередное сбывание моих аналогий!»
Это, Димочка, был тот редкий случай, когда некто свыше меня послушался. Дальше все пошло так, как я и примерно не могла себе представить:
Спустя час, крадучись, в наш вагон просочился Артур, встретился со мной безумными глазами, потребовал уединения и… принялся забрасывать совершенно неправдоподобной информацией, напирая на то, что я немедленно должна покинуть кабаре.
– Марина, ты в себе? – Артур уже несколько раз терял всякое
Конечно, не реагировала: была занята другим важным разговором. Не знаешь, случайно, с кем? До чего ты, Димка, не чуткий все-таки. Черствый, я бы сказала. «Он не умел любить – не привык смолоду», – в сердцах писала о муже Софья Андреевна Толстая – жена великого старца. Как это тонко сказано, и как это про тебя…
– Я вынужден истолковать твое полумолчание, как издевательство, – Артур обижается окончательно. Решаю исправляться: в конце концов, он виноват настолько во многом, что мстить было бы слишком мелко…
– Давай разберемся, – говорю устало. – Что ты хочешь?
Артур моментально снова оживляется:
– Говорю же, говорю же, говорю же – поехали. Не хочешь со мной – сама уезжай.
– Почему? Объясни толком.
– Это слишком конфеденциальная информация…
Ну вот, опять все сначала. Машинально снова переключаюсь на свои мысли…
– Стой! – похоже, Артур замечает мою отлучку по выражению лица. – Хорошо, – вздыхает обреченно. – Я расскажу тебе. Объясню все с самого начала. Только пообещай… Пообещай, что после этого уедешь со мной.
Почему? Почему каждый новый виток моей жизни оказывается вынужденным? От безысходности ли, от скуки, от равнодушия…все равно без моих к тому усилий и мечтаний об этом. Может, это и называется судьбой? Ну, когда о чем-то даже не задумываешься, а оно само находит тебя и забирает… Нет. Надоело. Ни за что не соглашусь на подобную авантюру…
– Хорошо. Обещаю. – рефлекс срабатывает быстрее, чем результаты размышлений доходят до мозга. В который раз предаю сама себя, мучаюсь этим предательством, но изменить уже ничего не могу. Пообещала уже… – Уеду. Рассказывай!
– Сейчас же! Едем немедленно! – Артур продолжает свой получасовый настойчивый бред.
Я устала. От него, от себя, от нас… Я ничего толком не понимаю, в рассказанном, и нужно время, много времени, чтоб как-то отреагировать. Мне бы с тобой, Димка, все это оговорить… А Артур, гад, склонился надсмотрщиком над душой и пилит, пилит, настаивает… Тошно!
– Ну что ты кривишься, как капризный ребенок. Собирай вещи! Пойми, здесь все равно уже ничто не заживет.
Знакомые интонации вырывают из оцепенения и жалости к себе. Ах, так! И этот тоже со своими моральными врачеваниями! Уже, похоже, доложили ему о мнимом моем помешательстве… Надо же: «Здесь не заживет!»
– Оно нигде не заживёт. – говорю спокойно: так, будто речь вовсе не обо мне. – Есть раны, которые не затягиваются, но и не мешают жить. И потом, сменой локации ничего не залечишь…