Русская литература в ХХ веке. Обретения и утраты: учебное пособие
Шрифт:
Что же помогает художнику отыскать необходимый ракурс, заставить слово обнаружить свои скрытые свойства?
Паустовский считает, что «…существует своего рода закон воздействия писательского слова на читателя. Если писатель, работая, не видит за словами того, о чём он пишет, то и читатель ничего не увидит за ними. Но если писатель хорошо видит то, о чём пишет, то самые простые и даже стёртые слова приобретают новизну, действуют на читателя с разительной силой и вызывают у него те мысли, чувства и состояния, какие писатель хотел ему передать. В этом, очевидно, и заключается тайна так называемого подтекста»137).
Борьба
Наш язык – наш меч, наш свет, наша любовь, наша гордость! Глубоко прав Тургенев, сказавший, что такой великий язык мог быть дан только великому народу»138).
В представлении Паустовского работа писателя над языком имеет как бы две стороны: выбор слова и «реставрация» его в определенном контексте. Слишком мало читателей знают пока об этой второй, но важной стороне творческого процесса.
И в этом плане трудно переоценить «Золотую розу». Научно-художественный жанр с его мозаичной композицией и цикличной структурой оказался наилучшим образом приспособленным для исследования процесса творчества художника слова. Книга появилась на стыке таких серьёзных научных дисциплин, как эстетика, литературоведение, психология творчества. Талант Паустовского с помощью художественного образа позволил высветить сложный научный материал как бы изнутри. В этой книге «животворящее начало», воображение, мощно стимулирует работу интеллекта и трудно провести грань между наукой и искусством: они образовали в «Золотой розе» нерасторжимое единство, источник, помогающий читателю формировать свои убеждения, вырабатывать свои взгляды, критерии, приемы в отношении к бесценному дару культуры – художественной литературе.
Искусство должно прикоснуться к каждому человеку и позвать его к совершенству. Паустовский был убеждён: «Есть в каждом сердце струна. Она обязательно отзовется даже на слабый призыв прекрасного»139). Лучше всего об этом сказано в «Золотой розе».
Раздел IV
«Пока в России Пушкин длится, Метелям не задуть свечу»
Прошло пятнадцать лет с тех пор, как не существует Советского Союза. Нет больше прежней цензуры, нет достопамятного Союза советских писателей. Нет издательств «Советский писатель» и «Художественная литература». Нет социалистического реализма. Свобода! Казалось бы, пришло время, о котором мечтал В. Маяковский: «Твори, выдумывай, пробуй». Но семьдесят лет не прошли даром. Заканчивает свой короткий век «другая» проза, от которой сохранились разве только патологический интерес к сексуальным проблемам и страсть к ненормативной лексике. Примечательно, что талантливые женщины-писательницы, чье многочисленное присутствие в современной прозе является её характерной приметой, мужчинам первенство в употреблении неприличных слов никак не уступают.
На глазах вянет постмодернизм. В том виде, в каком он функционировал у себя дома, в России не прижился. Возможно, сама почва русской литературы, её традиции неудобны для подобного искусства. В текущей научной и критической литературе термин «постмодернизм» попадается всё реже.
В 90-е годы мало заявляли о себе новые дарования.
Существенно понизился и общий эстетический уровень словесности. Когда возник книжный рынок, появилась возможность выбора. Но неожиданно для многих буквально расцвела массовая литература, потеснившая серьёзную книжную продукцию. Уже более десяти лет в местах скопления народа, у станций метро, на рынках, можно видеть пёстрые книжные развалы. Разноцветные мягкие обложки, популярные имена на титулах: А. Маринина,
В. Доценко, Д. Донцова, Ф. Незнанский, Б. Акунин и многие другие, не говоря уже о десятках переводных авторов. Судя по всему, дела у продавцов идут неплохо. Массовая литература обрела статус социального явления, чему немало способствовала повальная экранизация популярных авторов на телевидении.
У массовой литературы свой жанровый репертуар: книги криминального содержания (детектив, шпионский роман, боевик, триллер); фантастические жанры (фэнтези главным образом); розовый, или, как его еще называют, дамский роман, – литературный аналог телевизионных «мыльных опер»; костюмно-исторический роман, наследующий традиции В. Пикуля; порнографические книги, конкурирующие с видеопродукцией подобного же содержания, и некоторые другие.
Книги этих жанров, как правило, легко читаются, «проглатываются». Уровень их столь же пёстрый, как и их обложки. Можно наткнуться на книгу полуграмотного автора, а иногда попадаются и такие, где даже угадывается какой-то стиль. Но главная особенность массовой литературы – её стандартный облик. Везде одни и те же или очень похожие сюжетные ходы и ситуации. Близнецы-герои неутомимо кочуют из одной книги в другую, объясняясь на некоем псевдорусском языке с обильным включением специфической лексики. Это уже не лёгкое, а легчайшее чтение, не оставляющее никаких следов в памяти и чувствах читателя.
Отношение к массовой литературе в обществе так и не устоялось. Можно прочитать статьи, отыскивающие её корни в далеком прошлом, ведущие родословную из античной эпохи. В других работах называют в качестве её предшественников и родоначальников Агату Кристи и Артура Конан Дойла, Жоржа Сименона и Рекса Стаута. Некоторые же авторы, напротив, настроены решительно против массовой литературы, считая, что она не выдерживает никакой эстетической критики и плохо влияет на художественный вкус читателя, называют её рассадником пошлости и безвкусицы.
В то же время журналы печатают, а издательства издают традиционные художественные книги разного уровня и таланта – В. Маканина, М. Кураева, Л. Петрушевской, В. Пьецуха, А. Варламова, О. Славниковой, Л. Упицкой, М. Шишкина и др. Критикой они не обижены, о них пишут статьи и книги. Но наш предмет иной: каков теперешний читатель? Ему-то советское семидесятилетие дорого обошлось. О многом говорит читательское пристрастие к массовой литературе. Ведь пророчество футуристов – «бросить Пушкина, Толстого, Достоевского и проч., и проч.» – пытались реализовать всеми возможными и невозможными способами. И все-таки не удалось! Как же сегодня с этим обстоят дела? Увы, печально!