Русская литература в ХХ веке. Обретения и утраты: учебное пособие
Шрифт:
Еще в романтических поэмах «Кавказский пленник» и «Цыганы» Пушкин писал о героях, не удовлетворённых жизнью, ищущих счастье. Эта же тема, но уже в реалистическом плане поставлена в «Евгении Онегине». Она была подсказана поэту русской действительностью.
Получив наследство, Онегин поселился в деревне и решил заняться хозяйственными делами, читать и писать, – «но труд упорный ему был тошен, ничего не вышло из пера его». С помещиками, жившими по соседству, Онегин отношений не поддерживал: их разговоры «о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне» были ему неинтересны.
Онегин не находит себе места в жизни, достойного дела и глубоко страдает от этого. Трагедия Онегина – это трагедия многих пробудившихся молодых людей. У них не было возможности применить свои способности и
Складывается впечатление, что пятилетний перерыв в работе над характером главного героя романа был вызван неясностью для автора его дальнейшего пути. В критике в разное время много говорили о том, что Пушкин в заключение романа собирался сделать Онегина декабристом. Книги, вошедшие в круг чтения вернувшегося из странствий Онегина, вроде бы подтверждают это: они были настольными у многих декабристов. Но такие планы могли существовать только до 1825 года, до восстания на Сенатской площади. Позже автор не мог направить своего героя на путь, отвергнутый историей. Лучшее тому доказательство – окончательный текст «Евгения Онегина». В 1830 году, вернувшись после пятилетних раздумий к судьбе своего героя, Пушкин в соответствии со своими новыми принципами даёт ему возможность возродиться через любовь.
Внимание Пушкина-художника переключилось на исследование нравственности человека. Он вырабатывает формулу-оценку: «Самостоянье человека – залог величия его». Гуманизм в творчестве поэта становится определяющим, ведущим началом. Завершая свой творческий путь, поэт написал строки, исполненные глубокого смысла:
И долго буду тем любезен я народу,Что чувства добрые я лирой пробуждал,Что в мой жестокий век восславил я свободуИ милость к падшим призывал142).В гуманистическом духе завершён и роман «Евгений Онегин». Белинский писал: «Силы этой богатой натуры (героя романа) остались без приложения, жизнь без смысла, а роман без конца».
В таком «открытом» финале заключён глубокий художественный смысл. Читателю оставлена возможность размышлять над различными вариантами дальнейшей судьбы героев произведения. Но для самого Пушкина их дальнейшие конкретные пути не так важны. Он сказал главное – о необходимости и важности духовности в человеке, той духовности, которая зовет его к утверждению в жизни высоких идеалов свободы, добра и справедливости.
Евгений Онегин – человек пушкинского времени. На это обстоятельство указывали ещё современники поэта, называя его роман историческим произведением в полном смысле этого слова, хотя в числе его героев нет ни одного исторического лица. Но, как и во всяком подлинно художественном произведении, в «Евгении Онегине» сквозь конкретно-историческое просвечивает общечеловеческое.
Не так уж трудно представить себе современного «философа в осьмнадцать лет», в модных джинсах, держащего в интерьере музыкальный центр, видеомагнитофон и компьютер, воспринимающего удобства в квартире и всю окружающую его технику как нечто само собой разумеющееся и созданное исключительно для удовлетворения его персональных запросов. Теперь такую философию назовут потребительской, а «философа» – лентяем. Но почему не предположить, что в один прекрасный день его, как в свое время Онегина, не начнут душить «бездеятельность и пошлость жизни», что ему более не захочется того, «чем так довольна, так счастлива самолюбивая посредственность» (Белинский). И не поймет он однажды, что все блага цивилизации, предоставленные ему XXI веком, не могут быть для человека целью, а лишь средством, и не повторит он за великим поэтом:
Но не хочу, о други, умирать:Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…143)Кто знает, может быть, первоначальным толчком к новой жизни для него станет чтение пушкинского романа? Не в этом ли еще заключен секрет неувядаемой привлекательности гениального произведения?
Роман «Евгений Онегин» во всех своих компонентах – подлинный шедевр высокого искусства. Обращаясь к нему, читатель удовлетворяет и свою потребность в прекрасном. И в этом тоже заключен секрет большого интереса к произведению.
«Евгений Онегин» воспринимается как отрицание серости, посредственности, бездуховности, как история пробуждения и духовного роста человеческой личности. От бездумного, растительного существования, имеющего целью эгоистические плотские удовольствия, человек поднимается к пониманию необходимости и важности осмысленного бытия, освященного служением высоким нравственным и эстетическим идеалам. На это обстоятельство обратил внимание ещё Белинский, отметивший, что в романе «Евгений Онегин» «Пушкин является не просто поэтом только, но и представителем впервые пробудившегося самосознания: заслуга безмерная!» Однако именно в последнее время этот аспект романа приобрел особенное значение.
Приступая к художественной книге, читатель должен ожидать откровений, открытий независимо от того, когда эта книга написана и в какой раз он её читает. Сомыслие, сочувствие описанному в ней, гарантируют ему и созвучие его сегодняшним тревогам и заботам, позволяют заглянуть в завтрашний день.
Предложенный вариант прочтения «Евгения Онегина» не является ни универсальным, ни единственно возможным. Навязывание догматических суждений о произведении, заучивание готовых оценок губительно для изящной словесности. Читателя можно подвести к каким-то умозаключениям, подтолкнуть его к определённым выводам, но последний шаг он обязательно должен сделать сам. Беды начинаются там, где художественную литературу не читают, а «проходят». Ее губят, среди прочего, отлучением от сегодняшнего дня, отводя только роль свидетеля прошлого. Непросто включить «Евгения Онегина», «Войну и мир», «Тихий Дон» в контекст современности, но делать это тактично и ненавязчиво необходимо. Точнее сказать, это сделается само собой, каждым по-своему, при одном, правда, непременном условии – не заменять процесса чтения уродливыми суррогатами из арсенала плохих методик литературы, какими, видимо, и руководствовались в той школе, где учились авторы письма «Кому он нужен, этот Ленский?»
Увы! Продолжения «научных исследований» М. Черемисиновой пришлось ожидать недолго. В третьем номере журнала «Новый мир» за 2006 год (с. 120–131) опубликовано эссе В. Бирюкова «Сплин, из диалектических экзерсисов на русскую тему». Член редколлегии журнала следующим образом представила публикуемую статью «Провокация? Пускай так. Но провокация добросовестная и продуктивная».
Сплин, как следует из «Словаря русского языка» (т. 4, с. 226), – хандра, тоска. В. Бирюков считает по-другому: сплин – это ничто, пустота, отрицание. Опираясь на свое определение, он приходит к следующим умозаключениям: «Главным действующим лицом “Евгения Онегина” не является Евгений Онегин, как полагаем все мы, не является им и Татьяна, как думал Достоевский. Главным героем “Евгения Онегина” является сплин – ничто, отдающее себе отчет в своем ничто(жестве), ничто, отличающее себя от самого себя, только вследствие этого саморазличения приобретающей характер своей противоположности – бытия…»; “Евгений Онегин” – роман о сплине, о ничто, получающем право на самоопределение, роман об отрицании. Оно есть альфа и омега, начало и конец романного мира, в котором некое эпическое пространство и драматическое напряжение получается только как результат того, что отрицание направляется само на себя, раздваивается и размножается…»; «Если Онегин с Татьяной молчат, или говорят мало, то автор не молчит, он говорит, и говорит даже слишком много. Один из характерных мотивов авторской “болтовни“ – стремление “заметить разность” между Онегиным и им самим. В мелочах ему это, конечно, удается, но в главном он терпит поражение».