Русская литература XIX века. 1850-1870: учебное пособие
Шрифт:
Второй раз – в описании старой церкви у могилы матери («Рыцарь на час», 1862). «Властительно пенье» церковного колокола в ночи. Оно успокоит больного, укрепит путника, заставит в полусне помолиться «заботливого пахаря». Но, главное, оно поможет герою по-новому оценить духовный подвиг матери – подвиг терпения и любви: «Всю ты жизнь прожила нелюбимая, / Всю ты жизнь прожила для других». Этот подвиг любви герой готовится повторить, но в финале ощущает слабость и малодушие.
Молитвенные интонации будут слышны в предсмертных стихах Некрасова: «Вступление к песням 1876—77 годов», «Молебен» (1876—77), «Чёрный день! Как нищий просит хлеба…» (1877), «Сон» (1877). Д.С. Мережковский называл Некрасова «верующим
Совершенно особое место в лирике Некрасова занимает любовная тема. Основу её составляет так называемый «панаевский цикл». Несмотря на свой относительно небольшой объём, он столь оригинален и по-новаторски дерзок, что B.C. Баевский посчитал его «одним из наиболее значительных во всей русской поэзии». Эти стихи посвящены гражданской жене поэта А.Я. Панаевой, мучительные отношения с которой продолжались почти 18 лет. Юридический муж Авдотьи Яковлевны был другом и компаньоном Некрасова по «Современнику». Классический любовный треугольник, несомненно, принёс много страданий и той и другой стороне. Возмездие же было по-античному роковым: оба ребёнка от этого незаконного брака умерли во младенчестве.
«Панаевский цикл» никогда не публиковался поэтом как единый текст, но тематическая связь этих стихов несомненна. Их первые строки воспринимаются как главы романа: «Если, мучимый страстью мятежной…» (47), «Ты всегда хороша несравненно» (47), «Я не люблю иронии твоей…» (50), «Да, наша жизнь текла мятежно…» (50), «Так это шутка? Милая моя…» (50), «Мы с тобой бестолковые люди…» (51), «О письма женщины, нам милой…» (52), «Тяжёлый крест достался ей на долю» (55), «Где твоё личико смуглое…» (55), «Как ты кротка, как ты послушна» (56).
Исследователю трудно устоять перед искушением распределить эти стихи в хронологическом порядке и проследить динамику столь неспокойного и драматичного романа. Но стоит отметить, что героиня этого типа родилась в поэзии Некрасова чуть раньше собственно «паиаевского цикла». Стихотворение, сделавшее его знаменитым – «Еду ли ночью по улице тёмной…» (1847), уже содержит в себе портрет сильной, отчаянной женщины, самостоятельно выбирающей себе нелёгкую судьбу и во многом ведущей за собой мужчину. Этот женский тип властно войдёт в творчество поэта на многие годы. Знаменитая «величавая славянка» из поэмы «Мороз Красный нос», благородная гордячка Трубецкая из «Русских женщин», Матрёна Тимофеевна из «Кому на Руси…» – силой духа и властностью напоминают смуглую инфернальницу интимных откровений Некрасова.
Некрасов впустил в русскую поэзию горькую «прозу любви» и рассказал о себе и возлюбленной столько «стыдных» подробностей, что порой был не в состоянии публиковать стихи под своим именем. Таковы убийственные «Слёзы и нервы» (1861), повествующие о расчётливой женской истерике и о тихой ненависти охладевшего мужа. Стихотворение, что и говорить, сильное, как бы устремленное в наш <?раскованный» век. Но тем-то и прекрасен «панаевский цикл», что у него всё-таки светлый финал.
Соединив судьбу с молодой, преданной женщиной, Некрасов за три года до смерти напишет изумительные по композиционному совершенству и глубоко печальные «Три элегии» (1874), в которых прощание с капризной смуглянкой молодости всё ещё переживается как трагедия. А на смертном одре вспомнит о давнем стихотворении 1856 г. и переделает его в совершенно «достоевские» «Горящие письма».
«Панаевский цикл» гораздо шире пространства реальных отношений Некрасова и Панаевой. Он обогатил русскую любовную лирику психологическими парадоксами
Значительны и прекрасны стихи Некрасова, посвящённые русской женщине вообще. Их главная особенность – какая-то проникновенная нравственная чистота. «Когда из мрака заблужденья…» (1845) – полный любви и преданности монолог, обращённый к падшей женщине. В знаменитых «Тройке» (1846) и «В полном разгаре страда деревенская…» (1862) звучат сочувственные и ласковые отеческие интонации: «Вкусны ли, милая, слёзы солёные/ С кислым кваском пополам?..». В предсмертных стихах к жене – одна неподдельная забота о ней, благодарность и мужество: «3<и>не» («Двести уж дней…»,1876); «3<и>не» («Пододвинь перо, бумагу, книги!…», 1876). Даже тогда, когда внимание его обращается к развратной женщине («Княгиня» (1856), «Убогая и нарядная» (1857), «Ни стыда, ни состраданья…» (1876), он, осуждая её за цинизм и бесчестие, остаётся всё же в рамках человеческой этики.
Лирика Некрасова предварила многие открытия Серебряного века. Так, предсмертный сборник «Последние песни» (1877) по своей целостности, тематическому единству и настроению предвосхитил продуманную архитектонику стихотворных книг начала XX в. Одна из тем сборника – воплощение предсмертных мук в поэзии – случай достаточно редкий в мировой литературе. Поэт словно перетекал в свои стихи и духовно, и физически. Пытка плоти, борения духа, последние встречи с Музой… Через несколько месяцев его не стало…
Поэзия Некрасова всегда тяготела к эпосу. Так что возникновение у него крупной формы следует считать закономерным. Им написано одиннадцать поэм, очень разных по объёму. Первая его поэма «Саша» (1855) состоит из четырёх главок. Некрасов предпринял в ней попытку нарисовать героя времени Льва Агарина – увлекающегося и рыхлого одновременно – и проанализировать степень его влияния на восприимчивое молодое сознание Саши. Поэма написана четырёхстопным дактилем, распределённым двустишиями. Для русских поэм этот размер был ещё непривычным. Некрасов и здесь шёл впереди.
Поэма «О погоде» (ч. 1 – 1859; ч. 2 – 1865) – своеобразная «физиология Петербурга» в стихах. Судя по датам, складывалась она нелегко. В ней ощутимо отсутствие цельности. Эпизоды из жизни городских улиц изображены чаще всего с оттенком горькой иронии. Так или иначе в них затронуто большинство тем Достоевского: скорбная жизнь и не менее скорбная смерть бедного чиновника (глава «Утренняя прогулка»); немотивированная жестокость человека (эпизод избиения беззащитной лошади из главы «До сумерек»); ад большого города («Сумерки»). В целом Некрасов попытался применить здесь излюбленный им принцип «панорамной композиции» (B.C. Баевский) со сквозным героем-рассказчиком, но подлинные удачи на этой стезе ждали его впереди.
Небольшая поэма «Коробейники» (1861) с её знаменитым зачином «Ой, полна, полна коробушка…» есть не что иное, как гениальная стилизация под произведения народных сказителей. Всё – от начала (посвящение «другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды…)» до трагической развязки – пронизано здесь народным речевым колоритом. Реальная история об убийстве лесником двух удачливых торговцев рассказана весёлым, упругим стихом и воспринимается, несмотря на трагизм, как-то легко. Таково чисто стилистическое обаяние необычных некрасовских хореев (к первому и третьему стиху каждого катрена добавлен один безударный слог, и получается дактилическое окончание).