Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие
Шрифт:
Или:
О, мои детушки бажоные!..О, мои кормильчики рожоные!Нутетко, начните играть,Повеселите меня, старичка, да и мать [231] .230
Русская народная драма XVII–XX веков. – М., 1953. С. 72.
231
Русская народная драма XVII–XX веков. – М., 1953. С. 81.
Во «Владимире» второе явление второго действия живо напоминает типичную сценку спора-перебранки в диалогических интермедиях (кстати, этот же приём Феофан Прокопович применит много позже в своих «Разговорах…»). Однако ограничивать палитру комического во «Владимире» только интермедиальным опытом русского театра, а через него пытаться связать школьную драму с народным театром было бы, на наш взгляд, не совсем верно. Это значит обеднить талант драматурга, создавшего, по общему признанию исследователей, несомненно лучшую пьесу в литературе первой трети XVIII в.
Феофан Прокопович знал о культуре скоморохов и по долгу своей службы, и как свидетель одного из исчезавших пластов русского смеха. (Исследователи скоморошества выявили многочисленные свидетельства, документы, указы о скоморохах в XVII в., последний из них – указ патриарха Иоакима от 1684 г., следовательно, народная память о скоморохах, остатки их культуры тревожили официальные круги ещё долго после запрета «глумцов», «сквернословцов», «кощунников» – так называли скоморохов многие памятники Древней Руси [232] .) Образы жрецов во «Владимире» выстроены в соответствии с поэтикой и древнерусской смеховой культуры. Слияние грубой физической силы, жизнерадостности, граничащей с чисто физиологическими запросами, и сатирическое обличение пороков – одна из ипостасей фольклора. Методологически важной является мысль А. М. Панченко о смене самого типа русского смеха в XVII в., когда «осмеивался не только объект, но и субъект повествования, ирония превращалась в автоиронию, она распространялась и на читателей, и на автора, смех был направлен на самого смеющегося. Это был “смех над самим собой”» [233] .
232
См.: Белкин А. А. Русские скоморохи. – М., 1975; Тихонравов Н. С. Сочинения. Т. 2. – М., 1898.
233
Панченко А. М. Демократическая сатира: «Древнерусский смех» // История русской литературы в 4 т. T. I. – Л., 1980. С. 364.
Используя травестийное начало, Феофан Прокопович рисует яркие, колоритные образы жрецов Курояда, Пиара, Жеривола. В уже упоминавшейся сцене перебранки Пиар и Курояд разоблачают самих себя. Пиар, зная о некоей «скорби» Жеривола, уговаривает Курояда перестать петь и сзывать народ на праздник. Курояд же никак не может взять в толк, почему ненасытный Жеривол не готов к «жрому жертв». С почтением и завистью к верховному жрецу Курояд вспоминает, что видел Жеривола,
когда напитаннийМногимы он жертвамы лежаше во хладе,а чрево его бяше превеликой кладеПодобное; обаче в ситости толикойзнамение бе глада и алчбы великой:Скрежеташе зубамы, на мнозе без меридвижи уста и гортань. (161–162)Дополняет портрет Жеривола реплика Пиара в первом явлении пятого действия:
Впаде (после крушения кумиров, – О.Б.) во премногуБолезнь от скорбей многих и едва возможетубежати от смерти……он единаго токмо пожираетБика за день. (196)Обжорство, прелюбодеяние, жадность, грубость – вот далеко не полный перечень пороков, так зло и метко выявленных драматургом в образах жрецов. Вместе с тем Феофан Прокопович далёк от деклараций: художник запечатлел жрецов в живых, запоминающихся сценах, наполненных иронией, сарказмом, гиперболой, гротеском, – словом, почти вся палитра комического живописует мир грубой плоти. Говоря об идеалах смехового мира, А. М. Панченко писал, что «они ничуть не похожи на христианские. Здесь никто не думает о царстве небесном. Здесь мечтают о стране, где всего вдоволь и все доступно» [234] . Жрецам весть о принятии Владимиром христианства знаменовала реальную угрозу их земному раю, угрозу их довольству и сытости, поэтому понятна ярость их нападок на Философа, призывающего свергнуть идолов и утвердить на Руси веру Христову, понятна ненависть Жеривола к Владимиру, вероотступнику,
234
Панченко А. М. Демократическая сатира: «Древнерусский смех» // История русской литературы в 4 т. T. I. – Л., 1980. С. 361.
Они, бесспорно, переживают трагедию, но она дана драматургом в фарсовом, трагикомедийном духе. Осложняется комический пласт в пьесе наличием аллюзий: Феофан Прокопович придаёт своему смеху политическую окраску, его сатира имеет ярко выраженную социальную направленность: вся сила обличения направлена на современные драматургу невежественные, реакционные духовенство и боярство, занявшие ту же непреклонную позицию по отношению к реформам Петра I, что и жрецы к преобразованиям Владимира I. Однако, будучи служителем церкви, Феофан Прокопович тем самым огонь своей сатиры в определённой степени направляет не только на объект, но и на субъект повествования, т. е. это – «смех над самим собой», столь свойственный древнерусской смеховой стихии, в том числе и культуре скоморохов. Д. С. Лихачев писал, что «древнерусская смеховая стихия пережила Древнюю Русь и отчасти проникла в XVIII и XIX вв.», при этом характерно, что «искусственное убыстрение культурного развития при Петре I способствовало тому, что многие характерные черты Древней Руси сохранили свою значимость для XVIII и XIX вв., – тип смеха в их числе» [235] .
235
Лихачёв Д. С., Панченко А.М. «Смеховой мир» Древней Руси. – Л., 1976. С. 71, 74.
Скоморохи пародировали служителей культа, часто использовали ритуалы язычества: колдовство, волхвование, ритуальное веселье и т. п., все исследователи культуры скоморохов указывают на тесную связь скоморохов с язычеством. «Скоморохи поддерживали в народе антицерковные настроения» [236] . Характеризуя культуру, бытование скоморохов, А. С. Фаминцын отмечает в их поведении ругань, пьянство, грабежи, часто их приход в деревню напоминал набег [237] . На наш взгляд, драматург, воссоздавая далёкое прошлое времён язычества и незнакомую ему атмосферу быта жрецов, опирался на сохранившиеся свидетельства из жизни и быта скоморохов. Вполне возможно, что даже сам Феофан Прокопович ещё застал остатки этой запретной сферы русской жизни. Конечно, Феофан Прокопович оставался при этом сторонником официальной точки зрения на скоморохов, но именно они помогли ему так живо и занимательно, а главное – в общем-то и верно – воссоздать атмосферу язычества, т. к. только культура скоморохов на начало XVIII в. сохранила в себе крупицы быта и сознания той далёкой поры.
236
Белкин А. А. Русские скоморохи. – М., 1975. С. 71.
237
Фаминцын А. С. Скоморохи на Руси. – СПб., 1889. С. 91–93, 137, 142.
В пьесе верховный жрец Жеривол грозится отомстить великому князю за смерть Ярополка:
Не могу се слишати, но отмстити мушу!О бозы, помозете! Аще мои песныСилни сут и могут что, да пройдут в безвестныместа, в дебри, в пещеры, в рекы, в бездны, в гробы,В глубокия великой матеры утробы.Подвигну мертвих, адских, воздушних и воднихСоберу духов, к тому зверей многородныхсозову купно, прийдут змии страховидни,Гади, смоки, полозы, скорпии, ехидны;совлеку солнце з неба, помрачу светила,День в нощ претворю: яве буде моя сила. (159–160)Отзвуки волшебной сказки слышатся в проклятиях и угрозах Жеривола, тем более что в 3-м, 4-м, 5-м явлениях второго действия действительно появляются потусторонние силы, вызванные на помощь жрецом: Бес мира, Бес хули, Бес тела. Пародируя приемы фольклора, драматург глумится над жрецами и бесами, их усилия оказываются тщетными: Владимир после долгих раздумий и сомнений всё же решается на перемены. В пятом действии Мечислав и Храбрий силою заставляют самих же жрецов крушить идолов.
Решая проблему сатирического и комического изображения противников реформы, Феофан Прокопович обратился к дающему большие возможности источнику – нелитературному, т. е. к сниженной, часто просторечной, иногда с использованием жаргонизмов части русского народного языка. Истоки этого нужно искать в русской демократической сатире, в народном театре. В. Д. Кузьмина писала о связи русской рукописной драматургии XVIII в. со скоморошьей традицией на уровне поэтики и стиля [238] . «Разнообразные интермедии (= интерлюдии) открывали доступ на школьную сцену элементам устной народной драмы, как и рукописная драматургия демократического театра; школьные интермедии были предшественниками национальной бытовой комедии» [239] .
238
Кузьмина В. Д. Русский демократический театр XVIII века. – М., 1958. С. 155.
239
Бадалич И. М., Кузьмина В. Д. Памятники русской исторической драмы XVIII века. – М., 1968. С. 3.