Русская мифология. Энциклопедия
Шрифт:
Отнести образ Царь-девицы к типу женских, или материнских, персонажей позволяют представленные в сказке материнские особенности героини. Они свидетельствуют о ее чрезвычайной плодовитости. В сюжете «Молодильные яблоки» идея не только воспроизведения жизни, но и ее преумножения реализуется через образы как яблонь с множеством плодов в саду или на теле героини, так и детей Царь-девицы. В большинстве вариантов — это два мальчика-близнеца, реже — один или трое. В мифологиях многих народов близнецы воспринимались как проявление высшей степени плодовитости и символ плодородия. Соответственно они, как и их мать, в архаических представлениях наделялись статусом священных существ. В сказке черты детей подчеркивают сверхъестественную природу матери. Действительно, дети, рождающиеся у Царь-девицы, необычные: они «растут не по годам (не по дням), а по часам». К моменту встречи героя с уже выросшими сыновьями проходит лишь один год, три года или двенадцать лет. Дети Царь-девицы изображаются превосходящими мать по величине, тяжести и силе: если от тяжести героини мост, по которому она идет, прогибается, то от тяжести ее сыновей он разрушается. Во многих вариантах сюжета малолетние дети Царь-девицы до смерти избивают старших братьев героя, претендующих на руку их матери;
Сложность, а порой и противоречивость образа Царь-девицы проявляются и через другие ее мифологические характеристики. Одной из них представляется связь героини как с жизнью, так и со смертью: ее царство или она сама являются местом источника жизни, и вместе с тем в этом царстве нельзя быть живым, оттуда никто не возвращается из обычных людей. Таким же — соотносимым одновременно и с жизнью и со смертью — в мифопоэтическом сознании мыслится образ земли, дающей жизнь всему, рождающей все живое и принимающей все отжившее в себя, в свои недра. Противопоставление жизненного и смертоносного начал, в равной степени свойственных образу Царь-девицы, реализуется в такой черте героини, как повышенная эротичность. Мотив наготы Царь-девицы и образ ее постели, устойчиво появляющиеся практически в каждом варианте сюжета, соотносятся с представлениями о сексуальной активности, присущей архаическому образу богини-матери как творческому началу. Вместе с тем сексуальная сила героини имеет двойственный характер. С одной стороны, она обладает чрезвычайной притягательностью, которой не может избежать попадающий в ее царство герой: «молодецкое сердце не выдержало — смял он девичью красу»; «В третью комнату входит, там спит сама Усоньша-богатырша. <…> снял у ней яблоки, потом очень разза-рился на нее, влюбился и поцеловал». С другой стороны, сексуальность Царь-девицы страшна, как стихийная и необузданная, она пугает Ивана-царевича даже тогда, когда тот видит героиню в состоянии покоя (сна): «Заходит в гриню, увидал на кровати спит девича-поленича, как сильней порог шумит. Разметалась девича, заголилась до грудей. Тогда Иван-царевич этой девичи устрашился». Еще не состоявшаяся любовная связь героя с Царьдевицей представляется сказкой как смерть для мужского персонажа. Представление о ней как о смерти раскрывается через запреты целовать или трогать Царь-девицу, грешить, проливать кровь. Конь героя или его помощники предупреждают его: «Да тольки не цалуйся, а то утонем мы ободвы»; «прийдешь, там спит сама атаман, эта сама поленица. Она тоже спит не в порядке, и ты ей не трогай. У ей под правой пазухой жива вода, а под левой молодильны яблоки зашиты там в сумочках. Ты эти мешочки, — говорит [Баба-Яга], — отрежь у ней, возьми, а саму так оставь, а не то там останешься, ежели потрогаешь». Для героя опасно не только трогать Царь-девицу, но и приближаться к ней, и смотреть на нее: «Когда наберешь яблоков и воды, то не смотри на нее, а как только взглянешь на нее, конь твой, перескакивая стену, заденет проволоку копытом, и тебя захватят»; «Засмотрелся добрый молодец на ее красоту неописанную и, забывая, что смерть стоит за плечами, сладко поцеловал ее». Таким образом, и попадание в пространство Царь-девицы, и тем более любовная связь с нею расцениваются в сказке как верная гибель для героя. Действительно, Царь-девица всегда убивает тех, кто попадает к ней и оказывается не таким расторопным, как герой (Иван-царевич, а раньше — его отец и дед): вспомним ограду ее царства — «на каждой тычиночке по головушке».
Одной из наиболее важных противоречивых характеристик Царь-девицы, указывающей на ее мифологическую природу, является ее возраст. Героиня предстает в сюжете молодой, но, вместе с тем она является и вечной, а значит, древней: история Царь-девицы, которая прочитывается за пределами сказочного повествования, представляет нам некое мифологическое существо, обладающее вечной молодостью и вечной девственностью. Каждое поколение героев (Иван-царевич, а ранее — его отец и дед) приобщается к миру этого существа и к нему самому. Такой вечно молодой и вечно девственной, а также древней и постоянно родящей в архаическом сознании оказывается земля — постоянный, неиссякаемый источник жизни. Соединение взаимоисключающих возрастных характеристик Царь-девицы как персонифицированного образа земли довольно прозрачно объясняется цикличностью сезонного расцветания и увядания природы.
В своей космической ипостаси образ Царь-девицы наделяется признаком священности, что, в частности, выражается в приуроченности местопребывания героини к особой точке в мифологической модели мира. Это точка пересечения горизонтальной и вертикальной осей мирового пространства. Первая ось отражена в сказке как путь героя: лес — море — остров — огроженный сад — дворец. Вторая — как древо жизни, соединяющее верхний, средний и нижний миры. Согласно мифологическим представлениям, священное пространство — всегда закрыто, ограничено. Отсюда такие особенности пространства героини, как удаленность, недоступность, замкнутость. Кроме того, Царь-девица как персонифицированный образ земли сама является этим священным пространством: яблони с молодильными яблоками растут на ее теле, Орда-река с живой водой вытекает из недр ее тела.
Рассмотренные черты Царь-девицы соотносятся с фундаментальными для мифопоэтического сознания вопросами: о структуре мирового пространства, о жизни, смерти и бессмертии как высшей степени проявления жизненной силы, о месте человека в мифологической картине мира и т. п. В традиционной культуре эти вопросы квалифицируются как связанные с понятием познания, знания, мудрости. Такие вопросы особенно значимы в обрядах «переходного» характера, по совершении которых изменяется статус индивида. В связи с этим нельзя не обратить внимания на роль Царь-девицы в контексте приобретения героем в процессе развития сюжета нового, более высокого социо-возрастного статуса. Царь-девица выступает здесь как некое мифологическое существо, и даже пространство, причастное к изменению статуса сказочного героя, прежде всего — через роли хранителя, источника или местонахождения священных предметов, добывание которых расценивается в сказке как квалификационное испытание-подвиг. В этом плане в сюжете «Молодиль-ные яблоки» совершенно очевидно отражение представлений, связанных с обрядами посвящения: наличие помощников, или наставников, получение героем знания, пребывание
Из всего вышесказанного следует, что дошедший в записях XIX- ХХ веков сюжет «Молодильные яблоки» при всей кажущейся цельности представляет собой соединение звеньев, относящихся к разным культурно-историческим пластам, для каждого из которых основным в плане развития сюжета является свой мотив. К более раннему пласту повествования относится унаследованный сказкой от мифа мотив добычи волшебного предмета. Причем, как отмечал известный русский фольклорист В. Я. Пропп, русская сказка дает более архаичный материал, чем, например, античная мифология: если Геракл добывает золотые яблоки Гесперид как диковинку, то молодильные яблоки Царь-девицы сохраняют свою магическую функцию. Второй, более поздний, мотив — добывание/получение волшебной невесты.
И добывание волшебных предметов, и получение невесты для героя связаны с основной идеей сюжета — добывание и продление жизни. В рамках сюжета эта идея реализуется по отношению к трем поколениям персонажей. Три поколения — необходимое и достаточное количество единиц-звеньев, демонстрирующих неиссякаемость жизни, то есть бессмертие. Так, для отца героя добывается эликсир молодости, что продлевает его жизнь и дает возможность преодолеть смерть. Сам герой, преодолевая смерть в испытаниях, получает право на жизнь в новом статусе; кроме того, в процессе испытаний героя зарождается третье поколение — сыновья Ивана-царевича и Царь-девицы. В каждом случае на первый план выдвигается та или иная функция героини: хранительница или источник жизненного начала, предневе-ста, невеста.
Основная идея сюжета (добывание, продолжение жизни) соотносится с архаическими представлениями о бессмертии как особой жизненной субстанции, которая передается во времени и в пространстве. В сюжете демонстрируются две формы бессмертия: непрекращающаяся цикличность цветения древа жизни (моложавых яблонь), дающего плоды вечной молодости и, следовательно, вечной жизни, и продление человеческого рода (рождение детей). Эти формы отражают движение жизни соответственно на уровнях растительном и — шире — природно-космическом и человеческом (социальном). Их пересечение и соотнесенность становятся понятны при выявлении многозначности образа Царь-девицы. Через отношения героя и Царь-девицы как природ-но-космического женского существа отражаются архаические представления о взаимосвязи и постоянном диалоге природы и культуры. Сам сюжет «Молодильные яблоки» демонстрирует модель вечного кругооборота жизни как на природном, так и на социальном уровнях.
Глава 2
ЛЮДИ, НАДЕЛЕННЫЕ МАГИЧЕСКОЙ СИЛОЙ
И ДРУГИМИ МИФОЛОГИЧЕСКИМИ ХАРАКТЕРИСТИКАМИ
Оборотни и обменыши. — Колдуны и ведьмы. — Знахарь и знахарка. — Пастух. — Мельник. — Кузнец. — Гончар
В традиционном крестьянском обществе всегда существовал особый взгляд на людей, которые не занимались земледельческим трудом или занимались не только им. К ним относились знахари, колдуны, ремесленники: кузнецы, гончары, плотники, печники. Труд «специалистов» такого рода был постоянно востребован в деревнях, и по мере необходимости к ним неизменно обращались за помощью. Вместе с тем к ним традиционно относились настороженно, подчас даже с опаской. Причина такого восприятия «профессионалов» заключается в том, что в народном сознании они наделялись особой магической силой, приобретенной ими с овладением специальным, тайным знанием. Получение этого знания, считавшегося священным, связывалось, по представлениям крестьян, с установлением договора человека с потусторонними силами. Недовольные оплатой за работу или неуважительным отношением, «специалисты» могли навредить хозяевам, используя свои знания или отношения с нечистой силой. Плотники, например, могли наслать в избу множество мышей или насадить в доме кикимору, не дающую покоя хозяевам. Подобная слава была и у печников: они могли сделать так, что при затапливании печи и ее остывании в доме все время будет стоять стон.
Согласно поверьям, особым знанием обладали также охотники, пастухи, мельники, коновалы, которым по роду своей деятельности все время приходилось находиться на границе между «освоенным» и «чужим» пространствами или часто пересекать эту границу и соответственно вступать в контакт с нечистой силой. Установление договора с нечистой силой предполагало помощь человеку, но и он тоже в свою очередь брал на себя определенные обязательства. Так, в народе были уверены, что леший и водяной помогают охотиться или рыбачить, а охотник или рыбак взамен обязуются, например, не есть ягод, не собирать грибов, не рубить лес и т. п. Репутацией колдуна пользовался в деревенском обществе и пасечник, который, по народным представлениям, своим успехом был обязан, как и мельник, водяному. К разряду необычных относились также люди, жизнь которых была связана с идеей пути: странники, солдаты и т. п. Мифологическими характеристиками наделялись подчас самые обычные люди, по воле случая попавшие в обстоятельства, приведшие к изменению их человеческой природы. К разряду таковых относятся оборотни и обменыши.