Русская Ницца
Шрифт:
В 1873 году она отзывалась о Ницце весьма критически:
«Я смотрю на Ниццу, как на место изгнания… С зимою появится общество, а с обществом веселье, тогда будет уже не Ницца, а маленький Париж. А скачки! Ницца имеет свою хорошую сторону. Тем не менее шесть или семь месяцев, которые надо здесь провести, кажутся мне целым морем, которое надо переплыть».
9 июня того же года она писала:
«Я чувствую себя усталой, вялой, неспособной работать. Лето в Ницце меня убивает, никого нет, я готова плакать. Словом, я страдаю. Ведь живут только однажды. Провести лето в Ницце — значит потерять полжизни. Я плачу… О, если бы мама и другие знали, чего мне стоит здесь оставаться, они не заставляли бы меня жить в этой ужасной пустыне».
Как видим, поначалу приморский город девушке очень не понравился. То ли дело Париж! И Мария мечтала о Париже, где, как ей казалось, она сможет «войти в общество через русского посланника».
Заметим, что «войти в общество» в Ницце ей никак не удавалось. Мадам Тютчева [20] — родная сестра Константина Павловича Башкирцева — открыто игнорировала всех Бабаниных, а дядя Жорж (Георгий Бабанин, брат матери Марии), герой местной скандальной хроники, постоянно попадавший в какие-то некрасивые истории, своим поведением добился того, что его родственников никуда не приглашали. В частности, Мария Башкирцева и ее родные ни разу не переступали порога знаменитой виллы «Шато де Вальроз», в которой самый богатый представитель русской колонии в Ницце Павел Григорьевич фон Дервиз давал концерты и благотворительные балы. По словам самой Марии, страшно страдавшей от подобного отношения, им оставалось жить, «как собаки», то есть пить, довольно плохо есть и играть в Монте-Карло.
20
Софья Павловна Тютчева (урожденная Башкирцева) была женой Павла Васильевича Тютчева.
Так прошли 1873 год и половина 1874 года. Юная Мария Башкирцева созрела для любви и пребывала в поисках подходящего для нее объекта. В пустынной летом Ницце найти его не представлялось возможным, и она буквально заставила родственников переехать в Париж. Там она познакомилась с неким бароном Шарлем Герик д'Эрвиненом, и между ними начался флирт, привлекший к себе всеобщее внимание.
В это время мнение Марии о Ницце вдруг кардинально изменилось. 5 сентября 1874 года она сделала следующую запись в своем «Дневнике»:
«В Булонском лесу встречается столько жителей Ниццы, что на один момент мне показалось, что я в Ницце. Ницца так прекрасна в сентябре… Я вспоминаю о прошлом годе: утренние прогулки с моими собаками. Небо такое ясное, серебристое море… Здесь нет ни утра, ни вечера. Утром — везде выметают, вечером — эти бесчисленные фонари просто раздражают меня. Здесь я теряюсь, не умею различить утренней зари от вечерней. А там — так хорошо! Чувствуешь себя как в гнездышке, окруженном горами, не слишком высокими и не бесплодными. С трех сторон точно грациозная драпировка, а спереди — громадное окно, бесконечный горизонт, вечно тот же и вечно новый. Я люблю Ниццу; Ницца — моя родина, в Ницце я выросла, Ницца дала мне здоровье, свежие краски. Там так хорошо! Просыпаешься с зарей и видишь, как восходит солнце, там, налево, из-за гор, которые резко выделяются на голубом серебристом небе, туманном и кротком — и задыхаешься от радости! К полудню солнце против меня. Становится жарко, но воздух не раскален, тихий береговой ветерок всегда приносит прохладу. Все, кажется, заснуло. На бульваре ни души, разве какие-нибудь два-три жителя Ниццы, задремавшие на скамейке. Тогда я дышу свободно и наслаждаюсь. Вечером опять небо, море, горы. Но вечером все кажется черным или темно-синим. А когда светит луна, по морю бежит точно громадная дорога или рыба с алмазной чешуей; я остаюсь в своей комнате у окна, с зеркалом и двумя свечами — спокойна, одна, ничего мне не нужно, и я благодарю Бога!»
К сожалению, «отношения» с бароном Шарлем Герик д'Эрвиненом ни к чему не привели.
После этого фиаско Мария с матерью вернулись в Ниццу, где их ждала вилла, купленная Надин Романовой на деньги своего старика-мужа. В этой вилле, развороченной начавшимися ремонтными работами, также поселились дедушка Марии и вечно пьяный дядя Жорж.
В Ницце Мария познакомилась с человеком, который помог ей забыть парижского барона. Это был Эмиль д'Одиффре, представитель «золотой молодежи», эксцентричный весельчак и член комитета по организации местного карнавала.
О том, что произошло дальше, биограф Марии Башкирцевой А. Л. Александров пишет:
«Вокруг их семейства снова разгорается скандал: Жорж Бабанин осужден на месяц тюрьмы за пьянку и избиение в поезде на Монте-Карло «дамы», с которой он жил, кроме того, он должен заплатить этой даме штраф в сто франков».
Надежды Марии не сбылись. Знакомство с д'Одиффре не дало ей доступа в высшие крути обитателей Ниццы. Да, Эмиль пригласил ее на открытие своей виллы, но там не оказалось никого из числа тех, кого можно было бы назвать «сливками общества». Он не оправдал ее надежд и не сделал предложения, на которое так рассчитывала ее семья. Как следствие Мария впала в депрессию.
Чтобы хоть как-то отвлечь девушку, ее тетя заложила свои бриллианты и поехала с ней в Париж, а потом в Италию. После этого Мария возвратилась в Ниццу, но так и не обрела душевного покоя.
Далее влюбленность Марии Башкирцевой в Ниццу начала проявляться все сильнее и сильнее.
1 января 1876 года она писала:
«О, Ницца, Ницца, есть ли в мире другой такой чудный город после Парижа? Париж и Ницца, Ницца и Париж! Франция, одна только Франция! Жить только во Франции».
А вот запись в ее «Дневнике» от 4 мая 1876 года:
«Настоящий сезон в Ницце начинается в мае. В это время здесь просто до безумия хорошо. Я вышла побродить по саду при свете еще молодого месяца, пении лягушек и ропоте волн, тихо набегающих и плещущих о прибрежные камни. Божественная тишина и божественная гармония!
Говорят о чудесах Неаполя; что до меня — я предпочитаю Ниццу. Здесь берег свободно купается в море, а там оно загорожено глупой стеной с перилами, и даже этот жалкий берег застроен лавками, бараками и всякой гадостью».
В 1877 году Мария Башкирцева вновь приехала в Париж и, решив стать художницей, поступила в частную Академию живописи Рудольфа Жюлиана. Это было единственное место, куда принимали учиться живописи особ женского пола. Окружавшие ее сначала восприняли это как экстравагантный шаг молодой русской аристократки, но огромная работоспособность девушки в сочетании с выдающимися природными данными быстро начала приносить первые плоды. Уже через одиннадцать месяцев после начала обучения под руководством профессора Робер-Флери одну из ее картин выставили в Парижском салоне среди ученических работ, и весьма строгое жюри единогласно присудило ей первую золотую медаль.
С 1880 года Мария начала регулярно выставляться в Салоне (обычно под псевдонимом Мари Константин Рюсс).
Считается, что в искусстве Мария Башкирцева видела способ освобождения от установленных правил, которые в то время готовили девушку исключительно к замужеству. Желание творчества захватило ее полностью. Ей захотелось сбросить маску, которую наложили на нее окружающие. Короче говоря, живопись взяла верх над пошлой мещанской жизнью, которую она вынуждена была вести до этого. Со временем Мария стала все больше и больше дистанцироваться от окружающего мира. При этом она постоянно испытывала недовольство собственными картинами, чувствуя их несовершенство. Вместе с этим она прекрасно понимала и ограниченность мастеров, на которых ей предлагали ориентироваться.