Русская Ницца
Шрифт:
Будучи холостяком, Н. М. Бардыгин жил в большой нужде и умер 7 июня 1979 года в доме для престарелых русских. Один его брат умер до войны, а другой был женат на балерине Марии Карловне Невельской, и у них был сын Юрий. Накануне войны они переехали в США.
Глава шестнадцатая
Когда мы в Россию вернемся…
Вслед за военными, государственными деятелями и представителями аристократии в 20-е годы XX века за границу уехало множество деятелей культуры России — философов, ученых, художников, писателей и поэтов. В частности, на юг Франции перебрались писатель М. А. Алданов, поэты Г. В. Адамович и Г. В. Иванов, художники М. З. Шагал и Ф. А. Малявин, журналист и литератор А. М. Ренников (Селитренников) и многие-многие другие. Судьбы этих людей, на долю которых выпала Вторая мировая война, с одной стороны, непохожи одна на другую, а с другой стороны, достаточно типичны. Примерно то же самое пришлось испытать десяткам тысяч русских людей, оказавшихся за пределами родины.
Георгий Викторович Адамович родился в 1892 году в Москве в семье военного. Получив образование на историко-филологическом факультете Петербургского университета, в 1915 году он опубликовал свой первый рассказ «Веселые кони». В 1916 году он напечатал в России поэтический сборник «Облака», о котором Н. С. Гумилев написал, что в нем «чувствуется хорошая школа и проверенный вкус».
Весной 1921 года Г. В. Адамович вместе с недавно поженившимися Г. В. Ивановым и И. В. Одоевцевой поселился в пустой квартире своей тетки Веры Белэй, вдовы англичанина-миллионера. Он активно участвовал в работе Третьего цеха поэтов, состоял действительным членом Дома литераторов, членом литературного отдела Дома искусств, переводил Вольтера и Бодлера для издательства «Всемирная литература».
В январе 1922 года в издательстве «Петрополис» была опубликована вторая книга его стихов «Чистилище». А в самом начале следующего года Г. В. Адамович уехал за границу, сначала в Берлин, а потом в Ниццу, к матери и сестрам, жившим на вилле тетки Г. В. Адамовича Веры Белэй.
Б. М. Носик пишет о взаимоотношениях Г. В. Адамовича с Ниццей:
«В Ницце его мать и сестра жили у богатой тетушки, вдовы английского миллионера, но, попав к ним на долгожданный отдых, Адамович начинал умолять своих издателей выслать ему скорее денег на обратную дорогу.
В благословенной, но скучной Ницце светский человек Адамович томился, а вот в Париже он писал статьи в газеты, интриговал, общался, опекал и учил литературную молодежь, проводил вечера и ночи в кафе и много, но не вполне счастливо играл в карты. Иногда проигрыши его и усталость были так серьезны, что оставалось только уехать в Ниццу, чтоб подкормиться у тетушек».
После переезда за границу стихи Г. В. Адамовича печатались едва ли не во всех ведущих журналах и альманахах зарубежья и были включены в лучшие эмигрантские антологии — «Якорь», «Муза диаспоры» и т. д. Умонастроения Г. В. Адамовича способствовали формированию так называемой «Парижской ноты» — направлению в поэзии, отличавшемуся аскетизмом выразительных средств и ориентацией на самое существенное в человеческой жизни. Представления и взгляды Г. В. Адамовича повлияли на многих поэтов. Свои же новые стихи он выпустил отдельной книжкой лишь в 1939 году, когда «Парижская нота» почти уже отзвучала. Название этой книги — «На Западе» — впоследствии было заимствовано поэтом Ю. П. Иваском, издавшим известную одноименную поэтическую антологию. Последняя поэтическая книга Г. В. Адамовича — «Единство» — вышла в 1967 году.
Стихов в эмигрантский период Г. В. Адамович писал не так много, но все они проникнуты предельной искренностью и душевной болью. Вот одно из его стихотворений:
Когда мы в Россию вернемся… о Гамлет восточный, когда? Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода, Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком, Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем… Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду, Как будто «Коль славен» играют в каком-то приморском саду, Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле Колышатся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле. Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг, Над нами трехцветным позором полощется нищенский флаг, И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло. Когда мы в Россию вернемся… но снегом ее замело. Пора собираться. Светает. Пора бы и трогаться в путь. Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь.Г. В. Адамович был не только поэтом. С 1928 года он печатался в газете «Последние новости», где вел еженедельное книжное обозрение. Круг интересов Адамовича-критика был очень широк: мимо него не прошло ни одно значительное явление как литературы эмиграции, так и советской литературы.
Поэта и влиятельнейшего критика русской эмиграции Г. В. Адамовича современники знали как азартного игрока. Как многие игроки, он был суеверен и, с подозрением относясь ко всякого рода системам, в игре предпочитал полагаться на случай.
Об одном эпизоде из жизни Адамовича-игрока рассказала в своих мемуарах «На берегах Сены» Ирина Одоевцева (настоящее имя — Ираида Густавовна Гейнике), жена ближайшего друга Адамовича, поэта Г. В. Иванова.
Предыстория этого эпизода такова. В 1926 году тетка Г. В. Адамовича, вдова английского миллионера, сделала племяннику подарок: дала необходимую сумму для покупки квартиры в Париже. Г. В. Иванову и И. В. Одоевцевой Адамович предложил жить вместе с ним и вести совместное хозяйство.
С полученными деньгами в бумажнике Г. В. Адамович стал «не только весел, но и нервно взвинчен и возбужден:
— Чувствую себя несгораемым шкапом, да и только!
Только на один вечер супруги потеряли его из виду, а уже на следующий день вернувшуюся из театра И. В. Одоевцеву муж встретил криком:
— Катастрофа! Жорж проиграл десять тысяч! Прямо от нас вчера он помчался в клуб…
Пытаясь найти выход, Г. В. Адамович с Г. В. Ивановым перебрали все мыслимые и немыслимые способы получения денег — даже уговаривали среди ночи И. В. Одоевцеву написать отцу (адвокату из Риги) о том, что ей необходимы деньги на вымышленную операцию. Обманывать отца она отказалась. Будучи игроком по натуре, Г. В. Адамович решил положиться на удачу.
— Мы поедем в Монте-Карло, — объявил он жене друга, — и вы отыграете десять тысяч в казино.
Далее И. В. Одоевцева пишет:
«— Вы серьезно? Это какая-то фантастика.
— Ничуть не фантастика. Когда вы с отцом ездили в Монте-Карло, вы ведь отыгрывали все, что он терял. Разве не правда?
— Да, но мы играли для развлечения, на пустяки. Ни разу больше чем на двести франков. А на такую большую сумму…
Но Адамович настаивает.
— Важно не то, много или мало вы выигрывали, а то, что вам везет, постоянно везет…
Адамович так загорелся фантастическим планом поездки в Монте-Карло, что не принимает моих, казалось бы, разумных доводов и все продолжает настаивать».
Невыспавшаяся поэтесса в конце концов сдалась.
«И вот наконец Монте-Карло. Слава Богу! Впрочем, славить Бога незачем. Ведь я уверена, что ничего, кроме неприятностей, меня здесь не ждет… Отель в двух шагах от казино.
— Отличный отель, — хвастливо заявляет Адамович. — И комната ваша отличная!
Как будто это важно.
Отель действительно хороший. И, наверное, дорогой. Напрасно Адамович зря тратит столько денег — ведь они нужны для рулетки. Но я не упрекаю его.
— Хорошо бы, мадам, поскорее переодеться и успеть побывать в казино до обеда — попытать счастье. Как по-вашему? — спрашивает Адамович.
Но тут Георгий Иванов благоразумно протестует:
— Ну нет! Ей надо отдохнуть. Она еле на ногах стоит. После обеда пойдем. Успеем.
Я киваю. Да, мне необходимо отдохнуть. Торопиться незачем. Успеем, успеем. Лучше бы мне вовсе не входить в казино. Но раз я обещала…
Восемь часов. Я уже успела отдохнуть, принять ванну и переодеться. Надо идти обедать, но Адамович где-то пропадает, и мы его нетерпеливо ждем… Георгий Иванов стучит в дверь его комнаты, смежной с нашей. Ответа нет…
— Он так торопился начать поскорее играть, а теперь запропастился куда-то, и я голоден. Давно пора обедать.
Но тут возвращается Адамович с букетом белых гвоздик…
— Я уже побывал в казино. Посмотрел, как играют, как вертится рулетка.
— Но, надеюсь, не играли? — спрашиваю я.
— Нет. Только умственно. Задумываю номер и, представьте себе, часто правильно.
— Так и продолжайте умственно играть. Вреда от этого не будет, — говорю я. — Но ради Бога, не на деньги.
Мы обедаем в каком-то маленьком ресторане, выбранном мной за недорогие цены, и, как полагается, едим спагетти, очень торопливо, не проявляя гастрономического интереса. Нам не до того. Мы спешим в казино.
В казино, как всегда, начинается с формальностей. Меня, к моему удивлению, опять спрашивают, как спрашивали уже два года тому назад, когда мы были здесь с отцом, совершеннолетняя ли я. На что я не без гордости отвечаю, что я уже пять лет замужем. И вот мы входим в святая святых — в игорные залы.
Здесь все, как два года тому назад, и, как тогда, меня сразу охватывает и как бы всю пронизывает насквозь атмосфера азарта. Я ощущаю ее почти болезненно. Она действует на мои нервы и раздражает меня. Должно быть, я антиазартна или, напротив, очень азартна. Я не отдаю себе в этом отчета. Но, во всяком случае, мне всегда неприятно и тяжело в казино.
Мы обходим игорные залы. Я выбираю стол. Я всегда стараюсь сесть рядом с крупье во избежание возможных недоразумений с игроками, желающими забрать чужой выигрыш, шумно настаивающими, что это их ставка.
Своими жертвами они по большей части выбирают одиноких молодых женщин, уступающих им из страха скандала.
Играющих в этот поздний час немного, и мне удается занять место рядом с крупье. Я взяла с собой три тысячи, но для начала намениваю лишь одну на пятифранковые жетоны. И ссыпаю большинство их в свою сумочку.
Георгий Иванов и Адамович оба стоят за моей спиной. Я оборачиваюсь к ним:
— Уходите, вы мне мешаете.
Но они и не думают уходить, и я, решив не обращать на них внимания, начинаю играть. У меня нет никакой системы, я играю просто по интуиции. Играю очень осторожно и мелко, пока не наиграю заранее решенную сумму, которую прячу в сумку.
При такой манере играть большие проигрыши невозможны даже в случае невезения, а при малейшем везении неизменно, пусть мелко, но выигрываешь. Недаром в Монте-Карло на мелкие выигрыши живет стая старичков и старушек, каждый день отбывающих «трудовую повинность» в казино в продолжение двух-трех часов.
Правда, все они что-то записывают и высчитывают, но дело не в их расчетах и «системах», а в осторожности, в выдержке, с которой они играют.
Первые мои три ставки удачны, и я, ободрённая ими, начинаю чувствовать себя более уверенной.
— Ставьте крупнее. Чего вы скаредничаете? Ведь вам везет, — шепчет Адамович мне в ухо. — Ставьте крупнее!
Но этого я никак не могу перенести.
— Если вы сейчас же не уйдете, я перестану играть. И ты, Жорж, тоже убирайся. Вы мне оба мешаете!
И они оба исчезают, а я продолжаю все так же «скаредно» и расчетливо играть. Результат скорее благоприятный. За два часа я выиграла тысячу двести франков. Но до чего же я извелась и устала! Пора кончать, и я меняю свои жетоны.
Они вдруг оба снова появляются за моей спиной. На этот раз я оборачиваюсь к ним, улыбаясь.
— Ну как? — спрашивают они в один голос.
— Не очень блестяще, но ничего. Лучше, чем я думала, — тысяча двести франков! Может быть, мы и не напрасно приехали. Но легче камни дробить на улице, чем так играть.
Я жду, что они оба очень обрадуются. Но Адамович хмурится, а Георгий Иванов зевает.
— Мне чертовски надоело слоняться от одного стола к другому и смотреть на эти алчные морды и дрожащие руки. Отвратительное зрелище, — он отодвигает мой стул и помогает мне встать.
Я оставляю несколько пятифранковых жетонов на столе, как полагается. Крупье благодарит, бросает их в кружку и любезно прощается со мной…
С этого первого вечера началось мое «монтекарловское хождение по мукам», как я впоследствии называла мое сидение с самого утра до позднего вечера в казино — с короткими перерывами на завтрак и обед, во время которых я не успеваю отдохнуть и хоть на минуту не думать и не говорить о рулетке.
К моему удивлению, то, что мне в первый же день удалось — правда, с таким трудом — выиграть пять тысяч, не вызывает энтузиазма ни в Адамовиче, ни в Георгии Иванове, больше вообще не появляющемся в казино, а предпочитающем лежать в нашей отдельной комнате с романом Агаты Кристи. Адамович все продолжает хмуриться и упрекать меня за то, что я слишком «скаредно» играю.
— Вы могли бы в первый же вечер все отыграть, если бы ставили крупно!
— Да, но могла бы и все проиграть! Перестаньте меня учить. Я рисковать не намерена.
Георгий Иванов неожиданно заявляет:
— Мне кажется, ты была права. Нам ехать в Монте-Карло не стоило. Все это глупая затея.
Я просто не верю своим ушам.
— Не стоило? Ты шутишь, Жорж?
Но на него набрасывается Адамович.
— Что ты за чушь несешь? Молчи!
Георгий Иванов пожимает плечами.
— Не бесись, Жорж! Молчу. Но мне больно видеть, как Ира изводится за этой проклятой рулеткой. Ведь у нее слабое здоровье. Ей такой сизифов трудне по силам.
Разговор этот происходит по дороге в отель — всего несколько шагов, и мы уже входим в холл. Я даже не спрашиваю, почему «сизифов труд», ведь мой труд приносит ощутимые результаты. Я так устала, мне так хочется спать, что не до расспросов. Лечь, скорее лечь…
Еще один день, проведенный в казино. Огромный, тяжелый, переполненный волнением и страхом. Каждая минута, как час. Время тяжелым грузом ложится мне на плечи. Господи, до чего я устала!..
Я играю осторожно, мелко, тружусь как муравей — я почти ничего не выигрываю. Я стараюсь победить неудачу, перехожу к другому столу, прерываю игру. Нонет, неудача не покидает меня до самого вечера.
Мне почему-то стыдно признаться обоим Жоржам, что я за весь день выиграла — с каким трудом — лишь триста франков. Но я, правда, не виновата.
Адамович хмурится.
— Нет, виноваты. Вы пропустили шанс, когда вам везло. И вчера, и позавчера.
Георгий Иванов насмешливо пожимает плечами.
— Так-так, правильно. Нашел-таки козлика отпущения, виноватого во всем.
Он предлагает мне отправиться завтра в Грасс к Буниным, прекратить на время толочь воду в ступе. Ведь явно ничего из этого не получится. Но я о том, чтобы ехать в Грасс, и слышать не хочу, и Адамович поддерживает меня.
— Никаких поездок — вы правы. Сегодня вам не везло, завтра повезет.
Я киваю.
— Конечно, может повезти.
И действительно, на следующее утро, как только я заняла свое — все то же — место возле крупье, мне с первой ставки начинает везти, я играю все так же «скаредно» и осторожно, тружусь как муравей, боясь рисковать, — так вернее. Но я чувствую присутствие «крылатой удачи». Меня охватывает радостное волнение. Победа! Победа! Холмик жетонов передо мной хотя и медленно, но явно увеличивается.
И тут неожиданно за моей спиной, в неурочный час — ведь еще рано идти завтракать — появляется Адамович. Я улыбаюсь, указывая ему на груду жетонов.
— Видите, вы были правы. Мне везет сегодня.
Он протягивает руку.
— Мадам, дайте мне!..
Я просто своим ушам не верю.
— Но вы же обещали не играть. Вы…
Он прерывает меня.
— Мадам, дайте мне!
Это уже не просьба — это требование. Меня оно возмущает.
— Вы с ума сошли! Ни одного жетона не дам. Уходите! Не мешайте мне!
Он сразу весь меняется. Таким я его никогда не видела. Лицо его становится злым и жестоким, голос визгливым.
— Не дадите? Мне не дадите? Вот как? А чьи это деньги? Ваши или мои?
Я, оторопев, смотрю на него.
— Георгий Викторович, вы шутите?
— Нисколько не шучу! — еще визгливее вскрикивает он. — Чьи это деньги — ваши или мои?
— Ваши! Ваши! Берите!
Я вскакиваю со стула и вытряхиваю из своей сумки жетоны и бумажные деньги. Они разлетаются во все стороны.
— Вот — берите! Берите все!
Он трясущимися руками подбирает жетоны и деньги и, не обращая на меня внимания, начинает пригоршнями разбрасывать их по плато.
Убегая, я еще успеваю увидеть, как крупье своей лопаточкой сгребает все его ставки.
Меня трясет от оскорбления и отчаяния. Все пропало. Я останавливаюсь на последней ступеньке лестницы казино и перевожу дыхание. Надо прийти в себя, взять себя в руки. Я поправляю съехавшую набок шляпу, всовываю руку в карман за носовым платком и вынимаю из него неизвестно как туда попавший большой продолговатый, прозрачный, стофранковый жетон. Значит, я Адамовичу не все отдала. Надо вернуться, швырнуть ему его. И я стремглав возвращаюсь в казино. Но тут происходит что-то непонятное.
Вместо того чтобы бежать в тот зал, где я играла, где сейчас Адамович проигрывает мной с таким трудом добытые деньги, я останавливаюсь в первом зале, подхожу к столу и, разменяв стофранковый жетон на двадцать красных пятифранковых, начинаю играть. Как во сне. Почти не сознавая, что делаю. Ставлю ставку за ставкой.
И выигрываю еще и еще. Передо мной уже снова лежат стофранковые жетоны. Я впиваюсь глазами в шарик, кружащийся с жужжанием в рулетке. Мне кажется, что это не шарик, а мое сердце кружится там в рулетке. И как это больно! Но какое ослепительное счастье, когда крупье объявляет номер, тот, на который я поставила.
Я играю вопреки всем моим правилам, безрассудно рискуя. Но, должно быть, «крылатая удача» не только не покинула меня, но руководит моими ставками. Я играю так, будто от выигрыша или проигрыша зависит вся моя жизнь, все мое будущее.
И вдруг в дверях появляется Адамович, бледный, растерянный, с искаженным лицом. Только бы он не увидел меня!
Но он уже идет ко мне несвойственной ему подпрыгивающей походкой. Он протягивает руку к моим жетонам.
— Мадам, вот вы где! Я все проиграл. Дайте мне!
Я даже не протестую. Я сразу сдаюсь и молча отхожу в сторону, уступая ему место, и вдруг, не в силах сдержаться, заливаюсь слезами, даже всхлипываю. Боже, какой позор! Я без оглядки вылетаю из казино. Мчусь в отель, земля качается подо мной, деревья и цветы несутся мне навстречу, только бы они не сбили меня с ног, только бы не упасть. Лифт… коридор… Дверь нашей комнаты. Я кричу:
— Жорж! Все погибло! Он отобрал у меня деньги! Он все проиграл! Он все проиграл!
Но Георгий Иванов как будто не понимает, не слышит. Он обнимает меня.
— Успокойся, не плачь, не плачь!
— Все погибло, — кричу я. — Все погибло. Он проиграл все деньги.
Но это потрясающее известие совсем не потрясает его.
— Успокойся, успокойся, — умоляет он. — Ничего не погибло! Не плачь, ради Бога. Напротив, это даже к лучшему. Ведь Жорж в первый же день проиграл все деньги, и ты напрасно старалась. Он упросил меня скрыть от тебя. Он был как помешанный, он надеялся, что ты все отыграешь».
В тот же день Г. В. Адамович вымаливал прощение:
— Это было чудовищно грубо. Но мне ночью приснилось, что я все отыграю, и я поверил сну. Я был в забытьи, в беспамятстве…
Конечно же, И. В. Одоевцева его простила. Далее она пишет:
«Из этого-то «рулеточного приключения», как Адамович впоследствии окрестил нашу поездку в Монте-Карло, вырос миф о проигранной вилле, разорившей, по одной версии, его мать, по другой — его тетку, и о его угрызениях совести.
На самом же деле воспоминание о «рулеточном приключении» не только не вызывало в нем «угрызений совести», а, напротив, превращалось во что-то очень забавное. Приходя в хорошее настроение, он не раз с усмешкой спрашивал меня:
— А помните, мадам, как я вас по первому классу в Монте-Карло возил?»