«Русская освободительная армия» против Сталина
Шрифт:
25 ноября 1944 г. в Троппау [ныне Опава, Чехия. – Примеч. пер.] состоялся конгресс по унификации работы среди молодежи на основе Пражского манифеста и под руководством КОНР [909]. С большим энтузиазмом и с целью заинтересовать русских юношей и девушек различных возрастов идеями Освободительного движения, а также оказать им вполне конкретную духовную и материальную помощь начал свою деятельность оргкомитет Союза молодежи народов России. К деятельности Союза предполагалось привлечь молодежь соответствующего возраста не только из лагерей восточных рабочих, но и из вооруженных сил и лагерей военнопленных. Например, намечалось создать возможности для занятий спортом, а также организовать мероприятия для обучения и досуга – посещения кино и концертов, вечеринки, лекции и экскурсии, не в последнюю очередь для того, чтобы противодействовать явлениям беспризорности среди молодежи. Еще до марта 1945 г. было предусмотрено открыть курсы для подготовки молодежных руководителей в Эйзенерце (Штирия), Вене и Карлсбаде.
Кроме того, центральным вопросом для Главного гражданского управления КОНР являлась реорганизация управления лагерей восточных рабочих, прежде всего путем привлечения к исполнению лагерных функций доверенных людей из рядов русских рабочих. За этим стояло намерение окончательно освободить восточных рабочих от произвола немецких инстанций. Было настойчиво потребовано включить полномочных представителей КОНР для защиты интересов восточных рабочих в организации Германского трудового фронта и Имперского земельного сословия, распространить институт уполномоченных КОНР и на отдельные лагеря, а также на промышленные и сельскохозяйственные предприятия [910]. На высшем уровне этим
Чрезвычайно приниженный социальный и правовой статус русских рабочих в Германии приводил к тому, что на переднем плане усилий Главного гражданского управления находились в первую очередь вопросы общественного вспомоществования. Кроме того, удовлетворению социальных нужд посвятило себя и ассоциированное с КОНР Общество Красного Креста. Хотя Красный Крест в первую очередь занимался, естественно, попечительством о солдатах Освободительной армии, организуя в сотрудничестве с военно-санитарным отделом РОА лазареты, санитарные поезда и передвижные санитарные отряды, но предпринимались также и меры по обслуживанию гражданских беженцев с территории Советского Союза, инвалидов и больных, детей и – не в последнюю очередь – военнопленных, объявленных Сталиным дезертирами и изменниками и лишенных международно-правовой защиты. Наряду с этим чрезвычайно полезным обещало стать создание централизованной разыскной службы с соответствующим печатным органом, ведь здесь имелась надежда, быть может, воссоединить часть бесчисленных разделенных членов семей. С 18 ноября 1944 г. в газете «Воля народа» регулярно печаталась довольно обширная рубрика с объявлениями о розыске. В Центральном справочном бюро были собраны сотни тысяч адресов [911].
Провозглашение Пражского манифеста и ощутимое вскоре повсюду проявление органов КОНР не остались без отклика среди миллионов русских в германской сфере влияния. Это нашло выражение не только в массе индивидуальных или коллективных письменных выражений поддержки, но и прежде всего в том, что бесчисленные русские в Германии предложили свою личную помощь на благо общего дела [912]. Офицеры и солдаты РОА жертвовали свое жалованье, эксплуатируемые немцами восточные рабочие отдавали свои скудные сбережения и даже многие военнопленные стремились внести свою лепту. Поступающие отовсюду денежные и вещевые пожертвования приняли вскоре такие размеры, что на их основе было создано благотворительное учреждение, уже упомянутая «Народная помощь», которое видело свою единственную задачу в том, чтобы доставлять соотечественникам, например, раненым, нежданную радость или поддерживать их в бедственных случаях. То, как «Народная помощь» понимала свою деятельность, показывает пример большой раздачи рождественских подарков детям восточных рабочих в лагерях под Берлином 7 января 1945 г., в которой, кроме Власова, приняли участие и генералитет РОА, члены КОНР и немецкие друзья Освободительного движения [913]. На раздаче подарков детям, начавшейся богослужением отца Александра Киселева, была представлена красочная программа номеров русских деятелей искусства. И, наконец, помимо лакомств и маленьких подарков, были розданы и игрушки, изготовленные советскими военнопленными в лагерях.
Генерал-майору Закутному было ясно с самого начала, что программа Главного гражданского управления РОА не может быть реализована без поддержки немцев. Он сам и его уполномоченные немедленно связались с компетентными немецкими инстанциями (кадровое управление СС, Главное управление имперской безопасности, гестапо, Германский трудовой фронт, Имперское земельное сословие), чтобы добиться от них путем переговоров, большей частью сложных, хотя бы ряда уступок. С какой последовательностью КОНР вступался за соотечественников в Германии, вытекает из того, что уже 23 ноября 1944 г. рейхсминистр Розенберг, который хотя и не противостоял «власовской акции» в принципе, но хотел подчинить ее своим диаметрально противоположным планам, пожаловался на три основополагающих политических требования Власова, а именно, требования о равноправии восточных рабочих, о возможности их свободного передвижения и об устранении нашивки «Ост», которые, как он писал, будут, «разумеется», отклонены [914]. Но столь само собою разумеющегося, как, видимо, считал Розенберг, отказа не последовало. 8 января 1945 г. оберфюрер д-р Крёгер имел беседу с рейхсфюрером СС, в которой тот проявил «полное понимание к пожеланию генерала Власова» [915], чтобы «со временем упразднить» все дискриминационные предписания в отношении восточных рабочих. Гиммлер в принципе согласился уравнять русских с прочими иностранными рабочими (французами, бельгийцами, голландцами) «в отношении снабжения, вознаграждения за труд и т. д.»; если понадобится, как он заявил, даже за счет «понижения содержания остальных иностранцев». Он, правда, не хотел отказываться от внешнего знака отличия для русских, как того желало гестапо, однако тот должен был лишиться «всякого дискриминационного характера». Так, он говорил о «значке или чем-то подобном в качестве национального знака борьбы с большевизмом». Образцы национальных знаков отличия, безупречных в политическом и художественном отношении, для русских, украинцев и белорусов были опубликованы в газете «Воля народа» еще 20 ноября 1944 г. Подобно Гиммлеру, и рейхсмаршал Геринг, с которым Власов 2 февраля 1945 г. имел в Каринхалле продолжительную беседу, был очень любезен [916]. С прямо-таки обезоруживающей наивностью Геринг признал, что в отношении русских «по незнанию были допущены крупные ошибки». Он сам, к примеру, считал, «что каждый русский воспринимает обращение с помощью нагайки, так сказать, как «норму», что она подходит этой народности и что без такого обращения вообще нельзя ожидать трудовых достижений». Геринг, который признался, что скорректировал свои взгляды, теперь в ответ на серьезные просьбы Власова заявил о безоговорочной готовности выступить за уравнивание русских с остальными иностранцами в отношении «заработной платы, питания и общего обращения» и в своем качестве уполномоченного по 4-летнему плану дать соответствующие указания.
Возникает вопрос о результатах многообразных усилий, хотя столь незадолго до конца войны они могли иметь скорее символическое, чем реальное практическое значение. То, чего КОНР смог добиться на благо русских соотечественников в Германии, представляет интерес прежде всего потому, что одновременно является критерием для политико-исторической оценки всего Освободительного движения. Некоторые из русских требований действительно являлись столь обоснованными, что они были признаны и немцами и потому могли быть воплощены в реальность, хотя отчасти и с некоторым сопротивлением. Сюда относятся: уравнивание продовольственных рационов восточных рабочих с рационами рабочих из западноевропейских стран, повышение денежных выплат, лучшее снабжение одеждой и предметами обихода, улучшение медицинского обслуживания и т. п [917]. В целом была признана и необходимость изменения общих методов обращения с русскими. Гестапо издало строгую директиву, угрожавшую начальникам лагерей и другим немцам в случае оскорбительного обращения с подчиненными им восточными рабочими или какого-либо превышения своих полномочий, например, с целью расхищения продуктов питания, немедленным смещением и в случае серьезных нарушений – отправкой в концлагерь. В виде опыта была создана рейдовая комиссия, состоящая из представителя КОНР, представителя кадрового управления СС, а также из члена Германского трудового фронта с совещательным голосом, которая проинспектировала ряд лагерей восточных рабочих в районе Берлина и в двух случаях сообщила о правонарушениях со стороны немецких начальников лагерей. Как сообщил и генерал-майор Закутный в своем интервью 6 декабря 1944 г., уже в первое время было смещено со своих постов или привлечено к ответственности иным способом, видимо, немало лагерных начальников. Однако успех в этом вопросе не может скрыть того факта, что выполнения других требований русским добиться не удавалось вовсе или удавалось лишь с большим трудом. Так, например, председатель оргкомитета Союза молодежи Дьячков в своем докладе 22 марта 1945 г. призвал на помощь Президиум КОНР, поскольку немецкие инстанции, вопреки всем усилиям, в течение трех месяцев тянули с решением по вопросу молодежного союза [918]. По его мнению, это было связано с принципиально иной, по сравнению с другими молодежными союзами в германской сфере влияния, организационной формой запланированного СМНР, который должен был – вместо «вождистского принципа» сверху донизу – строиться с акцентом на
Крайне сложно складывались переговоры о назначении полномочных представителей КОНР с Германским трудовым фронтом (ГТФ), которые вел преимущественно Майер, свободно говоривший по-немецки знаток ситуации [919]. ГТФ, чей руководитель д-р Лей относился к власовскому движению с явным непониманием, желал признавать лишь представителей, назначенных собственной организацией и тем самым зависимых от нее, а не уполномоченных КОНР. Однако в этом вопросе русские не пошли ни на какие уступки. Генерал Власов, стремившийся к назначению подлинных защитников прав восточных рабочих, проинструктировал своих представителей на переговорах настаивать на полной независимости уполномоченных КОНР либо сорвать переговоры. Понадобились еще большие усилия, пока русские смогли добиться своих требований. На русско-немецком совещании 4 марта 1945 г., в котором участвовали также представители кадрового управления СС и Министерства иностранных дел, представитель ГТФ рейхсамтслейтер Менде наконец заявил о готовности признать инструкции КОНР по уполномоченным, включить таковых в свой аппарат и разрешить им также беспрепятственный доступ к лагерям восточных рабочих. Однако система начала удовлетворительно функционировать лишь в немногих областях рейха – Тироль-Форарльберге, Галле-Мерзебурге и в Судетской области. Ведь из списка 114 первоначально выдвинутых уполномоченных КОНР в марте 1945 г. получили одобрение лишь 16, среди них Рипуленко, Баратов, Хромов, Лихтенбергский, Ругтешель, Ковалёвский, Баснин, Волконский, Ещиковский, Оглоблев, Фогт. В отличие от Германского трудового фронта, организация Имперского земельного сословия, ответственная за восточных рабочих в сельском хозяйстве, с самого начала проявила большую предупредительность. Решения о назначении уполномоченных КОНР удалось принять без сложностей, с обоюдного согласия. Правда, их реализации помешал приблизившийся конец войны.
Можно подытожить, что 5-месячные усилия Главного гражданского управления КОНР хотя и не во всем приводили к успеху, но остались и не тщетными. Результат получил и письменное закрепление – правда, как очень сожалели русские, не по всей форме [920]: постоянный представитель Гиммлера при Власове, оберфюрер д-р Крёгер в письме заверил генерала в полной поддержке кадрового управления СС при осуществлении пожеланий КОНР относительно улучшения положения восточных рабочих. В аналогичном письме, направленном д-ром Штаденом генерал-майору Закутному, был подытожен результат проведенных переговоров и одновременно выражена надежда кадрового управления СС, что удастся преодолеть и сопротивление гестапо в вопросе устранения нашивки «Ост» и точно так же привести к удовлетворительному решению проблему свободы передвижения восточных рабочих. К русским в германской сфере влияния, наряду с военнослужащими вооруженных сил (РОА и добровольческие части) и 6 миллионами восточных рабочих, принадлежали и советские военнопленные (согласно оценке – 1,5 миллиона). Хотя эта группа лиц не перестала подчиняться германским военно-лагерным властям (с июля 1944 г. под ответственностью кадрового управления СС), т. е. возможности непосредственного воздействия оставались ограниченными, КОНР уделял свое внимание и им. Например, благодаря усилиям КОНР 14 января 1945 г. первая большая группа военнопленных офицеров и солдат Красной Армии была «торжественным актом», при участии шефа кадрового управления СС обергруппенфюрера Бергера и генерала Власова, освобождена из лагерей военнопленных и переведена на положение гражданских рабочих [921]. Помимо этого, КОНР получил в лагерях военнопленных по меньшей мере одно реальное полномочие. Ему было разрешено распространять среди военнопленных соотечественников идеи Пражского манифеста, что в советской литературе явилось поводом для утверждения, будто Власов подвергал военнопленных новым тяготам – когда, например, пропагандисты РОА выдавали «гестапо» неугодных. Вся дистанция между исторической реальностью и картиной, изображенной в советской литературе, становится ясна, если сравнить подлинную деятельность пропагандистов РОА с советскими утверждениями. Так, уже из директив, изданных руководителем отдела пропаганды среди военнопленных полковником Спиридоновым под названием «Формы и методы устной пропаганды», видно, что пропагандисты никоим образом не имели каких-либо полномочий в отношении военнопленных [922]. «Пропагандист, – гласит пункт 1 этих директив, – это не политрук Красной Армии», т. е. он не имеет права вмешиваться в военные или гражданские дела. «Пропагандист – не доносчик», – гласит пункт 2, т. е., как пояснил полковник Спиридонов, «он должен отвергать поручения секретных служб и не может добровольно предлагать соответствующим органам свои услуги… В своей работе он должен действовать не методом тайных доносов, а методом убеждения». Лишь в случае прямой опасности он должен был иметь право отдать рапорт, но и в этом случае только своему непосредственному начальнику, причем, как подчеркивается, исключительно о «враждебно действующих, а не о враждебно мыслящих». Кроме того, лидеры Освободительного движения считали, что можно в основном отказаться от обычных для пропагандистской сферы махинаций. Поэтому распространение пражских идей должно было обязательно основываться на правде. «Лучше маленькая правда, чем ложь планетарного масштаба», – требовал Спиридонов. А также: «Не нужно давать невыполнимых обещаний. Идеи Освободительного движения настолько точно отражают интересы народов России, что нет нужды их приукрашивать. Необходимо лишь широкое распространение и точное объяснение». Так мог говорить только тот, кто был уверен в своем деле.
На практике пропагандисты РОА, которые имели офицерские звания поэтому обладали определенным авторитетом и у немецкого персонала, стали просто инстанцией по приему пожеланий и жалоб военнопленных [923]. Поскольку эти пропагандисты обнаружили, например, отсутствие всякой духовной жизни в лагерях военнопленных, то КОНР позаботился о большем распространении газет, о создании возможностей для приема радиопередач и об устройстве лагерных библиотек. 10 января 1945 г. газета «Воля народа» опубликовала настоятельный призыв: предоставлять для этой цели любого рода «книги, журналы, учебники, альманахи» на всех языках народов России [924]. В целом бывало так, что пропагандисты РОА, прежде чем приступить к своей непосредственной работе, знакомились с условиями в соответствующем лагере военнопленных. Если поступали жалобы от военнопленных или иным образом обнаруживались недостатки в отношении размещения, санитарного оборудования, обеспечения продовольствием и одеждой, денежного содержания или обращения со стороны немецкого персонала, то это находило соответствующее отражение в подававшихся ими докладных записках. А поскольку они направлялись инстанциям вермахта, то пропагандисты таким способом могли способствовать и улучшению условий. Во всяком случае в целом КОНР сыграл в отношении военнопленных позитивную роль. Тому имеется косвенное подтверждение и из советских уст. Офицер Красной Армии, который в лагере Ландау летом 1945 г. агитировал за добровольное возвращение в СССР, пытался снискать доверие среди пленных военнослужащих Власовской армии, заявив буквально следующее: «Комитет освобождения принес большую пользу, вырвав из немецкого плена тысячи солдат. В этом его несомненная заслуга, и за это мы ему благодарны» [925].
Таким образом, можно подытожить: быстро развивавшиеся подразделения и учреждения КОНР стали за краткий период своего существования авторитетной стороной в переговорах, которую нельзя было больше игнорировать. Немцы, привыкшие до сих пор бесцеремонно обращаться с миллионной массой русских, находившихся в их власти, по своему усмотрению, внезапно увидели перед собой инстанцию, которая ограничивала их собственную власть и с которой им приходилось считаться. А у практически бесправных и эксплуатируемых до сих пор русских неожиданно появился влиятельный защитник и поборник их жизненных интересов. Тем самым наметились совершенно новые условия. Конечно, КОНР за 5 с лишним месяцев его существования было невозможно распространить во всех отношениях свою компетенцию на находившихся по эту сторону фронта соотечественников. Но ситуация все же явно развивалась в подобном направлении. При этом следует также всегда иметь в виду, что урегулирование жизненных условий русских соотечественников в Германии представляло, так сказать, лишь побочную задачу Освободительного движения, подлинная цель которого состояла ведь в том, чтобы добиться изменения политических условий в самой России. Но уже под этим углом зрения, в результате своих усилий, направленных на облегчение участи миллионов восточных рабочих и военнопленных, и достигнутых при этом успехов, Русское освободительное движение предстает перед историей полностью оправданным в морально-политическом отношении.