О ящеры-гиганты, не бесследноВы — детища подводной темноты —По отмелям, сверкая кожей медной,Проволокли громоздкие хвосты!Истлело семя, скрытое в скорлупыЧудовищных, таинственных яиц, —Набальзамированы ваши трупыПод жирным илом царственных гробниц.И ваших тел мне святы превращенья:Они меня на гребень вознесли,И мне владеть, как первенцу творенья,Просторами и силами земли.Я — зверь, лишенный и когтей и шерсти,Но радугой разумною проникВ мой рыхлый мозг сквозь студень двух отверстийПурпурных солнц тяжеловесный сдвиг.А все затем, чтоб пламенем священнымЯ просветил свой древний, темный духИ на костре пред богом сокровенным,Как царь последний, радостно потух;Чтоб пред его всегда багряным троном,Как теплый пар, легко поднявшись ввысь,Подобно раскаленным электронам,Мои частицы в золоте неслись.
жидкий мозг в глубь плоской головы,О махайродусы. владели сушей выВ третичные века гигантских травоядных.И толстокожие — средь пастбищ непролазных,Удабривая соль для молочайных трав,Стада и табуны ублюдков безобразных,Как ваш убойный скот, тучнели для облав.Близ лога вашего, где в сумрачной пещереЖелудок страшный ваш свой красный груз варил,С тяжелым шлепаньем свирепый динотерий [228]От зуда и жары не лез валяться в ил.И, видя, что каймой лилово-серых ливнейЗатянут огненный вечерний горизонт,Подняв двупарные раскидистые бивни,Так жалобно ревел отставший мастодонт.Гудел и гнулся грунт под тушею бегущей,И в свалке дележа, как зубья пил, клыки,Хрустя и хлюпая в кроваво-жирной гуще,Сгрызали с ребрами хрящи и позвонки.И ветром и дождем разрытые долиныДавно иссякших рек, как мавзолей, хранятПод прессами пластов в осадках красной глиныКостей обглоданных и выщербленных склад.Земля-владычица! И я твой отпрыск тощий,И мне назначила ты царственный удел,Чтоб в глубине твоей сокрытой древней мощиОгонь немеркнущий металлами гудел.Не порывай со мной, как мать, кровавых уз,Дай в танце бешеном твоей орбитной цепиИ крови красный гул, и мозга жирный грузСложить к подножию твоих великолепий!
227
Махайродусы — саблезубые тигры, существовавшие в доисторические времена.
228
Динотерий — ископаемое млекопитающее, сходное со слонами и мастодонтами.
1911
ИЗ СБОРНИКА «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ»
(1918)
«Подсолнух поздний догорал в полях…»
Подсолнух поздний догорал в полях,И, вкрапленный в сапфировых глубинах,На легком зное нежился размахПоблескивавших крыльев ястребиных.Кладя пределы смертному хотенью —Казалось — то сама судьба плылаЗа нами по жнивью незримой теньюОт высоко скользящего крыла.Как этот полдень — пышности и лениИсполнена, ты шла, смиряя зной.Лишь платье билось пеной кружевнойО гордые и статные колени.Да там в глазах под светлой оболочкой,На обреченного готовясь пасть,Средь синевы темнела знойной точкой,Поблескивая, словно ястреб, — страсть.
Железносонный, обвитыйСпектрами пляшущих молний,Полярною ночью безмолвнейОбгладывает тундры океан Ледовитый.И сквозь ляпис-лазурные льды,На белом погосте,Где так редки песцов и медведей следы,Томятся о пламени залежи рудыИ о плоти мамонтов желтые кости.Но еще не затихТаящийся в прибое лиственниц и пихтОтгул отошедших веков, когдаРжавокосмых слонов многоплодные стада,За вожаком прорезывая кипящую пену,Что взбил в студеной воде лосось,Относимые напором и теченьем, вкосьМедленно переплывали золотоносную Лену.И, вылезая, отряхивались и уходили в тайгу.А длинношерстный носорог на бегу,Обшаривая кровавыми глазками веки,Доламывал проложенные мамонтом просеки.И колыхался и перекатывался на коротких стопах.И в реке, опиваясь влагой сладкой,Освежал болтающийся пудовой складкой,Слепнями облепленный воспаленный пах…А в июньскую полночь, когда размолотИ расплавлен сумрак и мягко куетСветозарного солнца электрический молотНа зеленые глыбы крошащийся лед, —Грезится Полюсу, что вновь к немуЛастятся, покидая подводную тьму,Девственных архипелагов коралловые ожерелья.И ночами в теплой лагунной водеДремлют, устав от прожорливого веселья,Плезиозавры,Чудовищные подобия черных лебедей.И, освещая молнией их змеиные глаза,В пучину ливнями еще не канув,Силится притушить, надвигаясь, грозаВзрывы лихорадочно пульсирующих вулканов…Знать, не зря,Когда от ливонских поморийСамого грозного царяОтодвинул Стефан Баторий [230] , —Не захотелось на красной площади в МосквеЛечь под топор удалой голове,И по студеным омутам ИртышаПредсмертной тоскою заныла душа…Сгинул Ермак,Но, как путь из варяг в греки,Стлали за волоком волок,К Полюсу под огненный пологТекущие разливами реки.И с таежных дебрей и тундровых полейСобирала мерзлая земля ясак —Золото, мамонтову кость, соболей.Необъятная. Пало на долю твою —Рас и пустынь вскорчевать целину,Европу и Азию спаять в однуЕвразию — народовластий семью.Вставай же, вставай,Как мамонт, воскресший алою льдиной,К незакатному солнцу на зов лебединый —Ледовитым океаном взлелеянный край!
229
Бруни Лев Александрович (1894–1948) — художник.
230
Стефан Баторий — польский король с 1576 по 1586 г.
Моряки старинных фамилий,влюбленные в далекие горизонты,пьющие вино в темных портах,обнимая веселых иностранок;франты тридцатых годов,подражающие д'Орсе и Брюммелю, [232]внося в позу дендивсю наивность молодой расы;важные, со звездами, генералы,бывшие
милыми повесами когда-то,сохраняющие веселые рассказы за ромом,всегда одни и те же;милые актеры без большого таланта,принесшие школу чужой земли,играющие в России «Магомета» [233]и умирающие с невинным вольтерьянством;вы — барышни в бандо [234] ,с чувством играющие вальсы Маркалью,вышивающие бисером кошелькидля женихов в далеких походах,говеющие в домовых церквахи гадающие на картах;экономные, умные помещицы,хвастающие своими запасами,умеющие простить и оборватьи близко подойти к человеку,насмешливые и набожные,встающие раньше зари зимою;и прелестно-глупые цветы театральных училищ,преданные с детства искусству танцев,нежно развратные,чисто порочные,разоряющие мужа на платьяи видающие своих детей полчаса в сутки:и дальше, вдали — дворяне глухих уездов,какие-нибудь строгие бояре,бежавшие от революции французы,не сумевшие взойти на гильотину —все вы, все вы —вы молчали ваш долгий век,и вот вы кричите сотнями голосов,погибшие, но живые,во мне: последнем, бедном,но имеющем язык за вас,и каждая капля кровиблизка вам,слышит вас,любит вас;и вот все вы:милые, глупые, трогательные, близкие,благословляетесь мноюза ваше молчаливое благословенье.
231
Кузмин Михаил Алексеевич (1875–1936) родился в Ярославле в дворянской семье. Учился композиции в Петербургской консерватории. Печатался в журналах «Весы», «Аполлон», «Золотое руно». Колебался от символизма до акмеизма, сам выдвинул понятие «кларизма» — от латинского корня (clarus), обозначающего «ясность», «прозрачность»; его творчество скорее соответствовало второму значению; стихи Кузмина были подчеркнуто элегантны, иногда переходя в некоторую манерность. Отдельным стихам присущ эротизм, культ чувственных наслаждений. «Александрийские песни» Кузмина, принимаемые иногда за свободный стих (верлибр), ориентированы на античные размеры.
Кузмин писал и прозу (роман о знаменитом авантюристе и мистике графе Калиостро), романсы и либретто. После Октября в основном переводил, в числе его переводов — «Золотой осел» Апулея, «Король Лир» и «Укрощение строптивой» Шекспира.
Стихотворения из книги стихов «Сети» печатаются по текстам т. I собрания сочинений поэта. Пг., 1915, и издания: Михаил Кузмин. Александрийские песни. Пг., 1921; из книги стихов «Осенние озера» по тексту издания: Михаил Кузмин. Осенние озера. Вторая книга стихов. М., «Скорпион», 1912.
232
…подражающие д'Орсе и Брюммелю… — известным денди, законодателям моды — Габриэлю д'Орсе (1801–1852) и Джорджу Брайену Браммелю (Брюммелю; 1788–1840).
233
… играющие в России «Магомета»… — Имеется в виду трагедия Вольтера «Магомет» (1742).
234
Бандо — повязка в женских нарядах.
Май 1907
Из раздела «Александрийские песни»
Вступление
1
«Как песня матери…»
Как песня материнад колыбелью ребенка,как горное эхо,утром на пастуший рожок отозвавшееся,как далекий прибойродного, давно не виденного моря,звучит мне имя твоетрижды блаженное:Александрия!Как прерывистый шепотлюбовных под дубами признаний,как таинственный шумтенистых рощ священных,как тамбурин Кибелы [235] великой,подобный дальнему грому и голубей воркованью,звучит мне имя твоетрижды мудрое:Александрия!Как звук трубы перед боем,клекот орлов над бездной,шум крыльев летящей Ники [236] ,звучит мне имя твоетрижды великое:Александрия!
235
Кибела — фракийская богиня, являющаяся олицетворением матери-природы; почиталась в Греции, где была обобществлена с матерью Зевса Реей.
Когда мне говорят: «Александрия»,я вижу белые стены дома,небольшой сад с грядкой левкоев,бледное солнце осеннего вечераи слышу звуки далеких флейт.Когда мне говорят: «Александрия»,я вижу звезды над стихающим городом,пьяных матросов в темных кварталах,танцовщицу, пляшущую «осу»,и слышу звук тамбурина и крики ссоры.Когда мне говорят: «Александрия»,я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем,мохнатые мигающие звездыи светлые серые глаза под густыми бровями,которые я вижу и тогда,когда не говорят мне: «Александрия!»
3
«Вечерний сумрак над теплым морем…»
Вечерний сумрак над теплым морем,огни маяков на потемневшем небе,запах вербены при конце пира,свежее утро после долгих бдений,прогулка в аллеях весеннего сада,крики и смех купающихся женщин,священные павлины у храма Юноны,продавцы фиалок, гранат и лимонов,воркуют голуби, светит солнце,когда увижу тебя, родимый город!
Любовь
1
«Когда я тебя в первый раз встретил…»
Когда я тебя в первый раз встретил,не помнит бедная память:утром ли то было, днем ли,вечером или позднею ночью.Только помню бледноватые щеки,серые глаза под темными бровямии синий ворот у смуглой шеи,и кажется мне, что я видел это в раннем детстве,хотя и старше тебя я многим.
2
«Ты — как у гадателя отрок…»
Ты — как у гадателя отрок:все в моем сердце читаешь,все мои отгадываешь мысли,все мои думы знаешь,но знанье твое тут невелико,и не много слов тут и нужно,тут не надо ни зеркала, ни жаровни:в моем сердце, мыслях и думахвсе одно звучит разными голосами:«Люблю тебя, люблю тебя навеки!»
3
«Наверно в полдень я был зачат…»
Наверно в полдень я был зачат,наверно родился в полдень,и солнца люблю я с ранних летлучистое сиянье.С тех пор как увидел я глаза твои,я стал равнодушен к солнцу:зачем любить мне его одного,когда в твоих глазах их двое?