Русская поэзия XIX века. Том 2

Коллектив авторов

Тихо над Альгамброй. Дремлет вся натура. Дремлет замок Памбра. Спит Эстремадура. Дайте мне мантилью, Дайте мне гитару, Дайте Инезилью, Кастаньетов пару. Дайте руку верную, Два вершка булату, Ревность непомерную, Чашку шоколату. Закурю сигару я, Лишь взойдет луна… Пусть дуэнья старая Смотрит из окна! За двумя решетками Пусть меня клянет; Пусть шевелит четками, Старика зовет. Слышу на балконе Шорох платья,- чу! – Подхожу я к донне, Сбросил епанчу. Погоди, прелестница! Поздно или рано Шелковую лестницу Выну из кармана!… О синьора милая, Здесь темно и серо… Страсть

кипит унылая В вашем кавальеро. Здесь, перед бананами, Если не наскучу, Я между фонтанами Пропляшу качучу. Но в такой позиции Я боюся, страх, Чтобы инквизиции Не донес монах! Уж недаром мерзостный Старый альгвазил Мне рукою дерзостной Давеча грозил. Но его для сраму я Маврою [96] одену; Загоню на самую На Сьерра-Морену! И на этом месте, Если вы мне рады, Будем петь мы вместе Ночью серенады. Будет в нашей власти Толковать о мире, О вражде, о страсти, О Гвадалквивире; Об улыбках, взорах, Вечном идеале, О тореадорах И об Эскурьяле… Тихо над Альгамброй. Дремлет вся натура. Дремлет замок Памбра. Спит Эстремадура.

96

Здесь, очевидно, разумеется племенное имя: мавр, Мавритании, а не женщина Мавра. Впрочем, это объяснение даже лишнее, потому что о другом магометанском племени тоже говорят иногда в женском роде: турка.Ясно, что этим определяются восточные нравы.

<1854>

ЭПИГРАММА № III

Пия душистый сок цветочка, Пчела дает нам мед взамен; Хотя твой лоб пустая бочка, Но все же ты не Диоген.

<1854>

ОСАДА ПАМБЫ

Романсеро, с испанского

Девять лет дон Педро Гомец, По прозванью Лев Кастильи, Осаждает замок Памбу, Молоком одним питаясь. И все войско дона Педра, Девять тысяч кастильянцев, Все по данному обету Не касаются мясного, Ниже хлеба не снедают, Пьют одно лишь молоко. Всякий день они слабеют, Силы тратя по-пустому. Всякий день дон Педро Гомец О своем бессилье плачет, Закрываясь епанчою. Настает уж год десятый. Злые мавры торжествуют; А от войска дона Педра Налицо едва осталось Девятнадцать человек. Их собрал дон Педро Гомец И сказал им: «Девятнадцать! Разовьем свои знамена, В трубы громкие взыграем И, ударивши в литавры, Прочь от Памбы мы отступим Без стыда и без боязни. Хоть мы крепости не взяли, Но поклясться можем смело Перед совестью и честью: Не нарушили ни разу Нами данного обета - Целых девять лет не ели, Ничего не ели ровно, Кроме только молока!» Ободренные сей речью, Девятнадцать кастильянцев Все, качаяся на седлах, В голос слабо закричали: «Sancto Jago Compostello! [97] Честь и слава дону Педру, Честь и слава Льву Кастильи!» А каплан его Диего Так сказал себе сквозь зубы: «Если б я был полководцем, Я б обет дал есть лишь мясо, Запивая сантуринским». И, услышав то, дон Педро Произнес со громким смехом: «Подарить ему барана: Он изрядно подшутил».

97

Святой Иаков Компостельский (искаж. исп.).

<1854>

В АЛЬБОМ КРАСИВОЙ ЧУЖЕСТРАНКЕ

Написано в Москве

Вокруг тебя очарованье. Ты бесподобна. Ты мила. Ты силой чудной обаянья К себе поэта привлекла. Но он любить тебя не может: Ты родилась в чужом краю, И он охулки не положит, Любя тебя, на честь свою.

<1854>

НЕМЕЦКАЯ БАЛЛАДА

Барон

фон Гринвальдус, Известный в Германье, В забралах и в латах На камне пред замком, Пред замком Амальи, Сидит, принахмурясь; Сидит и молчит. Отвергла Амалья Баронову руку!… Барон фон Гринвальдус От замковых окон Очей не отводит И с места не сходит; Не пьет и не ест. Года за годами… Бароны воюют, Бароны пируют; Барон фон Гринвальдус, Сей доблестный рыцарь, Все в той же позицье На камне сидит.

<1854>

ДРЕВНИЙ ПЛАСТИЧЕСКИЙ ГРЕК

Люблю тебя, дева, когда золотистый И солнцем облитый ты держишь лимон, И юноши зрю подбородок пушистый Меж листьев аканфа и белых колонн. Красивой хламиды тяжелые складки Упали одна за другой… Так в улье шумящем вкруг раненой матки Снует озабоченный рой.

<1854>

ДОБЛЕСТНЫЕ СТУДИОЗУСЫ

Как будто из Гейне

Фриц Вагнер – студьозус из Иены, Из Бонна – Иеронимус Кох, Вошли в кабинет мой с азартом, Вошли, не очистив сапог. «Здорово, наш старый товарищ! Реши поскорее наш спор: Кто доблестней – Кох или Вагнер?» - Спросили с бряцанием шпор. «Друзья! вас и в Иене и в Бонне Давно уже я оценил: Кох логике славно учился, А Вагнер искусно чертил». Ответом моим недовольны: «Решай поскорее наш спор!» - Они повторили с азартом И с тем же бряцанием шпор. Я комнату взглядом окинул И, будто узором прельщен: «Мне нравятся очень… обои» – Сказал им и выбежал вон. Понять моего каламбура Из них ни единый не мог, И долго стояли в раздумье Студьозусы Вагнер и Кох.

<1854>

ЖЕЛАНИЯ ПОЭТА

Хотел бы я тюльпаном быть, Парить орлом по поднебесью, Из тучи ливнем воду лить Иль волком выть по перелесью. Хотел бы сделаться сосною, Былинкой в воздухе летать, Иль солнцем землю греть весною, Иль в роще иволгой свистать. Хотел бы я звездой теплиться, Взирать с небес на дольний мир, В потемках по небу скатиться, Блистать, как яхонт иль сапфир. Гнездо, как пташка, вить высоко, В саду резвиться стрекозой, Кричать совою одиноко, Греметь в ушах ночной грозой… Как сладко было б на свободе Свой образ часто так менять И, век скитаясь по природе, То утешать, то устрашать!

<1854>

ПОМЕЩИК И САДОВНИК

Басня

Помещику однажды в воскресенье Поднес презент его сосед. То было некое растенье, Какого, кажется, в Европе даже нет. Помещик посадил его в оранжерею; Но как он сам не занимался ею (Он делом занят был другим: Вязал набрюшники родным), То раз садовника к себе он призывает И говорит ему: «Ефим! Блюди особенно ты за растеньем сим; Пусть хорошенько прозябает». Зима настала между тем. Помещик о своем растенье вспоминает И так Ефима вопрошает: «Что? хорошо ль растенье прозябает?» «Изрядно,- тот в ответ,- прозябло уж совсем!» Пусть всяк садовника такого нанимает, Который понимает, Что значит слово «прозябает».

<1855>

МОЙ ПОРТРЕТ

Когда в толпе ты встретишь человека, Который наг; [98] Чей лоб мрачней туманного Казбека, Неровен шаг; Кого власы подъяты в беспорядке; Кто, вопия, Всегда дрожит в нервическом припадке,- Знай: это я! Кого язвят, со злостью вечно новой, Из рода в род; С кого толпа венец его лавровый Безумно рвет; Кто ни пред кем спины не клонит гибкой,- Знай: это я!… В моих устах спокойная улыбка, В груди – змея!

98

Вариант: «На коем фрак».