Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников
Шрифт:
3) 1872 г. Л. Н. Толстой, С. А. и дети С. Л. и Т. Л. Толстые были у исповеди. Стр. 24.
4) 1874 г. Л. Н. и С. А. Толстые и дети Сергей, Татьяна, Илья и Лев Львовичи были у исповеди. Стр. 24.
5) 1877 г. Стр. 18; 1878 г. стр. 25; 1879 г. стр. 24; отмечено: Л. Н. и С. А. Толстые и дети Сергей, Татьяна, Илья, Лев Львовичи были на исповеди.
6) Книга № 1. 1880–1881 гг. Л. Н. и С. А. Толстые и дети Сергей, Татьяна, Илья, Лев и Мария Львовичи были у исповеди. Стр. 24.
7) 1884 г. Отметка: вся семья не была у исповеди. Стр. 24.
8) Последующие отметки с 1885–1898 гг.: не были у исповеди по отлучке.
9) 1901 г. отмечено: Л. Н. Толстой не был по отлучке 20 лет, С. А. 10 лет. Стр. 37. Книга 1.
10) 1902–1903 гг. Книга № 1. Л. Н. и С. А.
11) 1904 г. Отмечено: Л. Н. Толстой отлучен от церкви, С. А. и Андр. Л. были на исповеди. Стр. 141.
12) 1905 г. Л. Н. Толстой не был по отлучке. С. А. и Андр. Льв. были. Стр. 181.
Выписки из книги записей исповеди, хранившихся ранее в церкви с. Кочаки, сделаны научно-технической сотрудницей Музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» Володичевой А. Н. 24.II.1941 г.
ОР ГМТ. Ф. 1. № 39748. Машинописная копия. Нумерация листов отсутствует.
Приложение 2
Выписки из исповедальной книги церкви Знамения Пресвятой Богородицы в Зубове [1248] . Записи об исповеди Л. Н. Толстого и его семьи с 1882 по 1894 г.
Выпись из исповедальной книги церкви Знамения, бл[из] Девичьего поля, Пречистенского сорока в Москве
1248
14 июля 1882 г. Л. Н. Толстой приобрел в Хамовниках деревянный дом, в который семья переехала 8 октября того же года. В этом доме Л. Н. Толстой провел 19 лет своей жизни, переезжая в него на зиму. 8 мая 1901 г. писатель окончательно обосновался в Ясной Поляне. Семья Толстых числилась прихожанами церкви Знамения Пресвятой Богородицы в Зубове, построенной в 1722 г.
В 1882 году дома графа Толстого в приходе ц[еркви] Знамения нет.
За 1883 год исповедальных ведомостей не сохранилось.
В 1884 году в испов[едной] ведом[ости] записано: Граф Лев Николаевич Толстой 52 л. [1249] , его жена Софья Андреевна 39 л., дети их Мария 13 л. и Лев 15 у исповеди и причастия были [1250] .
1885 г. гр. Лев Николаевич Толстой 53 л., его жена: Софья Андреевна 40 л., дети их: Мария 14 л. и Лев 16 л.
1249
Ошибка – должно быть 56 лет.
1250
Эта фраза написана на полях документа и повторяется во всех последующих записях, кроме 1890 и 1891 гг. Очевидно, данная информация не могла уже иметь отношения к самому Л. Н. Толстому.
1886 г. Графиня Софья Андреевна Толстая 40, дети ея: Мария 15 л., Лев 17 л.
1887 г. графиня Софья Андреевна Толстая 41 г., дети ея: Мария 15 л., Андрей 9 лет и Михаил 7 л.
1888 г. графиня Софья Андреевна Толстая 41 л., дети ея: Андрей 10 и Михаил 8 л.
1889 г. графиня Софья Андреевна Толстая 41 л., дети ея: Андрей 11 л. и Михаил 8 л.
1890 г. Записей об исповеди Толстых нет.
1891 г.
1892 г. графиня Софья Андреевна Толстая, дети ея: Андрей 14 л., Михаил 13 л.
1893 г. гр. Андрей Львович Толстой 15 л., гр. Михаил Львович Толстой 14.
1894 г. Графиня Софья Андреевна Толстая 49 л., граф Андрей Львович 16 л., гр. Михаил Львович 15 л. и гр. Александра Львовна 10 л.
ОРГМТ. Ф. 1. № 39627. Л. 1–2. Рукописная копия.
Приложение 3
Письмо К. П. Победоносцева Е. М. Феоктистову по поводу возможности издания «Крейцеровой сонаты» Л. Н. Толстого
6 февраля 1890 г.
Что сказать вам, почтеннейший Евгений Михайлович? Прочел я первые две тетради: тошно становилось – мерзко до циничности показалось. Потом стал читать еще (сразу все читать душа болит), и мысль стала проясняться. Только в три приема прочел все – и задумался…
Да, надо сказать – ведь все, что тут писано, – правда, как в зеркале, хотя я написал бы то же самое совсем иначе, а так, как у него написано, хоть и зеркало, но с пузырем – и от этого кривит. Правда, говорит автор от лица человека больного, раздраженного, проникнутого ненавистью к тому, от чего он пострадал, но все чувствуют, что идея принадлежит автору. И бросается в глаза сплошь почти отрицание. Положительного идеала автор почти не выставляет, хотя изредка показывает его проблесками. В начале купец понимает о таинстве, но лицо этого купца двоится, ибо он представлен циником кунавинского разгула. Правда, сам Познышев в одном месте говорит: иное дело если смотреть на брак как на таинство, да кто нынче так смотрит? Правда, в конце видим что-то похожее на раскаяние, как будто Познышев хочет сказать: я виноват. (И подлинно в сущности он виноват во всем, хотя все больше свалено на несчастную жену, которая, может быть, только нежничала с Трухачевским, и от мужа зависело только пожалеть ее и вовремя остановить – не свирепым укором, а ласкою.) Итак, независимо от правды фактической, явная фальшь в концепции автора относительно идеи.
Все это так. «Е pur si muove!» [ «А все-таки она вертится!»] И все-таки правда, правда в этом негодовании, с которым автор относится к обществу и его быту, узаконяющему разврат в браке.
Произведение могучее. И когда я спрашиваю себя, следует ли запретить его во имя нравственности, я не в силах ответить да. Оболживит меня общий голос людей, дорожащих идеалом, которые, прочтя вещь негласно, скажут: а ведь это правда. Запретить во имя приличия – будет некоторое лицемерие. Притом запрещение, как вы знаете, не достигает цели в наше время. Невозможно же никоим способом карать за сообщение и чтение повести гр. Толстого.
Знаю, что это чтение никого не исправит, что во многих читателях оно достигнет противоположной цели, усугубив еще ту двойственность – негодование на похоть и казнь – с продолжением похоти и зла, раздутого идеала с мерзкою действительностью в жизни. И не разделяю мнение тех, кои готовы возвесть эту повесть на степень какого-то евангелия идеальной нравственности. Тем не менее думаю, что нельзя удержать это зеркало под спудом.
Но думаю, что необходимо, во имя самых основных требований приличия общественного, потребовать некоторых изменений в тексте. Нельзя забыть, что эта вещь будет в руках у всех – у юношей и девиц, и будет громко читаться.
Публичного ее чтения ни в коем случае допустить нельзя. Есть слова и фразы положительно невозможные в печати. Я отметил их на поле словом: нельзя. Таковы, напр., фразы о предохранительном клапане. И к чему это? Неужели этим дорожит автор?
Затем – не согласится ли Толстой (или Кузминский – неужели он не поймет?) совсем выпустить XI главу о медовом месяце? Тут есть и фразы скверные и совсем отчаянные рассуждения о продолжении рода человеческого и о воздержании от деторождения. Это нехорошо и фальшиво. Притом невольно думается, что эти рассуждения сходятся с гнусною практикой многих сектантов – и шекеров, и федосьевцев, и скопцов, коих вероучение, быв идеализировано (а ведь к идеализации все способы – даже самый разврат), сводится к тем же рассуждениям. Между тем известно, что в действительности с этой идеализацией уживается и таится под нею самый скотский разврат. Увы! как гр. Толстой, подобно всем сектантам, забывает слово св. писания: «всяк человек есть ложь». И потому истинную правду и истинный идеал человек должен искать не в своем чувстве и сознании, а вне себя и над собою…