Русская революция и «немецкое золото»

Соболев Геннадий Леонтьевич

Без сомнения, выводы и наблюдения американского историка С. Ляндреса имеют принципиальное значение для пересмотра проблемы «немецкого золота» большевиков и всей литературы по этой проблеме. Конечно, они не совсем отвечают современной политической конъюнктуре, тому, что уже успело укорениться в общественном мнении, но хочется надеяться, что принцип Джона Мильтона – «Я предпочитаю королеву Истину королю Карлу» – со временем победит и здесь.

И все же процесс познания столь же необратим, как и сам исторический процесс. То, что вчера было достоянием наших специальных и особых архивов и недоступно даже специалистам, сегодня может узнать каждый заинтересованный читатель и составить о прочитанном собственное представление. В частности, мы имеем теперь возможность познакомиться с беспристрастным анализом телеграмм, послуживших материалом для обвинений большевиков в «шпионских сношениях», благодаря тому же С. Ляндресу, в книге которого они воспроизводятся впервые после публикации в 1917 г. в еженедельнике «Без лишних слов» и газете «Русская воля» – обнаружить раньше экземпляры этих изданий было нелегко даже исследователям.

Телеграммы, которыми обменивались находившиеся под наблюдением контрразведки, можно условно разделить на три группы: деловые, партийные и смешанные. Вот, например, самая ранняя по времени деловая телеграмма, посланная Фюрстенбергом-Ганецким Суменсон 4 мая 1917 г.: «Больше месяца без сведений. Деньги крайне нужны» [420] . Если руководствоваться здравым смыслом, а не подозрениями, то нетрудно понять, что речь идет об отсутствии у фирмы отчетности о проданных товарах более чем за месяц и требовании перевода денег за эти товары. Фирма Парвуса – Ганецкого имела своих деловых

представителей и в других городах России – Москве, Одессе и слала туда подобные же телеграммы. 7 мая Фюрстенберг-Ганецкий направляет своему представителю в Москве следующую телеграмму: «Телеграфируйте немедленно какое количество получили оригинала карандашей какое продал Точную отчетность пришлите письменно» [421] . При желании можно долго ломать голову над тем, что же здесь подразумевается под «карандашами», но если знать, что до Первой мировой войны карандаши поступали в Россию главным образом из Германии, а с началом войны их ввоз был официально запрещен и они стали предметом довольно прибыльной нелегальной торговли через Скандинавию [422] , то эта телеграмма приобретает свой элементарный смысл.

420

Ibid. P. 19.

421

Ibid. P. 27

422

См.: Шляпников А.Г. Канун семнадцатого года. М., 1920, С. 202; Futrell M. Northern Underground. London. 1963. P. 183.

Из всего комплекса телеграфной переписки, попавшей в поле зрения контрразведки, наиболее подозрительной, пожалуй, была одна из последних телеграмм, посланная 5 июля 1917 г. Суменсон из Петрограда незадолго до ее ареста: «НЕСТЛЕ не присылает муки Хлопочите СУМЕНСОН» [423] . Она трактовалась как закодированное сообщение, связанное с получением немецких денег в Петрограде, и следствием, и затем некоторыми историками [424] . Такое толкование возможно только в том случае, если не принимать во внимание тот факт, что с конца 1915 г. скандинавская фирма Парвуса – Ганецкого действительно была посредником по доставке и продаже в России продукции швейцарской пищевой фирмы «Нестле». До войны представителем «Нестле» в России была варшавская агентурная контора Клингслянда, совладельцем которой был его зять, старший брат Я. С. Фюрстенберга-Ганецкого – Генрих. Когда прямые контакты со Швейцарией были нарушены из-за захвата немцами Варшавы, посредником «Нестле» в ее операциях в России стала фирма Парвуса – Ганецкого, а Суменсон, служившая у Клингслянда еще до войны, переселилась в 1915 г. в Петроград как доверенное лицо, отвечавшее за получение и распределение между перекупщиками на российском рынке поставляемых через Скандинавию товаров (медикаментов, карандашей и т. п.), в том числе и детской молочной муки «Нестле» [425] .

423

Lyandres S. Op. cit. P. 83

424

См.: Никитин Б.В. Указ. соч. С. 110 – 114; Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 106; Pipes R. The Russian Revolution. London. 1990. P.412.; Possony S. Lenin: The Compulsive Revolutionary. Chicago. 1964. P. 230.

425

См.: Ляндрес С. Немецкое финансовое участие в русской революции. – Россия в 1917 году. Новые подходы и взгляды. СПб., 1995. С. 61.

Хотя партийная переписка между большевистским руководством в Петрограде и Ганецким в Стокгольме носила вполне реальный и естественный характер (Ганецкий был членом заграничного бюро ЦК большевиков), она вызвала не меньшее подозрение, чем коммерческая. Типичным примером может служить интерпретация следствием телеграммы, посланной из Стокгольма 9 мая 1917 г. за подписью Ганецкого в Петроград в адрес Коллонтай, Козловского и редакции «Правды»: «Стецкевич отобрали Торнео все сделали личный обыск протестуйте требуйте немедленной высылки нам отобранных вещей не получили ни одного письма пусть Володя телеграфирует прислать ли каком размере телеграммы для Правды». Последняя фраза в этой телеграмме толковалась как зашифрованный запрос Ганецкого о размерах немецкой финансовой помощи большевикам, что позволяло следствию «привязать» непосредственно к делу о получении «немецких денег» В. И. Ленина, который якобы лично определял время перевода и размер требуемых сумм. На самом деле, как установил С. Ляндрес, слова о «размере телеграмм для Правды» следует понимать как запрос о том, какая из отпущенного заграничному бюро ЦК большевиков сумма может быть потрачена на информационные телеграммы [426] . Дело в том, что члены заграничного бюро Боровский, Радек и Ганецкий выполняли также функции корреспондентов «Правды», снабжая большевистскую печать главными зарубежными новостями, которые пересылались в Петроград по телеграфу либо прямо в редакцию «Правды», либо через Петроградское телеграфное агентство. А это всегда стоило дорого.

426

Там же. С. 61 – 62.

Интересно, что в числе «криминальных» телеграмм оказалась и адресованная 11 мая 1917 г. редакцией газеты «Политикен» с уплаченным ответом «Ленину главе социалистической партии»: «Политикен радикальная газета Дании просит Вас телеграфировать ваше мнение о предстоящем конгрессе международном социалистическом в Стокгольме и русские условия окончательного мира» [427] . Как уже отмечалось, Ленин был категорически против проведения этой конференции и свою позицию неоднократно высказывал в печати, о чем, несомненно, было известно и властям. В поле зрения контрразведки попала написанная Лениным и адресованная Заграничному бюро ЦК большевиков телеграмма по поводу демонстрации 18 июня 1917 г.: «В воскресенье манифестация всей революции наши лозунги долой контрреволюцию четвертую Думу Государственный Совет империалистов организующих контрреволюцию вся власть советам да здравствует контроль рабочих над производством вооружение всего народа ни сепаратного мира с Вильгельмом ни тайных договоров с французским и английским правительствами немедленное опубликование советом действительно справедливых условий мира против политики наступления хлеба мира свободы» [428] . Текст этой телеграммы был опубликован в период июльских событий в газете «Русская воля» и выдавался за лозунги большевиков в дни июльского выступления.

427

Lyandres S. The Bolsheviks' «German Gold» Revisited. P. 37.

428

Ibid. P. 75.

Большой интерес представляют телеграммы, связанные с визитами Ганецкого в Петроград и опасениями его представителей по поводу возможного ареста их шефа. В одной из них Суменсон срочно сообщала: «юрисконсульт (М. Ю. Козловский) просит ни под каким видом не приезжать ждите письма» [429] . Ганецкий напрасно считал, что «телеграммы Козловского совсем неосновательны», поскольку последний был осведомлен о наблюдении контрразведки за Ганецким [430] . Именно эти предупреждения помогли Ганецкому избежать ареста в Петрограде в июле 1917 г.

429

Ibid. P. 47.

430

Ibid. P. 40 – 41

Особое внимание следствия привлекало в телеграммах каждое упоминание «Ниа банкен», шведского коммерческого банка, через который, как оно предполагало, проходили «немецкие деньги» большевикам в Петрограде. Но телеграммы как раз свидетельствовали об обратном: деньги переводились из Петрограда в «Ниа банкен», через который фирма Парвуса – Ганецкого осуществляла свои финансовые

операции. В июне 1917 г. Козловский телеграфировал в Стокгольм: «Финансы весьма затруднительны абсолютно невозможно дать в крайнем случае пятьсот как последний раз карандашах громадные убытки оригинал безнадежен пусть Ньюбанкен телеграфирует относительно новых сто тысяч Суменсон…» [431] . Последнюю фразу этой телеграммы из-за ее недостаточной определенности можно толковать по-разному, но последовавший через несколько дней ответ из Стокгольма дает ее правильное понимание: «Ниа Банкен» подтверждал получение ста тыс. рублей от Суменсон [432] . Разумеется, это не устраивало следствие, которое во что бы то ни стало стремилось отыскать следы «немецких денег». В этом ему по-прежнему активно помогала французская разведка. Получив сведения о том, что Суменсон перевела через Русско-Азиатский банк на счет Фюрстенберга-Ганецкого в «Ниа банкен» 300 тыс. руб., военный атташе Франции в Петрограде Лавернь сообщает своему руководству и Временному правительству, что это деньги немецкого происхождения, поскольку Суменсон не может иметь такой суммы, не получив ее из немецких источников [433] . Довод, надо сказать, не очень убедительный, но зато работавший на версию французской разведки и официального обвинения прокурора Петроградской судебной палаты. Более существенные результаты были получены в результате оперативного расследования финансовых поступлений в петроградские банки в последнее время. В письме в военное министерство Франции от 26 июля 1917 г. Лавернь докладывает, что им обнаружено 37 млн. руб., поступивших в Россию из шведских, норвежских, датских и финляндских банков в марте – июне 1917 г., причем бoльшая часть – 31 млн. из семи крупных банков Стокгольма, в том числе из «Ниа банкен» – 3,3 млн. Наиболее крупные финансовые поступления были обнаружены у Азовско-Донского банка – 13 млн. руб., у Петроградского международного коммерческого банка – 5 млн., Сибирского банка – 4,4 млн. [434] . Именно в этих банках, по предположению Лаверня, надо было искать поступавшие для большевиков «немецкие деньги» и их распределителей в Петрограде [435] .

431

Ibid. P. 59.

432

Ibid. P. 63.

433

Попова С.С. Французская разведка ищет «германский след». – Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. С. 269.

434

Там же. С. 270.

435

Там же. С. 271.

«Именно торговые книги «Ниа банкен» позволили нам обнаружить тайную сделку, которая существовала между Германией и большевиками», – писал позднее военный атташе Франции в Стокгольме Л. Тома. Но если о деталях этой «тайной сделки» он почему-то предпочел умолчать, то о «многом другом» он сообщил прямо-таки сенсационные подробности: «Там же мы нашли много другого и, в частности, вещественные доказательства в форме чековых книжек, которые перед революцией марта 1917 г. службы немецкой пропаганды использовали для оказания поддержки борьбы русских прогрессивных партий против царизма, они же обеспечивали субсидиями и некоторых крупных чинов царского правительства, находившихся за границей, с целью склонить их к мысли, что продолжение войны для России гибельно» [436] .

436

Там же

Однако деятельность «Ниа банкен» не была столь уж криминальной и тем более направленной против России, как это может показаться в изложении французского разведчика. Начать с того, что его владелец банкир Олоф Ашберг получил в 1916 г., по его собственному признанию, «задание» русского правительства «добиться займа в США для России» и в качестве представителя Министерства финансов России находился в Нью-Йорке, где вел переговоры по этому поводу с финансовым синдикатом «Нэшнл Сити Банк» [437] . В своем интервью «Нью-Йорк Таймс» Ашберг рисовал США самые радужные перспективы в России: «Когда борьба окончится, по всей стране для американского капитала и американской инициативы будет существовать благоприятная обстановка, вследствие пробуждения, вызванного войной. Сейчас в Петрограде много американцев, представляющих фирмы, которые следят за ситуацией, и как только наступит изменение, должна развиться обширнейшая американская торговля с Россией» [438] . Хотя шведский банкир оказался не столь уж прозорлив, сам он был довольно удачливым финансистом, хорошо зарабатывавшим именно на России. Как пишет в своих воспоминаниях сам Ашберг, его «Ниа банкен» в годы Первой мировой войны «осуществлял операции с ассигнациями, особенно с русскими. Мы скупали русские рубли и продавали их в странах, граничащих с Россией. Разница между покупкой и продажей была значительной и давала большую прибыль. Ежедневно вокруг „Ниа банкен“ собирались толпы иностранных дельцов. Это место превратилось в настоящую биржу» [439] . К сожалению для историков, шведский банкир так и не раскрыл тайну своих взаимоотношений с фирмой Парвуса – Ганецкого; что же касается переведенных «Ниа банкен» 3,3 млн. руб., о которых упоминалось выше, то убежденные сторонники версии о прохождении «немецких денег» через этот банк будут крайне удивлены, узнав, что большая часть из них – 2 млн. руб. составляет личный вклад Ашберга в «Заем свободы» Временного правительства, с которым у него также были деловые контакты, впрочем как и с будущим большевистским правительством [440] . Таким образом можно утверждать, что прямых улик, подтверждающих получение большевиками «немецких денег», не удалось найти ни французской разведке, ни русской контрразведке, ни следственной комиссии, которая, кстати, это признала [441] .

437

См. об этом: Ганелин Р.Ш. Россия и США. 1914 – 1917. Л., 1969. С. 54, 56, 66 – 71 и др.; Саттон А. Уолл-стрит и большевистская революция. М., 1998. С. 60.

438

New York Times. 1916. August 4.

439

Ашберг О. Между Западом и Россией. 1914 – 1924 гг. Из воспоминаний «красного банкира». Предисловие и примечания А.В. Островского. – Из глубины времен. Альманах 1993. № 2. С. 20.

440

Попова С.С. Указ. соч. С. 272.

441

Lyandres S. Op. cit. P. 95

Видимо, по этой причине большевистские руководители, непосредственно обвиненные в «шпионских сношениях», держались в период развязанной против них оголтелой кампании достаточно уверенно, но уклоняясь от публичной полемики и требуя объективного разбирательства «дела Ганецкого». В частности, М. Ю. Козловский еще 5 июля 1917 г., когда кампания против большевиков только начиналась, в телеграмме в Стокгольм предлагал требовать «немедленного образования формальной комиссии для расследования дела» и привлечения Заславского к официальному суду [442] . Ленин, который, как отмечалось, вступил в полемику с прокурором Петроградской судебной палаты сразу же после публикации постановления по обвинению большевиков, в августе 1917 г. в письме Заграничному бюро ЦК из Гельсингфорса настаивал на том, «чтобы Ганецкий документально опроверг клеветников, издав поскорее финансовый отчет своей торговли и своих дел с Суменсон (что сие за особа? Первый раз услыхал!) и с Козловским (желательно, чтобы отчет был проверен и засвидетельствован подписью шведского нотариуса или шведских, нескольких, социалистов, членов парламента)» [443] .

442

Ibid. P. 79.

443

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 446.