Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918 — 1924

Пайпс Ричард

Такие соображения заставили Троцкого в 1922–1923 гг. поступать весьма противоречивым образом: с одной стороны, действовать независимо от большинства, а с другой — кооперироваться с ним, чтобы избежать обвинения во «фракционности». В конце концов он не только потерпел политическое поражение, но и утратил моральный авторитет, который более отважная позиция могла бы ему снискать.

При попустительстве Троцкого XII съезд, который мог бы стать ареной поражения Сталина, стал ареной его триумфа. 16 марта Сталин доверительно телеграфировал Орджоникидзе в Тифлис: «несмотря ни на что», съезд одобрит поведение Закавказского комитета¹⁹⁸. Он оказался прав. На съезде он терпеливо разъяснял, почему введение более демократической процедуры в партию, насчитывающую 400 тыс. членов, превратит ее в «дискуссионный клуб», не способный к действию в то время, когда стране угрожают «волки империализма»¹⁹⁹. Он признавал целесообразность укрепления состава ЦК свежими силами, не соглашаясь при этом с предложением Ленина об изменениях в структуре и персональном составе. Записки Ленина по национальному вопросу раздали делегатам, но не обнародовали. [16 апреля Фотиева по собственной

инициативе послала Сталину копию статьи Ленина о национальном вопросе. Сталин отказался принять ее на том основании, что не хочет «вмешиваться» в это дело. Копии были переданы в ЦК. В тот же вечер Сталин получил от Фотиевой письмо, в котором она приводила слова сестры Ленина о том, что Ленин не давал распоряжения публиковать это, добавив от себя, что не считает их готовыми к публикации. Получив письмо Фотиевой, Сталин написал в ЦК жалобу на Троцкого за то, что он хранит в тайне столь важные заметки Ленина, заключая такими словами: «Я думаю, что статьи тов. Ленина [по национальному вопросу] следовало бы опубликовать в печати. Можно только пожалеть, что… их, оказывается, нельзя опубликовать, так как они еще не просмотрены тов. Лениным». Вместо того копии статьи были распространены «для информации» среди делегатов. Документы, касающиеся этого эпизода и хранившиеся в Центральном партийном архиве (РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 34), были воспроизведены в «Известиях ЦК» в 1990 году (№ 9. С. 153–161).]. В докладе на эту тему Сталин благоразумно придерживался среднего курса, нейтрализуя ленинские доводы в пользу грузинской оппозиции и ослабления Союза: он даже осмелился осудить «великорусский шовинизм», в котором его обвинил Ленин²⁰⁰. В протоколах съезда отмечено, что доклад, сделанный Сталиным от имени ЦК, был встречен делегатами «громкими, продолжительными аплодисментами». [Двенадцатый съезд РКП(б): Стеногр. отчет. С. 62. Реакцию, сравнимую по силе, вызвал на съезде только один докладчик — Зиновьев (там же. С. 47), что служит еще одним подтверждением того, что он воспринимался как преемник Ленина.]. (Выступления Ленина на партийных съездах обычно сопровождались просто «громкими аплодисментами».) Троцкий ограничился докладом о будущем советской промышленности — это был его единственный вклад в работу съезда, за который он заслужил лишь просто «аплодисменты». Сталин был без колебаний утвержден на посту Генерального секретаря.

Смирение Троцкого мало что дало ему. В своих воспоминаниях он рассказывает, что в период недееспособности Ленина Сталин с товарищами составили заговор, куда были вовлечены все члены Политбюро, за исключением только его, Троцкого, и все решения они обговаривали заранее, чтобы затем принимать их единогласно. Чтобы получить назначение на высокую должность, требовалось только одно качество: нелюбовь к Троцкому²⁰¹. Среди сорока членов нового ЦК он мог насчитать лишь троих своих сторонников²⁰².

Понимая, что обстоятельства против него и ему уже нечего терять, Троцкий перестал ждать милости от врагов и перешел в наступление. Чтобы наверстать упущенное, он принял позу выразителя мнений партийных масс: коль скоро элита — «старая гвардия» — упрямо не хочет признавать его своим, то он будет защитником рядовых партийцев. Последние составляли подавляющее большинство членов партии: согласно переписи 1922 года, только 2,7 % из 376 тыс. человек вступили в партию до 1917 года, то есть могли считаться «старой гвардией»²⁰³. Но именно они монополизировали руководящие органы партии и через них весь государственный аппарат. [По мнению Леонарда Шапиро, подавляющее большинство ключевых постов в партии в начале 20-х годов занимали ленинцы с дореволюционным партийным стажем. «Организационная структура после революции, таким образом, в этом отношении почти не отличалась от дореволюционной подпольной структуры» (The Communist Party of the Soviet Union. London, 1960. P. 236–237).]. Друзья убеждали Троцкого в том, что он влиятельный коммунистический лидер и его имя неразрывно связано с именем Ленина²⁰⁴. Почему бы тогда не перетянуть на свою сторону рядовых коммунистов? Хотя и облаченное в ризы неподкупной морали, контрнаступление Троцкого, начатое им в октябре 1923 г., было не чем иным, как жалкой игрой. С октября 1917-го никто другой не выступал столь решительно за единство партии как высшую ценность и никто другой не отвергал с таким презрением требования большей партийной демократии, выдвинутые «Рабочей оппозицией» и демократическими централистами, как Троцкий. Его внезапное обращение к партийной демократии не было продиктовано некими фундаментальными переменами в партийной жизни, ибо таких перемен не произошло. Переменилось только его собственное положение в партии: его, еще вчера стоявшего у самого руля, вдруг решили оставить на берегу.

8 октября 1923 года Троцкий направил в ЦК Открытое письмо, обвинявшее руководство в забвении демократических процедур в партии²⁰⁵. (Речь шла только о партии — как он сам напомнил участникам Пленума, собравшегося для обсуждения его письма: «Вы, товарищи, прекрасно знаете, что я никогда не был «демократом»».) [Васецкий Н. Ликвидация, М., 1989. С. 22. Еще в мае 1922 года он выступал против легализации партии меньшевиков и эсеров (Правда. 1922. № 102. 10 мая. С. 1).]. Событием, ускорившим этот шаг, послужило требование Дзержинского, чтобы коммунисты, имеющие сведения о какой-либо фракционной деятельности, сообщали об этом ГПУ и другим компетентным партийным органам²⁰⁶. Хорошо понимая, что это предложение направлено против него и его сторонников, Троцкий представил его как симптом бюрократизации партии. Что же случилось, вопрошал он, если понадобилась специальная инструкция, чтобы потребовать от коммунистов выполнять то, что они просто обязаны выполнять? Он нацелил огонь против концентрации власти на вершине партийной иерархии, особенно выделяя практику «назначенства», когда кандидатуры секретарей местных партийных организаций указывают из Москвы.

«Бюрократизация партийного аппарата достигла неслыханного развития применением методов секретарского отбора… Создался весьма широкий слой партийных работников, входящих в аппарат государства

или партии, которые начисто отказываются от собственного партийного мнения, по крайней мере открыто высказываемого, как бы считая, что секретарская иерархия и есть тот аппарат, который создает партийное мнение и партийные решения. Под этим слоем воздерживающихся от собственного мнения пролегает широкий слой партийной массы, перед которой всякое решение предстоит уже в виде призыва или приказа»²⁰⁷.

Признавая право «старых большевиков» на особый статус, он напоминал им, что они составляют лишь ничтожное меньшинство. В заключение он писал: «Секретарскому бюрократизму должен быть положен конец. Партийная демократия — в тех, по крайней мере, пределах, без которых партии грозит окостенение и вырождение, — должна вступить в свои права»²⁰⁸.

Все это было вполне справедливо, если только забыть, что всего лишь три года назад Троцкий сам отклонил подобные жалобы как «формализм» и «фетишизм». Новая его позиция получила некоторую поддержку, особенно со стороны группы, подписавшей так называемую «Платформу 46-ти», о чем и объявили Центральному Комитету²⁰⁹. Однако у руководящих органов партии был на все это готовый ответ: письмо Троцкого и закладывает «платформу», которая может привести к образованию незаконной фракции²¹⁰. В пространном послании Троцкому ЦК выносил суровый выговор:

«Два-три года тому назад не кто иной, как тов. Ленин, десятки раз разъяснял тов. Троцкому, что хозяйственные вопросы принадлежат к числу тех, где быстрые успехи невозможны, требуются годы и годы терпеливой и настойчивой работы, дабы достигнуть серьезных результатов.

С целью правильного руководства хозяйственной жизнью страны из одного центра и внесения максимальной планомерности в это руководство ЦК летом 1923 года реорганизовал СТО [Совет Труда и Обороны], введя в него персонально ряд крупнейших хозяйственных работников республики. В состав СТО Центральным Комитетом был введен также тов. Троцкий. Но тов. Троцкий и не думал являться на заседания СТО, как он ни разу, в течение ряда лет, не являлся на заседания Совнаркома и как он отказался принять предложение тов. Ленина о назначении тов. Троцкого одним из заместителей Председателя Совнаркома.

<…> в основе всего недовольства тов. Троцкого, всего его раздражения, всех его продолжающихся уже несколько лет выступлений против ЦК, его решимости потрясти партию, лежит то обстоятельство, что тов. Троцкий хочет, чтобы ЦК назначил его и тов. Колегаева для руководства нашей хозяйственной жизнью. Против этого назначения долгое время боролся тов. Ленин, и мы считаем, что он был совершенно прав.

Тов. Троцкий состоит членом Совнаркома, членом реорганизованного СТО. Ему был предложен тов. Лениным пост заместителя Председателя Совнаркома. На всех этих постах тов. Троцкий мог бы, если бы хотел, доказать на деле, работой перед лицом всей партии, что партия может вверить ему те фактические безграничные полномочия в области хозяйства и военного дела, которых он добивается. Но тов. Троцкий предпочел другой метод действия, который, по-нашему, несовместим с обычным пониманием обязанностей члена партии. Он ни разу не посетил заседаний Совнаркома ни при тов. Ленине, ни после отхода его от работ. Он ни разу не внес ни в Совнарком, ни в СТО, ни в Госплан какое бы то ни было предложение по хозяйственным, финансовым, бюджетным и т. п. вопросам. Он категорически отказался от поста заместителя тов. Ленина. Это он, по-видимому, считает ниже своего достоинства. Он ведет себя по формуле: «или все, или ничего». Тов. Троцкий фактически поставил себя перед партией в такое положение, что: или партия должна предоставить тов. Троцкому фактически диктатуру в области хозяйства и военного дела, или он фактически отказывается от работы в области хозяйства, оставляя за собой лишь право систематической дезорганизации ЦК в его трудной повседневной работе»²¹¹.

Эта отповедь, не дав ответа на поставленные Троцким политические вопросы, вместо того, по принципу, давно уже применявшемуся Лениным и Троцким в политическом споре, переводила проблему в плоскость личных оскорблений. Удар был мощный и еще сильнее подорвал доверие к Троцкому в глазах партийных кадров.

Не желая сдаваться, 23 октября в письме Пленуму ЦК Троцкий заостряет внимание на затронутых им вопросах и отвергает обвинения в том, что он сеет раздор в партийных рядах²¹². Отметив его нежелание идти в ногу с партией, Пленум в соотношении 102 против 2 (при 10 воздержавшихся) проголосовал за вынесение Троцкому выговора за «фракционность». Пленум также «полностью одобрил» действия партийного руководства²¹³. Каменев и Зиновьев добивались исключения Троцкого из партии, но Сталин счел это неблагоразумным: по его настоянию, предложение отклонили. Политбюро поместило в «Правде» резолюцию, где говорилось, что, невзирая на непотребное поведение Троцкого, дальнейшее сотрудничество его в высших партийных органах «абсолютно необходимо». [Правда. 1923. № 287. 18 дек. С. 4. Бухарин впоследствии напомнил Зиновьеву, что в 1923 году он, Зиновьев, требовал ареста Троцкого (Правда. 1927. № 251/3783. 2 нояб. С. 3). О реакции Ленина см. выше.]. Увидев, что режим «тройки» подвергся жесткой критике, Сталин решил за благо изобразить, будто хочет сохранить Троцкого как ценного, хотя и заблуждающегося товарища. Вот как он объяснял позднее свою позицию:

«Мы не согласились с т.т. Зиновьевым и Каменевым потому, что знали, что политика отсечения чревата опасностями для партии, что метод отсечения, метод пускания крови, — а они требовали крови, — опасен, заразителен: сегодня одного отсекли, завтра другого, послезавтра третьего, что же у нас останется в партии»²¹⁴.

Сталин, как всегда, взял на себя роль великого миротворца и воплощения здравого смысла.

В декабре 1923 г. Троцкий в конце концов нарушил субординацию и вынес вопрос на широкую публику, поместив в «Правде» статью «Новый курс». В ней он противопоставлял партийную молодежь, вдохновленную демократическими идеалами, старой, прочно окопавшейся на верхушке власти, гвардии и приходил к выводу: «Партия должна подчинить себе свой аппарат»²¹⁵. На что Сталин ответил: «Большевизм не может принять противопоставления партии партийному аппарату»²¹⁶.