Русская рулетка
Шрифт:
С этими словами Лабунов вышел из машины, а Ушатый так и остался сидеть, словно окаменел.
На помощь шефу пришел Ремез – он схватил Ушатого в охапку и, распахнув дверь, выбросил наружу.
Ушатый скатился вниз, в засыпанный мокрым снегом кювет. Стоявший сверху Лабунов направил на него два «глока» и, чуть наклонив голову вбок, посмотрел на Ушатого каким-то странным взглядом – в глазах Лабунова не было ни злобы, ни ненависти, ни презрения… Только безграничное любопытство, как у ребенка, который отрывает крылья и лапки у какого-нибудь жука и смотрит, что будет
Над пустынным, засыпанным мокрым снегом шоссе раздались выстрелы, слившиеся в один непрерывный звук, напоминающий стук сыплющегося на пол гороха. Эха не было, его поглотили вязкая тьма и слякоть.
Лабунов подошел к распахнутой дверце машины, держа в руках еще дымившиеся пистолеты.
– Кучер, поди-ка, проверь, а то сверху не видно – Ушатый такой же везучий, как Грузин, или нет.
Кучер, сидевший до этого в оцепенении, вздрогнул и закашлялся.
– Ну, шевелись!.. – грозно засопел за его спиной Ремез.
– Я… Счас, – еле выговорил Кучер, продолжая кашлять.
– Да не бойся, – снисходительно произнес Лабунов. – За Грузина ответил Ушатый. Ты понял?
Кучер заерзал на кожаном сиденье и, кашлянув еще несколько раз, вышел из «Мерседеса». Обойдя машину кругом и искоса глядя на шефа, спустился в кювет, где на снегу лежало распростертое тело его бывшего подельника. Утопая по щиколотки в окровавленном снегу, Кучер склонился над трупом.
Ремез тоже вышел из машины и стоял рядом с шефом.
– Ну, что? – спросил Лабунов.
– Вроде мертвый…
– Так вроде или мертвый?
– Не знаю, шеф, – простонал Кучер, взявшись за окровавленную руку Ушатого. – Вроде сердце не стучит…
– Нет, так не пойдет, – поморщился Лабунов. – Ремез, дай-ка ему перо.
Телохранитель достал из кармана нож с выкидным лезвием и швырнул в кювет, на снег рядом с трупом.
– Отрежь ему башку, – приказал Лабунов.
– За… Зачем?
– Кучер, ты в детстве книжки читал? – В голосе Лабунова наконец-то появилась нотка презрения. – «Всадника без головы» помнишь? Делай что тебе велят, а то сам в этом снегу останешься. Пуля – хорошо, а нож – лучше.
Кучер, трясущейся рукой подобрав нож, спросил:
– А может, не надо, шеф? Он все равно дохлый…
Вместо ответа Лабунов поднял руку с пистолетом.
Кучер все понял и, опустившись на колени, выполнил приказ. Одной рукой он повернул голову Ушатого в сторону, а другой – принялся водить лезвием ножа по открывшейся шее. Лезвие было туповатое, и у Кучера долго ничего не получалось.
Забрызгав руки кровью, он наконец смог рассечь шейные мышцы, а гортань скорее сломал, чем разрезал.
Вдруг тело, бывшее до этого неподвижным, задергалось под его руками. Из продырявленной гортани с жутким свистом вырвался воздух.
Кучер в ужасе выронил нож, как лягушка, отпрыгнул в сторону и уткнулся головой в снег.
Лабунов и его телохранитель услышали громкие характерные звуки исходящего спазмами желудка.
– Слушай, шеф, – наклонившись к уху Лабунова, прогундосил Ремез, – может, и этого грохнем? Что с него толку?
– Ничего, еще пригодится.
– Да он всю тачку засрет…
– Сам засрет, сам и вымоет. Ладно, с Ушатым все ясно. Иди, помоги Кучеру: оттащите его подальше от дороги да снегом закидайте. Нож с собой забери и проверь, чтобы у Ушатого ничего в карманах не осталось. А то еще найдут по весне подснежник с документами…
– Понял, шеф.
Ремез спрыгнул в снег, а Лабунов сел в машину на переднее сиденье.
– И про ухо не забудь! – крикнул он, захлопывая дверцу.
Члены бригады, собравшиеся в гостиной лабуновского особняка, с постными лицами поглядывали на экран огромного телевизора.
Там, крупным планом демонстрировалось искаженное в смертных муках лицо человека, которого казнили на электрическом стуле. Его руки, пристегнутые кожаными ремнями к подлокотникам, судорожно сжимались и разжимались, мышцы лица под воздействием электрического импульса огромной силы, дергались в страшном мимическом танце, а из-под колпака, закрывавшего верхнюю часть головы, поднимался дым.
Хотя все знали, что шеф уехал куда-то вместе с Ремезом, Кучером и Ушатым, никто не осмелился остановить кассету или выключить телевизор. Точнее, такое никому даже в голову не пришло. Ведь это означало бы ослушаться шефа, которого за глаза называли Лабой, – и навлечь на себя его гнев. А к чему приводит гнев шефа, всем было известно…
Юрий Лабунов вошел в гостиную, спокойно дождался, пока члены бригады встали, и только после этого жестом позволил им сесть.
– Что смотрим? – поинтересовался он, глянув на экран. – А, «Лики смерти»… Правильно, изучайте. Это – ваша жизнь. Я прерву сеанс только на несколько минут. Он кивнул Ремезу, и тот выключил видеомагнитофон.
– Домашнюю часть операции, которую я условно называю «Дагестан», мы закончили. Считаю, что в общем и целом она прошла успешно. Как вы помните, операцию мы начали летом. На первом этапе отработали клиентов в Москве и Запрудном. После отдыха начался второй этап. На данный момент отработаны два клиента, находившиеся в Москве. К сожалению, не обошлось без накладок – Кучер и Ушатый пренебрегли моими рекомендациями. Пришлось провести профилактические мероприятия.
Лабунов кивнул телохранителю, тот достал из кармана золотую цепочку. На ней вместо медальона болтались два испачканных кровью человеческих уха.
После того как Ремез медленно обошел по кругу всех членов бригады, демонстрируя «медальон», Лабунов со смешком заметил:
– Ушатый лишился права на свою кликуху, – чуть помолчав, добавил: – И на жизнь, естественно, тоже… К Кучеру я был более снисходителен. Но едва ли кому-то стоит рассчитывать на мою мягкость в дальнейшем. Теперь мы переходим к третьему этапу операции «Дагестан». Он будет проходить за пределами России. Гитлер, Тимур и Федос поедут в Барселону, а Бес и Проня – в столицу Австрии. Вводная будет дана перед отъездом каждой группе отдельно. Вопросы?