Русская жизнь. Понаехавшие (апрель 2008)

Коллектив авторов

Если бы была такая возможность - я бы не уезжал; очень по дому скучаю, по родным, но насовсем обратно возвращаться не собираюсь. В Таджикистане у меня есть все права, уважение, только денег нет, жить не на что. А здесь прав, в общем, у нас нет, зато можно жизни учиться, и домой чего-то отсылать. Я пока сюда не прибыл, можно сказать, мира не видел; разве что в армии служил в Душанбе. Но никогда не жил в странах, где настолько все по-другому, чем в Таджикистане. Поверьте, я поначалу не мог понять, зачем носить с собой паспорт и ставить регистрацию, почему постоянно документы проверяют. Даже в Китае такого не было - я единственный раз достал паспорт, когда границу

пересекал. Много в Москве узнал нового - плохого, хорошего, всякого.

Таджику в России в принципе одна дорога - на стройку. А я к этому глух абсолютно, строитель из меня плохой, если я что и знаю хорошо, так это автомеханику. Но на сервис устроиться невозможно, просто не берут таджиков, и все. Я поработал в одной строительной бригаде, в другой, а сейчас наконец-то перебрался за город, живу в деревне, помогаю там всем по хозяйству: заборы чиню, электричество, сторожу, ну и прочее в таком роде. Есть здесь люди, русские, которые помогают, - спасибо им за хорошее отношение. Живу в сторожке. В городе опасно и смотрят косо, и думаешь только, как бы не побили и в милицию не забрали. А на деревне лучше - никому не важно, откуда ты. Пообедать могут позвать запросто - в Москве такого быть не может. Жить здесь хорошо, только зарабатывать не получается - я вот даже на билет накопить не могу уже несколько месяцев.

Я, на самом деле, учиться хочу. В Автодорожный институт бы поступил с удовольствием, очень автомобили люблю. Из-за нищеты я так в институт и не пошел, хотя аттестат у меня был - одни пятерки. По английскому была четверка - и то потому, что язык в школе вел отец, своему сыну «отлично» ставить у нас неприличным считается. Отец мечтал, чтобы я в Америку съездил - съезжу когда-нибудь, обязательно.

Нина Андреева, 51 год. Город Цхалтубо, Грузия

Мы - русские. Мама из Орловской области, их во время войны эвакуировали, она в Грузию попала. Потом кто-то вернулся из эвакуации, кто-то нет. Мама вот в Грузии осела. Мы с сестрой уже там родились, там и выросли. Сестра, правда, в 20 лет в Россию уехала. Она спортсменка была, на сборах с парнем познакомилась, вышла за него замуж и к нему уехала, в Волгоград. А я всю жизнь в Грузии прожила. Видите, я уже почти двадцать лет здесь, а у меня до сих пор грузинский акцент. Мама 50 лет в Грузии прожила, а по-грузински слов десять только знает. А я с детства по-грузински говорю. Это тяжело очень, потому что меня тут все за грузинку принимают. А как в России к грузинам относятся, сами знаете.

В девяностом-девяносто первом годах все началось. Там стали русских ненавидеть. У меня сына чуть не избили на улице. Подошли подонки какие-то, говорят: «Русский?» Олежек им по-грузински ответил, они отстали. А других детей били в школе. Стреляли по ночам на улице. Это в Грузии! Вы не понимаете просто, какой шок был. Там же все со всеми мирно жили всегда. У мамы во дворе в одном доме русские жили, армяне, греки, грузины, турки - кого только не было. Никогда никто не ссорился! А тут раз - и все как с цепи сорвались. Чтоб они сдохли все, политики эти!

В общем, продали мы все за бесценок и в 1992 году поехали к маме на родину. Ну, грех жаловаться, устроились. Дом тут купили, отремонтировали его, все удобства сделали. С работой плохо было, но я устроилась в больницу бухгалтером. Мужа тоже в больницу устроила, завхозом. Сына медбратом, он медучилище закончил. Денег мало платили, но в деревне проще жить, огород есть.

Только мужики мои

спиваться стали. Как у вас в России пьют! В Грузии никогда так не пили. Все через бутылку, все! Что-то сделать - бутылка. Как вечер - так напиться. Вся деревня - алкаши, и мои туда же. И так денег почти нет, а они их еще и пропивают. А потом еще и в больнице сокращение было, уволили меня. Пришлось нам ехать в Москву зарабатывать. Бухгалтером устроиться нереально, конечно. И прописки нет, и возраст не тот. Стала ремонт делать. Э, я же профи почти! Я дома, в Цхалтубо, знаете, какой ремонт сделала? Две квартиры купили смежных, перепланировку сделали, все как конфетка было! Все сама делала, с мужем, никто не помогал! Паркет только класть мастера звали. Тогда еще слова такого не знали - «евроремонт», а у нас уже все было. Десять лет ремонт делали, по вечерам и выходным. Только закончили - продавать пришлось. Потом тут в деревне дом ремонтировали. Тоже сами, откуда в деревне рабочие, да и денег на них не было. Была развалюха, мы из нее такой коттедж сделали, со всеми удобствами! Ни у кого такого нет. Ну и вот, поехали в Москву, стали работать. Штукатурку положить, покрасить, обои поклеить. Неделю тут, на выходные домой. Тут ехать недалеко, на ночном поезде часа четыре. Уже третий год так, сейчас у нас бригада целая, мы с Валико руководим. Сын в магазине большом на складе работает. Ничего устроились, слава Богу.

Вот говорят: «понаехали в Москву за длинным рублем» - а что еще делать остается? Больше нигде и не заработаешь. От хорошей жизни разве едем? Была бы моя воля, я бы никогда из Цхалтубо не уехала. Никогда! А нас из родного дома выкинули, и никому мы теперь не нужны. Там мы чужие, тут мы чужие. Там мы оккупанты проклятые, тут мы чурки нерусские. Так и будем до смерти мыкаться.

Записали Мария Бахарева, Павел Пряников, Евгений Клименко и Алексей Крижевский

* ГРАЖДАНСТВО *

Олег Кашин

Богородский киберпанк

Двойное самоубийство в подмосковной деревне

I.

«Она была очень тяжелым человеком», - вздыхает тринадцатилетняя Аня из квартиры номер семь, когда я спрашиваю ее о Даше Лохмачевой. Молчит с минуту, а потом начинает рассказывать ужасы.

Ужасов, строго говоря, всего два - зато какие. Во-первых, когда Аня была в гостях у Даши, Даша съела целую банку варенья, а потом сказала своей маме, что варенье съела Аня. Во-вторых, когда Аня в следующий раз зашла к Даше, и девчонки пошли гулять, Даша забыла выключить воду в ванной, затопила всю квартиру, а маме сказала, что это Аня включила воду, и с тех пор Аню к Лохмачевым не пускали. В общем, Даша Лохмачева, несмотря на свои неполные пятнадцать лет, действительно была очень тяжелым человеком.

Я спрашиваю Аню, почему же тогда ее сосед, двадцатилетний Максим Парахин полюбил эту ужасную девочку. Аня вздрагивает: «Кого полюбил?»

II.

О том, что причиной двойного самоубийства стала несчастная любовь, в селе Богородском Рузского района Московской области знают все. Кто-то даже вспомнил, что Даша влюбилась в Максима еще давно, когда ей было шесть лет, и потом, как принято писать в желтой прессе, детская привязанность переросла в нечто большее.