Русские горки. Конец Российского государства
Шрифт:
Далее в своём письме Черномырдину Полеванов отметил, что общая номинальная величина ваучерного фонда (около 1,5 триллиона рублей) была в 20 раз меньше, чем стоили основные фонды промышленности, пущенные на аукционы. Одна Москва, где приватизация проводилась не по остаточной, а по рыночной стоимости, получила за 20 % своих предприятий 1,8 триллиона рублей, в то время как доходы по всей остальной России за первые два года приватизации составили всего 1 триллион рублей.
Позже, в 2000 году, первый заместитель министра внутренних дел России В. Козлов в интервью «Московским новостям» признал, что 40 % российской экономики криминализировано, то есть контролируется преступниками. Он сказал: «Все мы в своё время
Из 500 крупнейших предприятий России большая часть (80 %) была продана на аукционах по цене менее 8 миллионов долларов каждое, 324 завода из этой золотой полутысячи пошли по цене менее 4 миллионов долларов за каждый. «Уралмаш» продали за 3,72 миллиона долларов, Челябинский металлургический комбинат — за 3,73 миллиона, Ковровский механический завод, обеспечивавший стрелковым оружием всю армию, МВД и спецслужбы, пошёл за 2,7 миллиона долларов, Челябинский тракторный — за 2,2 миллиона долларов. Для сравнения: средняя хлебопекарня в Европе стоит около 2 миллионов, один цех по разделке леса и выпуску отделочной доски-вагонки обходится покупателю в 4,5 миллиона долларов.
В ходе приватизации сплошь и рядом происходили экономические курьёзы. Например, Останкинский мясокомбинат в Москве перед самым началом разгосударствления приобрёл новейшее импортное оборудование на сумму более 35 миллионов долларов, а весь комбинат, вместе с этим оборудованием, был оценен всего в 3,1 миллиона долларов.
Под прикрытием приватизационного процесса был нанесён огромный ущерб национальной безопасности нашей страны. В силу военно-политического противостояния СССР и США и в результате жёстких блокадных мер, введённых западными странами на торговлю и обмен технологиями, развитие военно-промышленных комплексов двух сверхдержав развивалось самостоятельно и независимо. У нас были разные типы стрелкового оружия, бронетехники, авиации, военно-морских сил, ракетной техники. Высокая степень секретности всего нашего военно-промышленного комплекса была постоянным раздражителем для США и их союзников, они готовы, были тратить колоссальные средства на получение нужной им информации. Приватизация «по Чубайсу» открыла настежь двери нашего ВПК для разведок США и их натовских партнёров.
Для проникновения в оборонный комплекс России создавались подставные предприятия, которые затем на законных основаниях участвовали в приватизации предприятий оборонного комплекса. Так, уже известный нам Джонатан Хей создал подставную российскую фирму «Граникс», купил через неё опытный завод НИИ «Графит» и 30 % акций Московского электродного завода и стал хозяином уникального оборонного комплекса, производящего стратегический графит для военного ракетостроения. Затем он отказался выполнять оборонные заказы военно-космических сил России и перешёл на обслуживание американских фирм.
Если же предприятия российского ВПК были включены в перечень объектов, не подлежащих приватизации, зарубежные предприниматели добивались выделения из их состава структурных подразделений и предоставления им статуса совместных предприятий и производств. Так удавалось влиять на администрацию и получать доступ к имеющимся и разрабатываемым технологиям.
Американцы признали Чубайса величайшим коррупционером. Не пришлось бы нам признавать его величайшим агентом вражеских государств!
Приватизаторы широко практиковали допуск иностранных, чаще всего американских, аудиторских фирм на наши секретные объекты якобы для оценки эффективности производства и определения других макроэкономических показателей. Так было на Ижевском машиностроительном заводе, выполнявшем заказы Вооружённых Сил России. Иностранные аудиторы получили доступ ко всей финансовой и производственной документации предприятия, — в одночасье наша секретная дотоле отрасль стала «прозрачной» для тех, от кого её прятали десятилетиями. Кстати, никакой реальной необходимости в проведении аудита не было, процедура была использована, как «официальное прикрытие» для получения информации.
Рухнула эффективность всей системы защиты государственных секретов. Под предлогом экономии средств начали сокращать, а то и вовсе ликвидировать режимно-секретные органы, на многих объектах распустили военизированную охрану, стали закрывать узлы спецсвязи, прекратили работу средств противодействия техническим приёмам снятия информации и т. д. Наши люди перестали соображать, что одно утерянное в результате этих мер ноу-хау могло стоить в сотни, а то и тысячи раз больше, чем все расходы на поддержание его секретности.
Письмо Полеванова было направлено «в верха» 18 января 1995 года, а через две недели он был уволен.
Генерал Н.С. Леонов сообщил, что при штаб-квартире НАТО в Брюсселе был создан специальный центр по оценке и сортировке военно-технической информации. Её объём бы столь велик, что сотни специалистов денно и нощно рылись в наших секретах, выбирая «жемчужные зёрна», а потом передавали их предприятиям ВПК США и европейских стран.
К концу первого президентского срока Б. Ельцина (1996) приватизация была в основном завершена. В руки новых владельцев перешла вся добыча сырья, почти весь топливно-энергетический комплекс, лёгкая и пищевая промышленности, около половины электроэнергетики, морской, воздушный и автомобильный транспорт, подавляющее большинство предприятий коммунального обслуживания и т. д. Приватизация перестала быть центром политических баталий.
Через ваучеры было приватизировано далеко не всё, ведь приватизация проходила в несколько этапов, и ваучеризация была первым из них. То, что осталось у государства, распределялось потом с помощью других механизмов. Через аукционы, в том числе залоговые, через различные конкурсы и т. д. На всех этапах основное возражение против здравого смысла продолжало действовать: всё идет за бесценок потому, что денег у населения нет, даже наиболее богатые его представители не могли купить приватизируемое за приличную цену.
Мы здесь, кстати, находим одну из причин бегства капитала. Если его происхождение сомнительно — что делать с деньгами, полученными от продажи приватизированного оборудования на лом, использования заводских цехов (из которых выброшено всё, что там было) под склады, от присвоения природной ренты, а также продажи наркотиков, краденого оружия и рэкета? Только вывезти за границу. Не могут деньги, полученные такими способами, использоваться на инвестиции внутри страны, и не потому, что отсутствуют объекты, пригодные для инвестирования, а потому, что обладание средствами, происхождение которых не имеет ничего общего с законом, очень небезопасно, ненадёжно: не дай Бог, разберутся, отнимут! Это теперь ясно, что уже не отнимут, — а тогда?
Итогом приватизации стало появление у нас «олигархов». Обычно олигархией называют власть какой-либо группы: военной, финансовой или промышленной, когда такая группа, выделенная не по политическому, а какому-либо иному признаку, приходит к власти. В России олигархами стали называть наиболее крупных деятелей бизнеса (банкиров, нефтяных магнатов, владельцев империй СМИ и пр.), получивших свою собственность при сильной поддержке власти. Однако обычно власть преступных семей принято называть мафией.