Русские государи в любви и супружестве
Шрифт:
Ныне далеко не в каждом издании можно найти сведения о библейском персонаже Ахитофеле. В «Библейской энциклопедии», издании репринтном, то есть скопированном с книги, выпущенной в 1881 году, говорится: «Ахитофел (II Цар. XV, 12) – брат безумия (глупости) – уроженец Гило, близкий друг и советник Давида (II Цар. XXVII, 33). Он был, несомненно, одним из самых видных законников своего времени. Его совет считался за слово Господне (II Цар. XVI, 23). Авессалом последовал совету Ахитофела в одном деле, т. е., когда он шел к наложникам Давида, дабы народ мог узнать, что всякая связь между отцом и сыном порвана. Авесалом убедил его присоединиться к заговору против своего отца Давида, но крутые меры, предложенные Ахитофелом для осуществления честолюбивых планов Авессалома, были все отменены советом Хусия. Ахитофел, видя, что несомненным
Точно так же рассыпались, не достигая целей, злые замыслы внешних и внутренних врагов, направленные против православного государя. Безумие и глупость лежали в их основе – это и имел в виду Иоанн IV Грозный, упоминая Ахитофела в своем послании.
Я не случайно начинаю с описания детских и юношеских лет Иоанна Грозного. Эти годы накладывают свой отпечаток на всю жизнь, в том числе и на семейное счастье или несчастье. Иоанн Грозный прямо сказал о том, когда пришло время создать семью не только ради любви и семейного счастья, но и ради Государственных интересов, ведь престол русских царей был тем прочнее, чем крепче и надежнее были его наследники.
Александр Нечволодов так описал младенческие годы Иоанна Васильевича: «После похорон Великого Князя Василия Иоанновича, при торжественном собрании духовенства, бояр и народа, митрополит Даниил благословил в Успенском соборе четырехлетнего (когда умер отец, Иоанну было три года и три с небольшим месяца. – Н.Ш.) Великого Князя Иоанна на властвование над Русской Землей; правительницей же за его малолетством, явилась, естественно, по древнему Русскому обычаю, его мать – Великая Княгиня Елена Васильевна. Свое вступление в управление Государством она начала с милостей: сидевший в тюрьме за самовольный отъезд к брату покойного Великого Князя – Юрию, – князь Андрей Михайлович Шуйский был выпущен на свободу; затем, богатые дары готовились для раздачи в память об усопшем Великом Князе – его братьям и близким людям.
Но уже через неделю Великой Княгине пришлось начать беспощадную борьбу с врагами государства, которые, видя малолетство Великого Князя, не замедлили поднять свои головы».
Одним из первых снова встал на путь измены облагодетельствованный Андрей Шуйский, который начал подбивать князя Горбатого «отъехать к дяде малолетнего Великого Князя – Юрию», мол, там силы больше и может перепасть немало, если добиться дележа государственного пирога – растащить Московское государство по уделам. Только «брат безумия, глупости» мог замышлять подобное, только алчность, которую можно назвать слугою безумия и глупости, могла лишить разума князей и бояр, толкнув их на развал и уничтожение того, что было содеяно для укрепления Святой Руси и превращения ее Державу дедом Иоанна Васильевича Иоанном III и его отцом Василием III в единую могучую Державу.
Именно при деде и отце Иоанна Грозного стало входить в обиход наименование государя «Царем и Самодержцем», что являлось отражением достижений в объединении Русских земель и централизации государственной власти. Иоанн III Васильевич, дед Грозного царя в переписке с ливонскими немцами называл себя: «Царь всея Руси».
Василий III Иоаннович тоже иногда употреблял в титуле слово «царь». С огромным трудом, в кровавых битвах с бесчисленными недругами Русь достигла той незримой черты, когда она из Великокняжеской превратилась и в глазах народа, и в глазах иноземцев в Царскую.
Идея твердой самодержавной, централизованной власти уже витала в воздухе. Эта высшая православная идея, данная в Откровении Пресвятой Богородицы святому благоверному князю Андрею Боголюбскому во время его страстной ночной молитвы на развилке Владимирской и Суздальской дорог 17 июля 1155 года, уже была опробована и теперь нуждалась в теоретическом обосновании и твердом практическом внедрении.
Эта священная для Святой Руси задача Божьею волею легла на хрупкие плечи еще даже не отрока, а младенца, которому суждено было закалиться в тяжелейших испытаниях и стать первым русским царем и по имени и по
И это в то время, когда государство Московское находилось меж множества врагов, когда слуги духа темного со всех сторон вели атаку на Дом Пресвятой Богородицы, когда, по меткому выражению историка, «России оставалось или стереться и не быть, или замирить буйных соседей оружием».
В период, когда Московское государство напрягало все физические и моральные силы для борьбы с врагом, внутри этого государства поднимала голову боярская оппозиция, говоря языком позднейших времен, пятая колонна. Как же следовало поступать с этой сворой изменников, готовых за краюху от государственного пирога продать иноземцам весь Дом Пресвятой Богородицы без остатка? К сожалению, историки «послекарамзинского периода», описывая эпоху Иоанна Грозного, брали за основу измышления врагов, подобных папскому легату Антонио Поссевино, шпиону германского императора Генриху Штадену и предателю Курбскому. Они стремились и стремятся убедить читателей, что правду надо искать не в словах благочестивого русского царя, а в творениях «братьев безумия и глупости», пользовавшихся лишь сплетнями, которые были им по нраву, ибо помогали выполнить заказ темных сил по извращению правды о Московском государстве и благоверном государе.
Неужели же сам государь менее достоин того, чтобы поверить ему, созидателю и строителю Дома Пресвятой Богородицы, а не лютым врагам Святой Руси – врагам наших пращуров, а следовательно, нашим с вами врагам. Напомним, что писал о том времени сам Иоанн Грозный, причем писал с болью в сердце, ибо раны, полученные в младенчестве, остались незаживающими и кровоточащими на всю жизнь: «Когда же суждено было по Божьему предначертанию родительнице нашей, благочестивой Царице Елене, переселиться из Земного Царства в Небесное, остались мы с почившим в бозе братом Георгием круглыми сиротами – никто нам не помогал; оставалась нам надежда только на Бога, и на Пречистую Богородицу, и на всех Святых молитвы, и на благословение родителей наших».
«Я решил жениться в своем Государстве…»
Православный летописец прошлого Александр Нечволодов в «Сказаниях о Русской Земле» писал: «13 декабря 1546 года юный Иоанн Васильевич призвал к себе митрополита Макария и долго с ним беседовал. Макарий вышел от него с веселым лицом, отпел молебен в Успенском соборе и послал за боярами, даже и за опальными, и вместе с ними был опять у Государя… Через три дня был назначен большой съезд митрополиту и всем знатным лицам к Великокняжескому двору. Когда все собрались, то Иоанн, помолчав немного, сказал, обращаюсь к Макарию, следующее: “Уповая на милость Божию и Пречистую Его Матерь и Святых заступников Петра, Алексия, Ионы и прочих чудотворцев Земли Русской, имею намерение жениться; ты, отче, благословил меня. Первою моею мыслию было искать невесты в иных царствах; но, рассудив основательнее, отлагаю эту мысль. Во младенчестве лишенный родителей и воспитанный в сиротстве, могу не сойтись нравом с иноземкой, и не будет у нас счастья; и вот я решил жениться в своем Государстве, по воле Божьей и по твоему благословению”».
Затем Иоанн продолжил: «По твоему, отца моего митрополита, благословению и с вашего боярского совета, я хочу перед женитьбой по примеру наших родителей и сродника нашего Великого Князя Владимира Всеволодовича Мономаха, который был венчан на Царство, так же исполнить тот чин венчания на Царство и сесть на Великое Княжение. И ты, отец мой, Макарий митрополит, благослови меня совершить это».
Венчание на Царство Иоанна Васильевича состоялось 16 января 1547 года. Выбрал же царь Анастасию Романовну, рода «знаменитого своею преданностью Московским Государям и непричастностью к боярским крамолам». Анастасия Романовна Захарьина-Кошкина была дочерью уже умершего к тому времени окольничего Романа Юрьевича и племянницей известного боярина Михаила Юрьевича Захарьина, «близкого и преданного человека отцу Иоанна, помогшему Василию III на смертном одре творить последнее крестное знамение».