Русские и нерусские
Шрифт:
Так чего набегают друг на друга? Какая «рука» их дергает? И по какой шкале отсчитывать тут грехи для будущих каяний?
Не беру уж нынешнее чеченское обоюдное остервенение, — о вот «Афган», горькая точка слома от мира к войне в 1980 году. Оно, конечно, черт понес, полезли не в свой огород, оккупанты и т. д. Это — в масштабе «ситуации». А если — глянуть вперед, «через столетие»? Напор Юга, изнеможение Севера. Геополитический фронт гнется. Итогда «афганская авантюра» предстает в другом свете: как попытка упредить. Слабая попытка, неудачная. И мальчики наши, на костылях вернувшиеся оттуда, покалечившие души и тела «ни за что», предстанут героями, которые первыми вызвали
Кто утолит нынешнюю безысходную печаль о них? Кто все это взвесит? Не мы, наверное. Но та самая Рука, которая бросает нам жребий.
И мы ее, естественно, не успеваем разглядеть.
Попробуем разглядеть хоть ярлык, нам спущенный.
«Суть коммунизма — совершенно за пределами человеческого понимания. По-настоящему нельзя поверить, чтобы люди так задумали — и так делают».
Однако задумали. Делают. И хотя суть «за пределами», — на семистах страницах первого тома своей «Публицистики» Солженицын эту суть десятки раз пытается определить.
Вот определения. Коммунизм — это то, против чего в России с 1917 года объединились все: «от кадетов до правых социалистов». Все против него объединились — а он шагает — «через горные хребты и океаны, с каждым ступом раздавливает новые народы, скоро придушит и все человечество». Зачем? «Спросите раковую опухоль — зачем она растет? Она просто не может иначе». «Это — как инфекция в мировом организме». Это — «тотальная враждебность всему человечеству.» Без лучших или худших «вариантов». Это — «мировое зло, ненавистное к человечеству». Это то, что хочет «захватить всю планету, в том числе и Америку».
Да что же это, что?
Да вот то, что шагает, давит, растет, захватывает. Перемахивает хребты. Топит баржи с пленными на Волге в 1919 году, расстреливает крымских жителей через одного в 1920-м.
Тут уже что-то более конкретное. ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ. Он-то, как правило, и представительствует у Солженицына за коммунизм вообще. Улавливается даже какое-то торжество, когда в расплывчатом «запредельном» слове он засекает, наконец, некий контур и почти с облегчением указывает на изобретателя раковой опухоли человечества: это Ленин! «Это он» обманул крестьян с землей. «Это он» создал ЧК. «Это он» придумал концлагеря и послал войска собрать империю. Баржи с пленными топил, естественно, тоже он.
Хорошо, военный коммунизм — историческая реальность: порождение и продолжение мировой войны, точно так же, как сталинская казарма — подготовка к мировой войне, и брежневская — тоже. Но коммунизм, коммунизм — разве с мировой войны начинается? Призрак по Европе бродил — когда? А до того — был коммунизм или его не было?
Я отвлекусь немного от «Публицистики» А.Солженицына и брошу взгляд на теперешнюю «постсоветскую» реальность. Советской власти нет, диктата партии нет, оболванивающей пропаганды нет, напротив, есть яростное втаптывание в грязь всего того, что напоминает о коммунизме.
И коммунисты на всероссийских выборах в Думу собирают в этих условиях БОЛЬШЕ ВСЕХ голосов.
Спрашивается: за что люди проголосовали? За возврат к казарме? Нет, к казарме (если, конечно, не война) никакой Зюганов страну не возвратит. Да он и не соберется: по трезвому разуму он, похоже, хочет нормальной социал-демократии.
Впрочем, народ в эти социальные и демократические тонкости, наверное, не очень вникает.
Так что же, народ. за СЛОВО голосует?
Да! За слово! За слово «коммунизм», которое стало духовным символом, определило жизнь и смерть нескольких поколений. Вы можете сколько угодно доказывать, что слово ничего не значит, что оно нерусское, нехорошее и непонятное, то есть
Речь не о «программе». Как только из среды коммунистов вычленяется фракция с более или менее конкретными программами (например, восстановление СССР), — эти фракции не собирают и жалких пяти процентов. СЛОВО «коммунизм» — собирает миллионы. И среди них отнюдь не только старики-пенсионеры. Это — душевный инстинкт, не знающий возрастных границ: не дать осквернить то самое «расплывчатое», находящееся «за пределами понимания» слово, с которым связалась народная идея, а лучше сказать, народная мечта.
Так что поэту Александру Межирову нечего стыдиться стихотворения «Коммунисты, вперед!». В свете нынешних событий (от которых автор стихов удрал аж в Америку), именно этим стихотворением он, наверное, и останется в истории русской культуры.
В своей ненависти к коммунизму советского, большевистского («большевицкого» — пишет он) образца Солженицын не учитывает «вечной» ипостаси «коммунизма».
В человеческой психологии есть некоторое «место», «ниша» для грезы о счастье и справедливости. Когда стараниями археологов истоки «коммунизма» от Мора, Кампанеллы и прочих приснопамятных предшественников Маркса отодвинулись аж к древним прахристианским общинам, — это было не более странно, чем то, что коммунистические учения в форме ересей зарождались, как правило, в религиозных кругах. Как и то, что «коммунизм» на площадке малой общины всегда может осуществиться в какой-нибудь точке реальности, в секте, в семье, в киббуце. Как и то, что у русских с этим словом слилась вечная и неосуществимая греза о справедливости.
Опять-таки вы можете сказать, что это столько же — мечта об Опоньском царстве, или о скатерти-самобранке, или о печке для Емели, — но это все неважно. А важно, что коммунизм в русском сознании — стал-таки тем воображаемым, идеальным образом жизни, когда можно поступать «по душе», жить «по правде». А значит, и «законов не надо».
За это и умирали.
Все остальное: марксизм, большевизм, ленинизм, сталинизм — только формы того, как корежилась мечта, соприкасаясь с русской и иной реальностью. Можно Ленина схоронить, Сталина выкинуть из гроба, большевиков выковырять из Кремлевской стены, всю историю Советской власти объявить тупиком и ошибкой, можно Маркса опровергнуть по пунктам — народ все стерпит (ибо народ, в отличие от Солженицына, «Капитала» сроду не читал), а «коммунизм» останется — именно потому, что он — «за пределами понимания».
С социализмом несколько проще: социализм — это как раз попытка приложить коммунизм к масштабной реальности, и в тот момент, когда у Солженицына от имени коммунизма начинает выступать «социализм», — он очерчивается более или менее отчетливо. Это — тоталитарный срой. Всегда. Что в своей знаменитой работе и доказал академик Игорь Шафаревич, на которого как на своего друга Александр Исаевич неоднократно ссылается.
Не знаю, где тут уместится «коммунизм», но «социалистические СИСТЕМЫ» действительно составляют «самую «длительную часть предыдущей истории человечества». А социалистические УЧЕНИЯ, как выясняется, — не плод прогрессивной мысли от Маркса до Ленина, но — РЕАКЦИЯ.