Русские не сдаются!

Махров Алексей

Значит, надо взять веревочку и привязать винтовку… к ноге? Лучше к поясу, а то ведь и сапоги при рывке может сорвать. И веревочка нужна длинная – метров пять, а то меня моим же оружием при раскрытии купола и долбанет. А так хоть какой-то запас для нейтрализации инерции будет.

Придумать выход из ситуации – великолепно! Воплотить задумку в жизнь… вот уж хрен! Где я на борту самолета веревку найду? А если распустить на полосы мешок, в котором «АВС» лежала? Нож в руку, и айда! Управился минут за пять, став счастливым обладателем «узелкового письма» длиной метра в три. Надеюсь, это «макраме» достойно выдержит сильный рывок. Иначе плакала моя автоматическая винтовочка!

Вот теперь точно пора! Распахиваю дверку и выбрасываю

вниз «АВС». Затем сам кулем падаю вслед за ней, умудрившись при покидании самолета ничего не задеть и ни за что не зацепиться. Кольцо дергаю практически сразу, мне воздушной акробатикой заниматься ни к чему. На удивление, рывок при раскрытии купола вышел довольно мягкий – меня почти и не дернуло, ничего с пояса не отвалилось, сапоги не слетели, самопальная веревка выдержала. А ведь когда-то давно приходилось читать, что немецкие парашюты были самыми травмоопасными и трудноуправляемыми. Опять вранье историков? [64]

64

Всю войну немецкие егеря-парашютисты использовали парашюты серии RZ. Крепление подвески к куполу и способы фиксации ремней устарели уже к середине 20-х годов. Неудобства подобной конструкции: невозможность управления парашютом при спуске, риск травмы при приземлении, трудность гашения купола после приземления, большое количество времени на освобождение от подвески. При этом немецкие летчики применяли парашюты классической «ирвинговской» схемы.

Болтаясь под куполом, я неторопливо огляделся. В нескольких километрах от меня, в направлении на юго-запад, шел воздушный бой – рубилось несколько истребителей. Похоже, это те «Миги», которые нас встретили, и немецкая пара «экспертов». Буквально на моих глазах к нашим подоспело подкрепление – еще две тройки. И немцам сразу стало кисло – один из «мессеров», сильно дымя, пошел к земле, а второй лихо развернулся и рванул на запад. Его не преследовали. Так, с этим понятно… А что подо мной?

Внизу лежали поля, пересекаемые дорогами и лесопосадками. Невдалеке виднелась большая деревня, на улицах которой я разглядел несколько грузовых автомашин и вроде бы пару танков. Наши или не наши? Я, конечно, вроде бы в глубоком тылу советских войск, Киев где-то поблизости, но немчура уже наглядно показала несколько раз, как они умеют прорываться. Приму-ка я немного в сторону от жилья – так будет больше времени, чтобы соориентироваться на земле и оценить обстановку.

Приземлился я жестковато – сказалось долгое отсутствие практики. Быстро погасив купол и подобрав «АВС», осматриваю окрестности. Посадка произошла на краю большого поля, засеянного то ли пшеницей, то ли рожью. Ну, не агроном я, не могу одну злаковую культуру от другой отличить. Метрах в пятистах от меня тянулась ветрозаградительная лесополоса, за которой я еще с высоты заметил проселочную дорогу. Вот туда-то я и потопал, предварительно быстро проверив оружие и снаряжение и поудобнее повесив винтовку. Парашют, после секундного колебания, прихватил с собой, решив закопать где-нибудь под кустиком, – ни к чему оставлять ТАКИЕ следы, даже если находишься на своей территории. Мало ли что взбредет в голову нашедшим – парашют-то немецкий. Еще за шпиона-диверсанта примут…

Идти по высоким жестким колосьям оказалось жутко неудобно. Когда из-за деревьев со стороны дороги показался грузовик, я прошел всего две трети расстояния и представлял собой отличную ростовую мишень. Но вроде бы тревога ложная – в кузове виднелись знакомые бледно-соломенные гимнастерки. Да и машинка похожа на полуторку. Поэтому дергаться я не стал, бросил под ноги шелковую кипу, чтобы освободить руки, и принялся спокойно ждать.

Полуторка прямо по полю, немилосердно сминая хлебные колоски, подъехала почти

впритык, и из кузова сразу посыпались бойцы, беря меня в полукольцо. Щелкнули затворы винтовок. Впрочем, будь моей задачей прорваться, положить на месте эту пятерку не представило бы особого труда – «комитет по встрече» определенно состоял из новобранцев. Причем тыловиков – красноармейцы практически поголовно были небольшого роста, среднего возраста и какие-то… нескладные, словно статисты в малобюджетном фильме про войну. Они явно мешали друг другу, а при настороженном сближении постоянно перекрывали друг другу директрисы стрельбы. «Отработать» их всех, а потом захватить транспорт заняло бы у меня полминуты. Но я продолжал стоять в расслабленной позе, держа руки на виду.

– Руки вверх! – чуть не тыкнув меня штыком, проорал самый низкорослый мужичок.

Винтовку он держал как лопату. Форма мешковатая, пилотка набекрень, обмотки болтаются вокруг ног, того и гляди, наступит и споткнется. Н-да… группа захвата!

– Хенде хох! – продублировал команду командир, обладатель двух «кубарей» на малиновых петлицах и круглых «интеллигентских» очков в металлической оправе – слишком пожилой для звания лейтенанта, на вид ему было явно за сорок. Из запаса он, что ли? Лейтенант единственный из всей компании не доставал оружия.

– Спокойно, товарищи! Я свой! – миролюбиво произнес я, аккуратно, двумя пальчиками за ремешок, снимая с плеча и укладывая «АВС» на землю.

– Да какой ты свой, белогвардейская морда! – внезапно вызверился маленький боец. – Да я тебя!..

Он подскочил и неумело сунул мне кулаком в лицо. Я увернулся от удара, просто слегка отклонив голову, однако контакт все-таки состоялся – щека вспыхнула, как от ожога. Вот ведь козел!

– Ты чего творишь, мудила, в рот тебе пароход?!! – заорал я, машинально бросая руку на клапан кобуры.

– Ах ты, тварь! – завизжал мужичонка, замахиваясь для нового удара. – Ты еще и лаешься по-нашему!

– Стой, Оглоблин! – Лейтенант успел перехватить руку своего подчиненного в самый последний момент. – Немедленно прекратить самосуд!

«Вот это правильно, товарищ лейтенант! А то еще один удар, и я за себя не отвечаю! – С этой мыслью делаю над собой усилие и убираю ладонь с кобуры. – Вам же хуже будет!»

Не успел я закончить мысль, как Оглоблин вырвался и все-таки съездил мне по морде. Совершенно машинально отвечаю отработанной двоечкой: хук левой в печень, апперкот правой в скулу. Мужичонку сначала согнуло, а потом распрямило и подбросило в воздух.

К кому это я попал? Какая-то «махновщина» – забить болт на прямой приказ командира «прекратить самосуд»! Малиновые петлицы… Это вообще какой род войск? [65] Что-то малознакомое, но совсем недавно я такие видел. Вспомнил!!! Младший сержант Гончарук, везший группу Петрова, тоже был с малиновыми петлицами! Так это тыловики!

Заметив, что парочка «вояк» при виде поверженного товарища вскинул винтовки, резко делаю шаг в сторону, прикрываясь от возможных выстрелов телом командира этой банды.

65

Интендантская служба.

– Я такой же советский человек, как и вы! И требую обращаться со мной соответственно! – глядя прямо в глаза лейтенанту, произнес я. – Я слушатель спецкурсов НКВД Игорь Глейман. Вот мои документы!

Вытаскиваю из-за пазухи пакет, разрываю, достаю свой комсомольский билет и предписание, подаю командиру. Тот берет документы осторожно, словно они пропитаны ядом кураре, раскрывает, поправляет свои смешные винтажные очечки, принимается читать, бегая глазами по строчкам. Пролистывает всего за минуту – поверженный красноармеец только-только начинает вставать, ворочаясь на изрядно вытоптанной его пятой точкой «полянке».