Русские патриархи 1589–1700 гг
Шрифт:
Синод, по образцу иных государственных учреждений, представлял собой коллегию из президента (позже — обер–прокурора), двух вице–президентов, советников и асессоров, архиереев, архимандритов и городских протоиереев (общее число членов менялось от 11 до 7 и т. д.). На первом же заседании Синода, открытом государем 14 февраля 1721 г., Петру был вручен доклад с вопросом, ведать ли новому учреждению «сборами и правлением» все духовные вотчины? «Быть по сему!» — начертал Петр I. Синод немедля разослал по епархиям указ о своем вступлении в управление духовными вотчинами, а вскоре и Сенат подтвердил решение о взимании всех государственных сборов с церковных имуществ «посланными из духовного Синода». Речь шла о тех же прихваченных государством чужих доходах, только передавать
604
ПСЗ–I Т 6 № 3534 3749.
Синод очень быстро понял все тяготы такого рода занятий и уже в 1721 г. упросил Петра восстановить Монастырский приказ как синодальный орган по управлению духовными вотчинами. Таким образом, новое духовное начальство получило полную хозяйственную самостоятельность (без разрешения Синода Монастырский приказ не выполнял требования коллегий и даже Сената), при этом утеснив архиерейских и монастырских владельцев «заопределенных» вотчин, вопреки их сопротивлению назначая туда своих комиссаров и управителей. С другой стороны, Петр I был удовлетворен размерами поступлений в свою казну при высвобождении светских чиновников; в 1723 г. он даже возложил на Синод взыскание недоимок на церковных крестьянах, вместо посланных было для этого офицеров. Мало того, перед Синодом ставились задачи сбора и доношения в Сенат сведений о хозяйственном состоянии всех духовных вотчин. Синод обеспечил бесперебойное поступление в государственную казну «заопределенных» сумм и различных сборов, хотя в 1725 г. Монастырский приказ был переименован в Камер–контору синодального правительства, а в 1726 г. его сменила Коллегия экономии [605] .
605
ПСЗ–I. Т. 7. № 4567:4632:4488; Горчаков М. Монастырский приказ (1649—1725 гг.). Опыт историко–юридического исследования. Спб., 1868. С приложением документов Синодального архива.
Могущественным мотивом уклонения петровского государства от законного поставления патриарха, как видим, были деньги, точнее, возможность невозбранно грабить Церковь, да к тому же, со временем, руками самого инкорпорированного в чиновничий аппарат духовенства. Но корни окончательного решения ликвидировать институт патриаршества лежали глубже. Отраженные в «Духовном регламенте», составленном Феофаном Прокоповичем и пополненном лично Петром, они выдают патологический страх, ненависть и отвращение тирана и его прихлебателей к отечественным традициям и патриаршеству в особенности.
«От соборного правления, — откровенно говорится в «Регламенте», — не опасаться отечеству мятежей и смущения, каковые происходят от единого правителя духовного. Ибо простой народ не ведает, как различается власть духовная от самодержавной, но удивляемый честью и славой великого высочайшего пастыря помышляет, что такой правитель есть будто второй государь, самодержцу равносильный или больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство.
Это, — развивает параноидальные фантазии «Регламент», — сам народ так умствовать привык. Что же, если еще и плевельные разговоры властолюбивых духовных приложатся и сухому хворосту огонь подложат? Так простые сердца мнением этим развращаются, что не так на самодержца своего, как на верховного пастыря в каком–либо деле смотрят. И когда услышится некая между оными распря, все духовному больше, нежели мирскому правителю, хотя слепо и пребезумно, согласуют, и за него бороться и бунтовать дерзают… Что же, когда еще и сам пастырь, таковым о себе надмен мнением, спать не захочет?»
«Регламент» переполнен сетованиями на то, как трудно государю бывает избавиться от неугодного ему «единого самовластного пастыря». Зато убери патриарха — и
Искореняя священный чин патриарха, Синод, однако, не мог отменить всех вообще архиереев. К ним были приняты особые меры, направленные на исключение митрополитов, архиепископов и епископов (как, впрочем, архимандритов и игуменов знаменитых монастырей) из общецерковной жизни. Освященный собор, опора митрополитов и патриархов всея Руси, был упразднен. Епархиальные архиереи и главы монастырей полностью подчинялись Синоду, на который не имели формальной возможности влиять. По замыслу Петра и Феофана Прокоповича только трое из десяти назначаемых членов Духовной коллегии были архиереями, хотя в Синод вошло все же больше духовных лиц. Центр брал на себя множество функций руководства епархиями, оставляя архиереям главным образом богослужебную деятельность.
Но и сохранявшийся в народе авторитет духовенства, особенно высшего, вызывал у составителей «Регламента» страх и ненависть. Архиереи, подчеркивал Прокопович и руководивший им Петр, являются только орудием, инструментом имперской Церкви: «Это того ради предлагается, чтобы укротить оную весьма жестокую (так! — А. Б.) епископов славу… Честь (епископов) умеренная есть, и лишняя и, почитай, царская — да не будет». И даже более того: «Ведал бы всякий епископ меру чести своей, и невысоко о ней мыслил, и дело убо великое — но честь никаковая!»
«Ведать меру чести своей» — этот афоризм бюрократического государства достоин быть начертан на фронтонах казенных зданий. Но составители «Регламента» шли дальше, жестко ограничивая само церковное слово. «Проповедовали бы проповедники твердо, — гласит закон, — с доводов Священного писания, о покаянии, о исправлении жития, о почитании властей, паче же самой превысочайшей власти Царской, о должностях всякого чина». Что и как читать, как истолковывать прочитанное — все определяет «Регламент». Но помимо устного церковного слова издревле существовало письменное…
Рассадниками книжной культуры испокон веков служили монастыри, которые Петр еще не придумал, во что лучше превратить: в работные дома, приюты для сирот и инвалидов, в лазареты или мастерские для выделки кружев… Пока же в приложенных к «Регламенту» распоряжениях о монашестве государь отметил главное: «монахам никаких по кельям писем, как выписок из книг, так и грамоток советных, без собственного ведения настоятеля, под жестоким на теле наказанием, никому не писать, и грамоток, кроме позволения настоятеля, не принимать, и по духовным и гражданским правилам чернил и бумаги не держать, кроме тех, которым собственно от настоятеля для общедуховной пользы позволяется. И того над монахами прилежно надзирать, понеже ничто так монашеского безмолвия не разоряет, как суетные их и тщетные письма»… [606]
606
ПСЗ–I. Т. 6. № 3778.
Вот правило, которое заставляет служилую интеллигенцию с пеной у рта воспевать петровское военно–полицейское государство: чернила и бумагу держать лишь тем, кому свыше доверено, не опасаясь не токмо что свободного слова, но даже и конкуренции. Книга самого местоблюстителя патриаршего престола, митрополита Стефана Яворского, покровителя Московской славяно–греко–латинской академии, «Камень веры», была при жизни Петра I запрещена к изданию, а после напечатания в 1728 г. (с дозволения Верховного тайного совета) дело о ней оказалось в Тайной канцелярии и тираж был арестован.