Русские патриархи 1589–1700 гг
Шрифт:
Патриарх Игнатий не мог допустить возможности переговоров с представителями католической Церкви, за исключением Римского папы, являвшегося весьма влиятельным государем–сувереном. Поэтому посланец папского нунция граф Александр Ронгони был удостоен приватной беседы Дмитрия Ивановича лишь в качестве подданного короля Сигизмунда. Царь велел передать королю, что осведомлен о его неверности «нашей любви», обеспокоен убавлением царского титула и особенно тем, что среди российских подданных откуда–то известно, «что мы хотели отдать их королевству некоторые части земли государств наших».
Заверяя короля в своей искренней преданности и готовности оказать помощь против Швеции, Дмитрий Иванович предупреждал, что хотя «никакие нелюбви или войны для того титула с его королевскою милостью и с великим княжеством
В грамоте к Юрию Мнишеку было еще резче заявлено, что «король польской к братской любви и дружбе не весьма добрыя подает нам причины: написал к нам… грамоту свою, в титулах и преимуществах наших нам досадительную… То нас больше всего оскорбляет, что изменника нашего Бориса в грамотах, оттуда к нему писанных, всегда лучше видим почитаемого!» [63]
62
СГГиД.Т.2.№103.
63
Там же, №102.
Для патриарха Игнатия особое значение имело обращение государя к новому Римскому папе, выбивавшее оружие из рук тех, кто желал тайно или явно упрекнуть Дмитрия Ивановича за связь с католической церковью. Царь выражал искреннюю благодарность почившему папе Клименту VIII за политическую поддержку, оказанную ему в Польше, и поздравил Павла V как архипастыря, в котором нуждается «все христианское общество… особливо при таких обстоятельствах, когда христианские государи не имеют между собою искренняго дружелюбия .
Возблагодарив Бога, вернувшего ему «праотеческий престол», Дмитрий Иванович обещал «по крайней возможности стараться о пользе Церкви святой и всего христианства, и для того соединить наше войско (но не Церкви, как хотел уверить Ронгони. — А. Б.)с силами державнейшего императора Римскаго на жесточайших и безчеловечнейших врагов креста Христова» — турок и татар.
Дальнейшая просьба о содействии папы в объединении христианских сил против мусульманской агрессии вполне оправдывала и контакт с Римским престолом на государственном уровне, и позволение католикам священнодействовать в Москве наравне с протестантами, давно имевшими такое право. Для России, уже выдержавшей мощный удар турок и терпящей колоссальный урон от Крымского ханства, создание христианской коалиции было столь актуально, что возразить в Думе Дмитрию было нечего.
Подчеркивая реальность своих намерений, царь просил папу предпринять конкретные дипломатические шаги: удержать Священную Римскую империю германской нации от поспешного перемирия с Османской империей и содействовать началу переговоров о совместных действиях Вены с Москвой. Послание было отослано непосредственно в Рим, минуя блюдущего польские интересы нунция Ронгони [64] .
Патриарх Игнатий удовлетворенно отметил, что расчет на жадность папского престола вполне оправдался. По отчету Лавицкого и донесениям разведки, Павел V был в восторге от того, что Дмитрий Иванович взошел на московский престол, уже будучи католиком. Папа, по его выражению, не мог удержать радостных слез, предвидя великие приобретения на Востоке. Римская курия развернула бурную деятельность, побуждая католиков Речи Посполитой к сближению с московским государем и исполнению его желаний для закрепления расположения Дмитрия Ивановича к католицизму.
64
СГГиД. Т. 2. № 107. Грамоту доставил иезуит Андрей Лавицкий, ведший переговоры с папой от имени Дмитрия — к крайнему раздражению Клавдия Ронгони.
Игнатий не рассчитывал, что опытные в политических интригах советники Павла V долго будут пребывать в заблуждении относительно истинных намерений царя всея Руси. Однако можно было надеяться на римскую помощь в скорейшем заключении брака Дмитрия Ивановича с Мариной Мнишек — католичкой, которая должна была, по папскому рассуждению, поддерживать веру мужа–царя, воспитать в католичестве детей — наследников московского престола и содействовать обращению к Риму православных на необозримых землях царства Московского.
Послы Дмитрия Ивановича не медлили. Осенью 1605 г. думный дьяк Афанасий Иванович Власьев был уже при дворе Сигизмунда III, а царский секретарь Ян Бучинский прибыл к Мнишекам для немедленного устройства задуманного брака. Король отнюдь не склонен был содействовать небезопасным для него матримониальным планам царя и желал, по крайней мере, чтобы Дмитрий женился на его сестре. Но Рим энергичнейшим образом поддержал московских посланцев, используя весь свой авторитет для успешного завершения их миссии. 10 ноября в Кракове посланник Власьев именем своего государя совершил обручение с Мариной Мнишек.
Опасаясь вызвать малейшее неудовольствие в Москве, папский престол требовал от нунция Ронгони содействовать признанию нового титула Дмитрия Ивановича и заключению между Речью Посполитой и Россией союза против татар. В Риме уже склонны были полагать, что если король уступит Дмитрию Ивановичу, то на предстоящем сейме не встретится препятствий общему христианскому делу.
Казалось, все складывается благоприятно для России, но подлая измена уже показала свое ядовитое жало. Переговоры с королем вдруг замедлились; казалось, Сигизмунд III потерял интерес даже к вовлечению царя в свои планы. Марина Мнишек с отцом, собравшиеся было на Русь, медлили в Польше. Напрасно Дмитрий Иванович спешил оплатить огромные долги Мнишека и выслать ему все требуемые деньги «на подъем»; напрасно постриг в монахини и сослал в дальний монастырь царевну Ксению Годунову, в которой Марина подозревала соперницу: все это были предлоги, Мнишеки медлили по другой причине.
Дмитрию казалось, что он плохо подобрал подарки невесте, что груды жемчугов, охапки лучших мехов, моря драгоценных материй не произвели впечатления на честолюбивую и заносчивую панну. Среди драгоценных кубков, украшенных самоцветами, крестов с алмазами, рубинами и жемчугом, перстней, запястий и поручей, усыпанных драгоценными камнями, ожерелий с сапфирами и смарагдами выделялись подлинные шедевры московских мастеров, которые царь самолично выбирал и долго обсуждал с советниками.
Перо в рубиновой оправе с тремя большими жемчужными подвесками, золотой походный секретер в виде лежащего вола, на спине которого помещался лист бумаги, а внутри хранилась масса нужных в пути вещиц, серебряный позолоченный олень с огромными коралловыми рогами, — на взгляд Игнатия, такие подарки могли бы совратить и папу Римского. Особенно замечательны были часы в виде слона с башней на спине, игравшие по московскому обычаю на трубах, бубнах и свирелях перед тем, как отбивать время; неплохи были кони и ловчие птицы в драгоценных убранствах, ковры и оружие, посланные воеводе Мнишеку.
Но явно не бедность даров остановила шествие царской невесты к жениху, тем более что Дмитрий Иванович вскоре послал новый обоз с сокровищами, в том числе золотой сервиз с финифтью, миски которого были так тяжелы, что имели внизу колесики для передвижения по столу. На панов должны были произвести большое впечатление и золотые кирпичи, каждый из которых с трудом нес один холоп [65] .
Игнатий должен был удерживать Дмитрия Ивановича, в нетерпении готового на необдуманные поступки: он и так уже опасно раздразнил панов московскими драгоценностями и заявил королю, что не пошлет послов на сейм, пока Мнишеки не покинут Речи Посполитой. Царь настолько явственно показал свою заинтересованность в браке с Мариной, что Юрий Мнишек обнаглел до крайности: мало того, что он бесконечно требовал денег и настаивал на удалении от двора Ксении Годуновой, но чуть ли не приказывал царю «умерить желания в рассуждении титула»!
65
РИБ. Спб., 1872. Т. 1. Стлб. 72–80.