Русские писатели XVII века
Шрифт:
В XVII веке Киево-Могилянская коллегия имела 8 классов, делившихся на младшее (4 класса), среднее (2 класса) и старшее (2 класса) отделения. Продолжительность обучения доходила до 12–14 лет. В коллегии преподавались славянский, греческий, латинский и польский языки, грамматика, риторика, пиитика (поэзия), философия, арифметика, геометрия, астрономия, музыка, богословие. В младших и средних отделениях учащиеся назывались спудеями, преподаватели — дидаскалами; в двух старших классах — студентами и профессорами, Среди профессоров Киево-Могилянской коллегии в то время, когда там учился Полоцкий, были крупнейшие деятели культуры, ученые и писатели того времени: Иннокентий Гизель, Лазарь Баранович, Епифаний Славинецкий. Лазарь Баранович позднее называл Полоцкого своим учеником. В младших
Киево-Могилянская коллегия была крупнейшим православным центром высшего гуманитарного (и, конечно, богословского) образования. Она готовила учителей для монастырских школ, деятелей церкви и государства. В коллегию принимались дети зажиточных горожан, богатых казаков, высшего духовенства.
В XVII веке на Украине по традиции, берущей свое начало из античной Греции, жизнь человека, когда дело касалось его обучения и воспитания, делилась на семилетние отрезки времени. Полоцкий позднее также склонялся к выделению этих периодов: от рождения до 7 лет — воспитание в семье, с 7 до 14 — время практического обучения мастерству, с 14 до 21 года — период умственного развития и гражданского воспитания. Есть все основания предполагать, что и Самуил поступил в Киево-Могилянскую коллегию скорее всего в 1637 году. Что же примечательного было в Киеве для семилетнего белорусского мальчика, приехавшего учиться в одну из крупнейших школ того времени?..
Еще издалека он должен был увидеть так называемый Верхний город. Высоко подымал свою золоченую голову Софийский собор со слободкой вокруг него (Софийский городок), где жили монастырские крестьяне и торговцы. Устремились ввысь церкви Михайловского монастыря, в стороне поросли бурьяном развалины Десятинной церкви… Остатки оборонительных валов, сооруженных еще во времена Ярослава Мудрого, окружали Верхний город.
В Верхнем городе многие дома были полуразрушенными, в оборонительных валах зияли огромные бреши, церковные здания вблизи оказались закопченными и побитыми. До сих пор еще были видны следы жестоких татарских набегов! От Верхнего города вниз, к Днепру, вел крутой Боричевый спуск, а от Батыевых, или Софийских, ворот — дорога.
И вот Подол — нижняя часть Киева, где из-за разрушения Верхнего города сконцентрировалась в начале XVII века вся жизнь города. На Подоле были только три красивые, довольно широкие улицы, где и располагались важнейшие здания. Все остальные улочки и переулки, застроенные низкими одноэтажными домами мещан и казаков, представляли собой подобие лабиринта. Каждый дом был окружен садом и огородом, поэтому Подол занимал большую территорию.
В стороне, за живописными холмами, покрытыми лесом, на восток от Подола виднелись маковки Печерского монастыря. Печерский городок — так называлась эта часть Киева — состоял из Печерского и Пустынно-Никольского монастырей и слободы, где жили торговцы, ремесленники и зависимые от монастырей крестьяне. Тут же была и «гостиница для паломников», где и остановился Самуил вместе с отцом.
Утром выяснилось, что в Киево-Печерский монастырь они приехали напрасно: школа, основанная Петром Могилой, была переведена из монастыря на Подол. На следующий день по Ивановской дороге путешественники отправились в Верхний город. Дорога шла по узкой незаселенной Крещатой долине, покрытой густым кустарником и лесом.
Вот и город. С трудом разыскали они жилище ректора Киево-Могилянской академии. Исайя Трофимович Козловский жил в двухэтажном деревянном доме. Войдя в комнату и перекрестившись, маленький Самуил раскрыл от удивления рот: перед ним стояла печь-камин, облицованная разноцветными изразцами… Чего только не было на этих расписных плитках! И важные казаки, и веселые паненки, невиданные звери и чудесные птицы, фантастические рыбы и знакомые с детства петухи… Поверху и понизу шел орнамент из выпуклых и вдавленных рисунков в народном украинском стиле. Окна были маленькие, застекленные желтоватой слюдой, почти не пропускавшей света. Даже днем у письменного стола ректора горела свеча.
Но что совершенно изумило мальчика, так это водопровод! Ректор открыл кран, и холодная днепровская вода, журча, побежала в глиняную кружку! «Вода была проведена трубами из колодца, обрубом обделанного», — писали удивленные путешественники. Деревянные водопроводные трубы изготовлялись из толстых сосновых колод, выжженных или высверленных внутри.
Ректор побеседовал с мальчиком и отправил его в сад. Там работали ученики Киево-Могилянской академии. Яблоки, груши, сливы и неизвестные в Белоруссии миндаль, абрикосы, грецкие орехи росли в саду. Отдельно, на южном склоне сада, был разбит виноградник. У маленького Самуила глаза разбежались при виде всех этих редкостей…
А в это время ректор, получив обусловленную обычаем мзду, договаривался с отцом Самуила о том, как и чему будет обучаться мальчик в коллегии. Как часто будет он ездить на каникулы и сколько будет стоить его обучение. Сыну было разрешено побыть с отцом еще несколько дней: 1 сентября начинались занятия.
Надолго покинул свой родной город Самуил, надолго оторвался от семьи, да и преподавание в коллегии велось не на родном белорусском, а на церковнославянском языке. Отдельные курсы (например, курс философии в 1645–1647 годах) читались по-латыни. Игнатий Иевлевич, Арсений Сатановский, Иосиф Горбатский были его первыми учителями. Вместе с киевлянами в коллегии учились юноши из самых отдаленных уголков Украины, Белоруссии и России; были ученики, приехавшие даже из Молдавии и Валахии. Число учеников достигало нескольких сот.
Трудно было на первых порах маленькому Самуилу в коллегии. Ученики-киевляне высмеивали его белорусскую речь. Поэтому с таким рвением принялся он за изучение славянского языка и латыни и скоро достиг в этом значительных успехов. Учителя Киево-Могилянской академии часто водили своих учеников в Киево-Печерский монастырь на церковные богослужения. В пещерах этого монастыря при неверном, дрожащем свете свечей и лучин воспитанники коллегии могли прочитать надгробные надписи на могилах наиболее уважаемых лиц. Среди похороненных здесь князей и монахов была и могила корректора книг и управителя Киево-Печерской типографии Тарасия Земка: «Человек, сведущий в греческом, латинском, славянском и русском языках, умерши, здесь положен. 1632 год сентября 13» — вот что прочитал Самуил на надгробии.
Но совершенно особое впечатление на Самуила произвела стихотворная надпись на могиле Памвы Берынды — киевского ученого, автора славяно-русского словаря (лексикона), корректора и типографа:
Памву Берынду здесь смерть сразила И тяжелым холмом гроб придавила Как бы для того, чтобы люди О нем позабыли. Но напрасно, ибо, кто ни проходит Мимо Сего холма, читает: здесь лежит Истинный монах Памво, Твердый в добродетели. Часто бывает так, что кого мы зарываем Более всего, широкие врата Тому до вечной славы Приготовляем беспрепятственно.Можно с уверенностью сказать, что именно во время учебы в Киеве Самуил и полюбил книгу.
Скучно и однообразно тянулись годы ученья. Изнуряющая душу зубрежка, долгие молитвы, изучение латинских вокабул, заучивание богослужебных текстов…
Прошло десять лет. В 1646 году Самуил в числе других старшеклассников коллегии присутствовал на ученом диспуте между иезуитом Николаем Циховским и ректором Киево-Могилянской коллегии Иннокентием Гизелем. Диспут состоялся 8 июня в здании коллегии, и Самуил с огромным интересом следил за блестящей полемикой двух образованнейших богословов.