Русские подвижники 19-ого века
Шрифт:
СТАРЕЦ ДАНИИЛ, ПОДВИЗАВШИЙСЯ БЛИЗ Г. АЧИНСКА, В СИБИРИ
Старец Даниил (по фамилии Делие, по отчеству Корнилиевич) был из казаков. Семья его жила в Полтавской губ., Кобелякского уезда, в местечке Новые Сенжары (впоследствии же переехала в хутора Култоловские, в 14 в. от Сенжар). Родился Даниил 12 декабря 1784 года; о детстве его не сохранилось никаких сведений, особенных событий в эту пору его жизни не было; он жил, как другие; но в пороки не вдавался, был смирен и непамятозлобив; грамоте не умел. Отец его за двадцать лет до кончины лишился рассудка, но скончался христианскою кончиною, на светлой неделе. Мать была хорошая хозяйка и честная женщина. В пятнадцатилетнем возрасте Даниил заболел горячкою,
Выучившись играть на басе, Даниил, вместе с товарищами, стал промышлять этою игрою, но, по требованию деда, должен был оставить это занятие и приняться за домашнее хозяйство и земледелие, в замен больного отца.
В 1807 году Даниил был принят в ратники. После двух лет службы, он был определен в артиллерию, и там, в батарейной школе, в два месяца выучился грамоте. В 1812 г. он участвовал в Бородинской битве; при орудии, у которого он стоял, из 8 человек прислуги уцелело только двое. После 12-го года делал он кампанию 13-14-15 годов, и был в Париже. Из Парижа он два раза писал родным, и прислал им денег (60 и 25 руб.). Вообще он был очень бережливый и даже скупой человек. В 1820 г. Даниил из г. Лебедян, где в то время стояла его батарея, на три дня приходил домой в отпуск; он был в чине унтер-офицера и в должности каптенармуса. В отпуске он вел строгую жизнь, говорил домашним о необходимости ежедневной молитвы; читал духовные книги и рассказывал их содержание. Уходя, Даниил оставил брату своему 25 р. денег, а племяннику подарил свою землю — до пяти десятин; при этом сказал, что больше у него ничего нет, и что остальные деньги он употребил на устройство икон в церковь, но в какую — не сказал. При прощании, он молвил: "Более не ожидайте моего прихода в дом: куда-нибудь залезу в щель, как муха, и там век доживу".
В 1822 г. родные Даниила узнали, что батарея его будет проходить чрез Полтаву, и брат его отправился туда для свидания с ним. Но Даниила не было, и от командира батареи брат его узнал, что Даниила сыскать трудно, что он предался богоугодным делам. Чрез полгода родные прослышали, что он находится в Диканьке (Полтавского уезда), где чудотворный образ святителя Николая, и тетка его поехала в надежде увидать его. Он подходил к ее возу, спросил, с кем она приехала, но подходил, как чужой человек. Когда он отошел, одна женщина рассказала этой тетке, что он странник, живет в лесах и получает от нее пищу — в скоромные дни яйцо и кусок хлеба. Эта женщина указала в лесу место, где странник начал рыть себе пещеру. С той поры родные совершенно потеряли Даниила из виду.
Именно к этому времени относится великий перелом в жизни Даниила. — Эта жизнь, посвященная до сих пор служебному долгу, круто изменяется. В нее входят новые начала, и Даниил становится новым человеком.
Служба Даниила Делие шла превосходно. Исполнительный, ревностный, честный, засвидетельствовавший храбрость раною, полученною в 12-м году — он был отличаем начальством, и, после 17-летней службы, был представлен к офицерскому чину. Но он не хотел более продолжать службы, отказался от чина и просил только, чтоб его пустили в монастырь или в уединение спасать душу. Тщетно командир его, которому он открыл свое намерение, уговаривал его служить; он решительно от всего отрекался; напрасно страшили его суровыми наказаниями. Сидя под арестом, он утешался священными книгами, которые ему дозволено было иметь. Наконец, состоялся о нем такой приговор военного суда:
"За принятое намерение удалиться вовсе от службы для пустынножительства, и так как, за всеми предпринимаемыми мерами и вразумлениями к продолжению службы, остался непреклоним и при том показал, что лучше согласен получить смерть, нежели оставить свое намерение, — по конфирмации г. главнокомандующего 1-ю армиею, как упорствующий в своем мнении и не хотящий служить, выключен из воинского звания и назначен в ссылку в Нерчинск,
Когда начались духовные стремления Даниила, и каким образом развилось в нем столь сильное стремление к подвижничеству?
Божественное желание возбудили в нем духовные книги. Один диакон хорошей жизни, с которым он познакомился, давал ему Священное Писание и жития святых. Неотразимое впечатление производили на Даниила примеры святых; много глубоких дум передумал он, и дошел до намерения подражать праведным. Устрашился он суеты, непостоянства мира, участи грешных, и решил все оставить, чтоб получить помилование на страшном Господнем суде… Так возникло в Данииле неодолимое желание уединения, молитвы и подвижничества.
В Сибири Даниил был определен на вечную работу, в Боготольский винокуренный завод, Томской губернии. Дошел он до Сибири с преступниками, и не позволил снять с себя кандалы.
На заводе провел он несколько лет; пристав возненавидел его, называл святошею и возлагал самые тяжелые на него работы. Протрудившись весь день, Даниил ночь стоял на молитве, и днем, когда назначен был отдых, удалялся на молитву, стараясь, чтобы его не видали. Пристав, издаваясь над ним, говорил: "Ну-ка, святоша, спасайся в каторге!" Хлеб и вода составляли единственную пищу Даниила. Раз зимою пристав посадил раздетого его на крышу дома и велел поливать водою, крича: "Спасайся — ты святой!"
Тяжкою болезнью был наказан пристав за гонение подвижника, и повинился пред ним, и просил помолиться о своем исцелении. Бог внял молитве Даниила за его гонителя. Убежденный в том, что Даниил избранный раб Божий и желая обеспечить ему возможность служить одному Богу, пристав донес губернатору, что Даниил Делие неспособен к работе, и потому отпускается на вольное пропитание.
Получив свободу, Даниил водворился в городе Ачинске: сперва в маленькой келлии, потом во дворе одного купца, где тоже устроил себе маленькую келлию. Жестокое житие избрал себе тут Даниил — он пребывал в постоянном тяжком труде, в телесном озлоблении и непрестанной молитве. Без трепета нельзя вспомнить особенно о последних годах жизни Даниила, которые провел он в деревне Зерцалах (в 17 в. от Ачинска) у одного крестьянина.
Тут его келлия была в размер гроба, так что приходящие с ужасом взирали на подвиг великого труженика. Платье свое держал он в сенях, так как одетый не мог он поместиться в этом гробе. Окно было размером в медный гривенник; по целой неделе оставался он в этом заключении, без света, в молитве; иногда в сенях занимался он рукоделием, но за изделия свои не брал денег, только хлеба для пропитания. По ночам выходил он тайно на работу: возделывал землю чужих огородов, жал и косил на полях у бедных.
Деньгами подавать он не мог, потому что их у него никогда не было. О милостыне говорил: "Лучше подавать, нежели принимать; а ежели нечего подавать — Бог и не потребует. Нищета Бога ради — лучше милостыни, а милость может оказать и неимущий: помоги бедному поработать, утешь его словом, помолись о нем Богу, — вот и чрез сие можно оказать любовь ближнему".
Пища, которую принимал он лишь к вечеру, и то не всякий день, — состояла из воды, хлеба или картофеля, который он никогда не чистил; пред едой он забивал за пояс деревянный клин, чтоб меньше есть. Для смирения плоти он носил берестовый пояс, вросший в тело, с которым и погребен, и железные вериги и обруч, но незадолго до смерти он снял эти последние и ответил так одному искренне вопрошавшему: "Тело мое к ним привыкло и не чувствовало от них болезни. Тогда бывает только полезен подвиг, когда наносит обуздание телу. Пусть лучше, чем хвалить меня, говорят люди: Даниил ныне уже разленился; это будет для меня полезнее".