Русские поэты XIX века: Хрестоматия
Шрифт:
1823
1826
УТЕШЕНИЕ
Слёзы свои осуши, проясни омраченное сердце,К небу глаза подыми: там утешитель Отец.Там Он твою сокрушенную жизнь, твои вздох и молитвуСлышит и видит. Стучися, веруя в благость Его.Если же силу души потеряешь в страданье и страхе,К небу глаза подыми: силу Он новую даст.1828
НАРОДНЫЕ ПЕСНИ
IБоже, царя храни!Сильный, державный,Царствуй во славу нам,Царствуй на страх врагам,Царь православный;Боже, царя храни!IIСлава на небе солнцу высокому —На земле государю великому!Слава на небе утру1834
Н.И. Гнедич
(1784–1833)
В молодости Николай Иванович Гнедич был близок «Вольному обществу любителей словесности, наук и художеств». Его лирика этого времени носила соответственно гражданский, политический характер – стихотворения «Общежитие», «Перуанец к испанцу» и т. п.
В дальнейшем в эстетике Гнедича причудливо сочетались глубокий интерес к античности с чувствительными медитациями в романтическом духе. Примеры последних встречаются в многочисленных элегиях и идиллиях – «Скоротечность юности», «Грустно, грустно, расставаться мне», «Рыбаки» и т. п.
Подобно большинству поэтов-современников Гнедич много времени и сил отдавал переводам. Среди его удач в этом роде – «Простонародные песни нынешних греков», переводы гомеровских гимнов, трагедии Расина и Вольтера, поэмы и лирика Мильтона и Байрона и т. п. Главным же делом жизни Гнедича стал перевод «Илиады», труд-подвиг, которому было отдано двадцать два года жизни. Появление в печати этого перевода привлекло сочувственное внимание всего русского общества.
«Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; // Старца великого тень чую смущенной душой», – таков был отклик А.С. Пушкина.
На могильном памятнике поэта – надпись: «Гнедичу, обогатившему русскую словесность переводом Гомера» и цитата из этого перевода: «Речи из уст его вещих сладчайшие мёда лились».
ПЕРУАНЕЦ К ИСПАНЦУ
Рушитель милой мне отчизны и свободы,О ты, что, посмеясь святым правам природы,Злодейств неслыханных земле пример явил,Всего священного навек меня лишил!Доколе, в варварствах не зная истощенья,Ты будешь вымышлять мне новые мученья?Властитель и тиран моих плачевных дней!Кто право дал тебе над жизнию моей?Закон? Какой закон? Одной рукой природыТы сотворен, и я, и всей земли народы.Но ты сильней меня; а я – за то ль, что слаб,За то ль, что черен я, – и должен быть твой раб?Погибни же сей мир, в котором беспрестанноНевинность попрана, злодейство увенчанно:Где слабость есть порок, а сила – все права!Где поседевшая в злодействах головаБессильного гнетет, невинность поражаетИ кровь их на себе порфирой прикрывает!Итак, закон тебе нас мучить право дал?Почто же у меня он все права отнял?Почто же сей закон, желание тирана,От коего падет свобода бездыханна,Меня ж неволит он себя переродить,И что я человек, велит мне то забыть?Иль мыслишь ты, злодей, состав мой изнуряя,Главу мою к земле мученьями склоняя,Что будут чувствия во мне умерщвлены?Ах, нет, – тираны лишь одни их лишены!..Хоть жив на снедь зверей тобою я проструся,Что равен я тебе… Я равен? Нет, стыжуся,Когда с тобой, злодей, хочу себя сравнить,И ужасаюся тебе подобным быть!Я дикий человек и простотой несчастный;Ты просвещен умом, а сердцем тигр ужасный,Моря и земли рок тебе во власть вручил;А мне он уголок в пустынях уделил,Где, в простоте души, пороков я не зная,Любил жену, детей, и, больше не желая,В свободе и любви я счастье находил.Ужели сим в тебе я зависть возбудил?И ты, толпой рабов и громом окруженный,Не прямо, как герой, – как хищник в ночь презренныйНа безоруженных, на спящих нас напал.Не славы победить, ты злата лишь алкал;Но, страсть грабителя личиной покрывая,Лил кровь, нам своего ты бога прославляя;Лил кровь, и как в зубах твоих свирепых псовТруп инки трепетал, – на грудах череповЛик бога твоего с мечом ты водружаешь, И лик сей кровию невинных окропляешь.Но что? И кровью ты свирепств не утолил;Ты ад на свете сем для нас соорудил,И, адскими меня трудами изнуряя,Желаешь, чтобы я страдал не умирая;Коль хочет бог сего, немилосерд твой бог!Свиреп он, как и ты, когда желать возмогОкровавленною, насильственной рукоюОтечества, детей, свободы и покою —Всего на свете сем за то меня лишить,Что бога моего я не могу забыть,Который, нас создав, и греет и питает [1] ,И мой унылый дух на месть одушевляет!..Так, варвар, ты всего лишить меня возмог;Но права мстить тебе ни ты, ни сам твой бог,Хоть громом вы себя небесным окружите,Пока я движуся – меня вы не лишите.Так, в правом мщении тебя я превзойду;До самой подлости, коль нужно, низойду;Яд в помощь призову, и хитрость, и коварство,Пройду всё мрачное смертей ужасных царствоИ жесточайшую из оных изберу,Да ею грудь твою злодейску раздеру!Но, может быть, при мне тот грозный час свершится,Как братий всех моих страданье отомстится.Так, некогда придет тот вожделенный час,Как в сердце каждого раздастся мести глас;Когда рабы твои, тобою угнетенны,Узря представшие минуты вожделенны,На всё отважатся, решатся предпринятьС твоею жизнью неволю их скончать.И не толпы рабов насильством ополченных,Или наемников, корыстью возбужденных,Но сонмы грозные увидишь ты мужей,Вспылавших мщением за бремя их цепей.Видал ли тигра ты, горящего от гладуИ сокрушившего железную заграду?Меня увидишь ты! Сей самою рукой,Которой рабства цепь влачу в неволе злой,Я знамя вольности развею пред друзьями;Сражусь с твоими я крылатыми громами,По грудам мертвых тел к тебе я притекуИ из души твоей свободу извлеку!Тогда твой каждый раб, наш каждый гневный воин,Попрет тебя пятой, – ты гроба недостоин!Твой труп в дремучий лес, во глубину пещер,Рыкая, будет влечь плотоядущий зверь;Иль, на песке простерт, пред солнцем он истлеет,И прах, твой гнусный прах, ветр по полю развеет.Но что я здесь вещал во слепоте моей?..Я слышу стон жены и плач моих детей:Они в цепях… а я о вольности мечтаю!..О братия мои, и ваш я стон внимаю!Гремят железа их, влачась от вый и рук;Главы преклонены под игом рабских мук.Что вижу?., очи их, как огнь во тьме сверкают;Они в безмолвии друг на друга взирают…А! се язык их душ, предвестник тех часов,Когда должна потечь тиранов наших кровь!1
Перуанцы боготворили солнце.
1805
РЫБАКИ
Идиллия (отрывок)
Уже над Невою сияет беззнойное солнце;Уже вечереет; а рыбаря нет молодого.Вот солнце зашло, загорелся безоблачный запад;С пылающим небом слиясь, загорелося море,И пурпур и золото залили рощи и домы.Шпиц тверди Петровой, возвышенный, вспыхнул над градом,Как огненный столп, на лазури небесной играя.Угас он; но пурпур на западном небе не гаснет;Вот вечер, но сумрак за ним не слетает на землю;Вот ночь, а светла синевою одетая дальность.Без звезд и без месяца небо ночное сияет,И пурпур заката сливается с златом востока;Как будто денница за вечером следом выводитРумяное утро. – Была то година златая,Как летние дни похищают владычество ночи;Как взор иноземца на северном небе пленяетСлиянье волшебное тени и сладкого света,Каким никогда не украшено небо полудня;Та ясность, подобная прелестям северной девы,Которой глаза голубые и алые щекиЕдва отеняются русыми локон волнами.Тогда над Невой и над пышным Петрополем видятБез сумрака вечер и быстрые ночи без тени;Как будто бы новое видят беззвездное небо,На коем покоится незаходимый свет солнца;Тогда филомела полночные песни лишь кончит,И песни заводит, приветствуя день восходящий.Но поздно; повеяла свежесть; на Невские тундрыРоса опустилась; а рыбаря нет молодого.Вот полночь; шумевшая вечером тысячью весел,Нева не колыхнет; светла и спокойна, как небо;Разъехались все городские веселые гости.Ни гласа на бреге, ни зыби на влаге, всё тихо;Лишь изредка гул от мостов над водой раздается,Да изредка крик из деревни, протяжный, промчится,Где в ночь окликается ратная стража со стражей.Всё спит; над деревнею дым ни единый не вьется.Огонь лишь дымится пред кущею рыбаря-старца.Котел у огнища стоит уже снятый с тренога:Старик заварил в нем уху в ожидании друга;Уха уж, остывши, подернулась пеной янтарной.Не ужинал он и скучал, земляка ожидая;Лежал у огня, раскинув свой кожаный запон,И часто посматривал вдоль по Неве среброводной.........................................................................1821
ДУМА
Печален мой жребий, удел мой жесток!Ничьей не ласкаем рукою,От детства я рос одинок, сиротою,В путь жизни пошел одинок;Прошел одинок его – тощее поле,На коем, как в знойной ливийской юдоле,Не встретились взору ни тень, ни цветок;Мой путь одинок я кончаю,И хилую старость встречаюВ домашнем быту одинок:Печален мой жребий, удел мой жесток!1832
Д.В. Давыдов
(1784–1839)
Имя Дениса Васильевича Давыдова овеяно легендарной славой. Поэт и воин, герой-партизан Отечественной войны 1812 г., он был широко известен в России и за границей.
Давыдов родился в Москве в семье кавалерийского офицера и сам избрал военную карьеру. Воинская храбрость, отличные военные способности, а с годами и большой боевой опыт заметно выделяли его из среды товарищей-офицеров.
В поэзии Давыдова два основных направления: сатирическое и анакреонтическое. Язвительные басни и эпиграммы были направлены против высшей знати и быстро снискали ему славу человека остроумного и смелого. Герой его «гусарской лирики» отличается прямотой характера и презирает лесть. По оценке В.Г. Белинского, это «истинно-русская душа – широкая, свежая, могучая, раскидистая».
Давыдов воспевал воинское мужество и дружеские пиры:
Я люблю кровавый бой,Я рождён для службы царской!Сабля, водка, конь гусарской,С вами век мне золотой!Кроме традиционных жанров басни, элегии, послания, оды, Давыдов широко использовал песню. В ней особенно ярко выразился патриотический пафос его творчества. Стихотворения Давыдова обращали на себя внимание простотой языка и разговорной интонацией.
Его «Военные записки партизана» являются ценным источником для изучения истории Отечественной войны 1812 г., в связи с чем к ним обращался Л.Н. Толстой.
ГОЛОВА И НОГИ
Уставши бегать ежедневноПо грязи, по песку, по жесткой мостовой,Однажды Ноги очень гневноРазговорились с Головой:«За что мы у тебя под властию такой,Что целый век должны тебе одной повиноваться;Днём, ночью, осенью, весной,Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскатьсяТуда, сюда, куда велишь;А к этому ещё, окутавши чулками,Ботфортами да башмаками,Ты нас, как ссылочных невольников, моришь —И, сидя наверху, лишь хлопаешь глазами,Покойно судишь, говоришьО свете, о людях, о моде,О тихой иль дурной погоде;Частенько на наш счёт себя ты веселишьНасмешкой, колкими словами, —И, словом, бедными Ногами,Как шашками вертишь». —«Молчите, дерзкие, – им Голова сказала, —Иль силою я вас заставлю замолчать!..Как смеете вы бунтовать,Когда природой нам дано повелевать?» —«Всё это хорошо, пусть ты б повелевала,По крайней мере нас повсюду б не швыряла,А прихоти твои нельзя нам исполнять;Да между нами ведь признаться,Коль ты имеешь право управлять,Так мы имеем право спотыкатьсяИ можем иногда, споткнувшись, – как же быть, —Твоё Величество об камень расшибить».Смысл этой басни всякий знает…Но должно – тс! – молчать: дурак, кто всё болтает.