Русские символисты: этюды и разыскания
Шрифт:
Распятие
Живопись в катакомбах не дерзает еще представить Христа распятым. Романское искусство изображает его прикованным ко кресту, украшенному драгоценностями, эмалями, в короне, с широко раскрытыми глазами, с поднятой головой, подобного триумфатору.
Только искусство XIII века, более человечное и менее догматичное, закры-<ва>ет Иисусу глаза, наклоняет голову, распростирает руки. Оно обращается к чувству, а не к пониманию.
Когда мы употребляем слово «символизм» по отношению к готическому искусству, понятие это имеет иное содержание [1188] , чем теперь.
Наш символизм есть выражение платонизма. Его определением [1189] могут служить заключительные слова Фауста: «Все преходящее есть только символ» [1190] [1191] . Его формула: «Что вверху, то и внизу» [1192] .
1188
Было:
а наполнено иным содержанием
б наполняется иным содержанием
1189
Было: формулой
1190
Далее было: (вернее «подобие»)
1191
Слова, произносимые Мистическим хором в заключительной сцене «Фауста» Гете («Alles Verg"angliche ist nur ein Gleichniss»), интерпретируются Волошиным в том смысле, в каком они признаны одним из основоположений символистской эстетики.
1192
Формула из «Изумрудной скрижали» — оккультного текста, приписываемого Гермесу Трисмегисту (модификация мифологического образа Гермеса в поздней античности как покровителя оккультных, «герметических» наук).
Символизм же средневековый скорее определяется понятием «знака». Он сводится к гиероглифу, обозначающему понятие.
Для готики [1193] весь внешний мир является сложным гиероглифическим письмом, повествующим о трагедии грехопадения и искупления.
Наш символизм ищет соответствий. Средневековый искал уподоблений. Разница та же, что между геометрической проекцией предмета (т. е. его рисунком) — и между гиероглифом.
Наш символизм уводит от аллегории. Средневековый же, постепенно вырождаясь, привел к аллегориям Ренессанса. (Т. е. гиероглиф выродился в ребус.)
1193
Было: Поэтому
Что вызвало это почти четырехвековое затмение великого искусства и почему стало оно постепенно проясняться перед нами в наше время? Почему то искусство, которое понятно во всех своих формах каждому безграмотному крестьянину Средних веков и было для него открытой книгой, в которой он читал свободно, становится невнятным и непонятным для веков разума и просвещения?
Мы несем в своей душе как бы систему зеркал, обращенных к прошлому [1194] ; и в то время, как одни области истории освещаются и отражаются четко в зеркалах сознания [1195] , другие меркнут и погасают для нашего понимания. Направление этих зеркал находится в соответствии с меняющимся строем нашего познания и восприятия мира.
1194
Было: к историческому прошлому
1195
Было: в глубине души
Раз смысл огромной готической книги стал проясняться, раз ее начертания перестали пугать и возмущать эстетическое чувство — это значит, что мы сами вступаем в область представлений, в некотором отношении [1196] близких тем душевным процессам, что откристаллизировались в сталагмитах средневековых соборов.
Та область сознания, которая открыла нам возможность понимания средневекового искусства, — это символизм. Именно символическое понимание мира в его соответствиях и аналогиях было совершенно закрыто XVII и XVIII веками — веками разума и логики.
1196
Было: смысле
Всякий символизм являет<ся> выражением платонизма. Его основной предпосылкой является мир идей и представление о различных планах мира, в которых они отражаются. Его основной закон — формула аналогии Изумрудной Скрижали: «Что вверху, то и внизу».
С того момента, когда были произнесены заключительные слова Фауста: «Все преходящее есть только символ», внутренний мост к утраченному пониманию средневекового искусства был уже внутренне переброшен [1197] .
1197
Далее было начато: Человечество в течение
Человечество, описавши круг, снова подошло к пониманию средневековья.
Принято [1198] говорить о средневековой ночи Европы, об утре Возрождения [1199] . Образы эти имеют свой реальный смысл [1200] . XVI век замкнул «роговые двери» души, через которые выходят сновидения, и наступили века дневного, ясного логического познания, которое вспоминало о своих средневековых снах как о нестройном и безобразном бреде.
1198
Было: Еще недавно было принято
1199
Было: о рассвете Ре<нессанса>
1200
Далее было начато:
а В XVI веке замыкается
б В XV веке человечество пережило
Но когда в XIX веке начали вытягиваться вечерние тени, а к нашему времени зазолотились сумерки новой ночи, то многое стало вновь понятным.
Между нашим символизмом и символизмом средневековья есть [1201] разница, которая объясняется [1202] тем, что наш символизм находится в периоде образования и еще сам не знает ни своих пределов, ни своего заключения, в то время как, подходя к средневековому искусству, мы имеем дело с миром [1203] умершим, законченным и строго замкнутым в самом себе.
1201
Далее было: конечно
1202
Далее было: прежде всего
1203
Было: с миросозерцанием
Символизм нашего времени [1204] словесный — поэтический. Он находится в периоде творческого исследования. Он руководим внутренним, органическим чувством, которое подымается в человечестве. Он интуитивно нащупывает основы формирующегося миросозерцания [1205] .
В готическом же храме мы имеем дело с символизмом пластическим. У него свои законы развития.
Нормальный процесс развития пластического символизма — это его превращение в идеографическое письмо. Из зыбкой смены образов [1206] и соответствий он выбирает твердые знаки, которые оставляет незыблемыми. Это буквы и слога алфавита. Определенными синтаксическими законами они слагаются в живую речь [1207] . Гиероглифическое [1208] письмо — это кристаллизация сво<бо>дного символического творчества. Это его нормальное и здоровое развитие [1209] .
1204
Было: Наш символизм
1205
Далее было начато: В то время как в готике мы имеем де<ло>
1206
Было: Из зыбкой и произвольной ткани сменяющих образов
1207
Далее было начато: Это процесс фиксирования
1208
Было: Гиератическое
1209
Другой вариант фрагмента Символизм нашего времени. Это его нормальное и здоровое развитие:
Наш символизм — символизм поэтический, символизм чувства. Он находится в периоде творческого исследования. Он руководится интуицией. Он ощупью намечает грани будущего идеалистического миросозерцания.
Символизм же Средневековья шел как раз с обратной стороны. В основе его лежало заранее данное, догматически обоснованное религиозное мировоззрение. Он исходил от догмата и следил во внешнем мире его проявления — прообразы, уподобления христианской трагедии, лежащей в основе мира.
Пластическому искусству церковь диктовала свои символы. В начале романского периода, когда техника мастеров была косноязычна, этот символизм был почти гиероглифическим письмом.
Но после на всем протяжении Средних веков мы можем наблюдать удивительный процесс — знаки гиератического алфавита постепенно, с развитием средств изобразительности, начинают преображаться изнутри, становиться самодовлеющими художественными величинами и приходить естественным логическим путем к свободному искусству Ренессанса.
Но рядом с этим процессом есть другой, иногда близкий по формам, но в сущности противуположный, т<ак> к<ак> является признаком упадка, разложения, окостенения живого символического чувства. Это аллегория.
Аллегория тем отличается от символа или знака, что в то время, как последний предполагает естественное соответствие на всех планах, аллегория дает только уподобление. Символический знак может стать гиероглифом, образовать письмо. Аллегория становится ребусом, загадкой.