Русские женщины (47 рассказов о женщинах)
Шрифт:
— Я к вам пятый раз уже прихожу, а вы так и не установили табличку. Я же там цветы весной сажаю, да и двор всё-таки, люди гуляют. Сколько же мне к вам обращаться?
Бронзовым загаром обладает диспетчер. Ещё у неё из уха тянется проводок — разговаривая с Тамарой Михайловной, диспетчер из уха, что бы там ни было в ухе, этого не вынимает:
— Мы всё помним, но и Москва не сразу строилась, а вы хотите.
— При чём тут Москва? Вон в доме восемь, там целых две таблички во дворе, а у нас ни одной. Неужели это такое сложное дело? Не взятку же мне вам предлагать?
— Вы
— Но ведь можно как-то ускорить?..
— Соберите подписи жильцов. Это поможет.
— Так, может, деньги собрать? Я бы и на свои купила. Я только не знаю, где их продают.
— Вы меня троллите.
— Что?
— Ничего. У нас карниз обвалился, а вы с табличкой. Это действительно потребность первой необходимости? Имейте совесть. Имейте терпение. А то, получается, вы нас имеете. Посмотрите, что в государстве творится. Как будто не в одной лодке сидим.
Усовещенная, Тамара Михайловна выходит из офиса территориально-исполнительного органа жилищно-коммунального хозяйства и замечает у входа, что, входя, не заметила: сигнальную ленту, огораживающую, стало быть, область падения карниза. Не глядя наверх, быстро-быстро идёт, чтобы скорее свернуть за угол.
Все легковые для Тамары Михайловны — иномарки. Почему же она должна разбираться в экзотических видах искусства? Нательная живопись — это боди-арт (о нём Тамара Михайловна читала большую статью в гостях у племянницы), а как называется то же на автомобиле, она не знает. С этим самым, с русалкой на кузове — большегрудой и длинноволосой, — он и окатил их грязью на перекрёстке. Тамара Михайловна ещё успела отпрянуть назад, а женщине рядом не повезло. Слова, которые ныне запрещены законом к употреблению в средствах массовой информации, никогда не радовали слух Тамары Михайловны.
— Зачем же так грубо? — обратилась она к женщине, отряхивающей пальто. — Сказали бы просто: козёл!
Она эту машину часто встречает, — вероятно, водитель рядом живёт…
Рыба, молоко, хлеб… — повторяет Тамара Михайловна, что купить собралась.
Обычно треска — тушки, а тут филе. Взяла сразу три. С костями размораживать надо, а тут кинула в воду… Он и с костями будет рад, слопает за обе щеки, только Тамара Михайловна без костей любит.
Встала в кассу и захотела прочитать, что на этикетке написано, вынимает из корзины, а оно, неожиданно скользкое, раз — и на пол. Уже рот открыла «Да ну что вы!» крикнуть наклоняющемуся впереди, смотрит, а это Борис Юрьевич.
— Борис Юрьевич, какими судьбами?
— Тамара Михайловна, что вы тут делаете?
— Песни пою. Что ещё делают в магазинах?
— А! Так вы рядом живёте… Рад вас видеть, честное слово. А я проездом — случайно…
— Глазам не верю: баночное пиво? Вы ли это? Мировоззренческий переворот?
— У тёщи ремонт. Строительный мусор вывозят. Купил ребятам в конце рабочего дня. А как вы поживаете?
— Спасибо, вполне. Ну а вы-то как без меня?
Борис Юрьевич отворачивается и гасит кашель кулаком, а потом добавляет сиплым голосом:
— Мы без вас… как-то так… Но помним.
— Ещё бы, — говорит Тамара Михайловна.
На это Борис Юрьевич отвечает:
— Выращиваем, выращиваем потихонечку. Озаботились ферментами. Вот разводим аспергиллус ваш любимый…
— Для этого большого ума не надо, — отвечает Тамара Михайловна.
— Есть нюансики кое-какие, — загадочно говорит Борис Юрьевич. — Очередной термостат до утра заряжен.
— Знаем мы ваши термостаты… Вы там, глядите, поосторожней с грибками-то плесневыми. А то кашляете нехорошо.
— Это сезонное. Осень, — вяло отвечает Борис Юрьевич, выставляя банки с пивом на ленту транспортёра. — Мы теперь на ржаной барде экспериментируем, и результаты весьма любопытные… И не только по части осахаривания.
— Грубый фильтрат? Декантант?
— Во-во. По фракциям.
Тамара Михайловна тоже выставляет продукты на транспортёр.
— А как с космосом?
— А что с космосом?
— Вы в программу хотели вписаться.
— Мечты, мечты, — грустно улыбается Борис Юрьевич. — На любимую мозоль наступаете. Некому нас продвигать, Тамара Михайловна. Терминология опять же. Напишешь в заявке «фильтрат картофельной барды», и всё, прощай, космос… Вашего кота Кузя зовут?
— Лёпа.
— Он кастрированный?
— Почему вы спрашиваете, Борис Юрьевич?
— Жена кота привела. Я думал, у вас некастрированный, посоветоваться хотел. И пакетик, пожалуйста, — обращается он к кассирше.
— Нет, Лёпа кастрированный. А в чём сомнения?
— Да так. — Борис Юрьевич опускает банки в пакет. — Частного порядка сомнения. Мужская солидарность во мне просыпается.
Удаляется к столику у окна и ждёт Тамару Михайловну.
Заплатив за рыбу, молоко и хлеб, Тамара Михайловна подходит к столику и приступает к рациональному распределению покупок по двум полиэтиленовым пакетам, принесённым из дому.
— Борис Юрьевич, — говорит Тамара Михайловна, опустив чек в пакет с рыбой, — а мне ведь иногда дрожжи снятся. Во всей их необычной красоте и разнообразии. Когда работала, никогда не снились, а сейчас… вот.
— Без людей?
— В микроскопическом масштабе. На клеточном уровне. Какие уж тут люди!
— Я вас понимаю, Тамара Михайловна. Я очень сожалею, что с вами так обошлись. Правда. Вы не поверите, но лично я — очень.
— Кстати, — вспомнила Тамара Михайловна, — я тут своего Бенджамина подкармливать стала…
— Кто такой?
— Фикус. Раньше на бездрожжевой диете был. Но нет. Ничего.
А когда вышли из магазина, Борис Юрьевич говорит:
— Хорошо, что встретил вас. Не всё у нас получается. Есть кой-какие штаммы, вполне перспективные. А мозгов не хватает. Не согласитесь ли, Тамара Михайловна, дать нам консультацию, если мы вас пригласим в официальном порядке — через дирекцию, а?
У Тамары Михайловны перехватывает дыхание на секунду, ей бы сейчас и произнести один из тех монологов, которые она много раз в уме проговаривала ночами, но вместо того она говорит, почти весело: