Русский Берлин

Попов Александр

Пожелтевшие страницы

«В Берлине имеется 9341 пивная, 3551 трактир с продажей вина. Всего 13 193 места для продажи питей (по одному на 157 жителей). Всего выпито в течение года 438 939 532 литра пива, 24 704 525 литров водки и 19 956 062 литра вина и заплачено за все это, включая на чай, около 250 млн марок (125 млн руб.); из этой суммы на пиво приходится 153 ¹/₂ млн; на водку 26 ³/₄ млн, а на вино 25 ¹/₂. На одного жителя Берлина приходится 214 ¹/₅ литра пива, 12,09 литра водки и 9,53 литра вина; всего же спиртных напитков на жителя — 236 ¹/₂ литра, на сумму около 100 марок (50 руб.). Статистика определяет ежегодный доход каждого жителя Берлина в 683 марки 20 пф., и, таким образом, около ¹/₇ части дохода уходит на спиртные напитки. Параллельно этим громадным цифрам растет и преступность и наполняются больницы умалишенных. Среди преступников тюрьмы «Plotzensee» более ¹/₃ алкоголики; то же явление наблюдается в центральной больнице для душевнобольных».

^{«Голосъ Москвы», 15 (02) августа 1908 г.}

ИЗДАТЕЛЬСТВО СЕРГЕЯ КУСЕВИЦКОГО

В петербургской газете «Новое время» 9 апреля 1909 г. было напечатано объявление:

«БЕРЛИН. Вчера открыло действия основанное проживающим в Берлине виртуозом Кусевицким и его женой Российское музьшалъное издательство. Цель издательства — издание исключительно произведений русских композиторов. Супруги Кусевицкие пожертвовали на предприятие 1 млн марок и, кроме того, обязались давать ежегодно в течение 10-ти лет 80 000 марок. При издательстве имеется музыкальный совет».

Семья Кусевицких поселилась в Берлине в 1905 г. сразу после свадьбы. Сергей Александрович Кусевицкий (1874–1951) до этого 9 лет проработал в Большом театре, где завоевал признание как блестящий виртуоз-исполнитель на контрабасе. Надо сказать, что контрабасисты-виртуозы появляются, как говорят специалисты, раз в пятьдесят лет. Кусевицкий имел звание солиста императорских театров, много выступал с сольными концертами, а также с Шаляпиным, Рахманиновым и другими мегазвездами тех лет. Между тем обладавший идеальным слухом и безукоризненной музыкальной памятью Кусевицкий контрабасистом стал случайно. Изначально он мечтал быть дирижером и заниматься концертной деятельностью. Такая возможность открылась у него после женитьбы на пианистке Наталье Ушковой, дочери богатого чаеторговца-мецената. Молодая семья переехала в Берлин, где в январе 1908 г. Кусевицкий дебютировал как дирижер оркестра Берлинской филармонии. В 1909 г. при содействии Ушкова-отца он организовал в Берлине вскоре получивший большую известность симфонический оркестр и Российское музыкальное издательство с филиалом в Москве. Его главной задачей была пропаганда за рубежом творчества русских композиторов «нового поколения» — Скрябина, Прокофьева, Стравинского, Глиэра, Мясковского и др. В оркестре под его управлением впервые прозвучали «Прометей» Скрябина, «Скифская сюита» Прокофьева, «Симфония псалмов» Стравинского. В художественный совет издательства входили С. В. Рахманинов, Н. К. Метнер, Н. Г. Струве и др. Издательство, помимо всего прочего, служило целям защиты авторских прав, поскольку Россия не входила в Международную конвенцию по их защите. По инициативе Кусевицкого здесь впервые были опубликованы многие сочинения А. Скрябина, И. Стравинского («Петрушка», «Весна священная»), С. Прокофьева, С. Рахманинова и многих других. Произведения, напечатанные в этом издательстве, защищались авторским правом, за них выплачивались соответствующие гонорары. Позднее были образованы филиалы в нескольких других западных столицах. Издательство просуществовало до 1938 г., когда было куплено английской нотоиздательской фирмой «Бузи энд Хоке». В 1924 г., уже в иммиграции, Кусевицкий переехал в Америку, где возглавил Бостонский симфонический оркестр, который под его руководством обрел славу одного из лучших мировых музыкальных коллективов.

В годы Второй мировой войны Сергей Александрович организовал фонд по сбору средств в помощь Красной Армии, возглавил Комитет помощи России, был президентом музыкальной секции Национального совета Американосоветской дружбы, а после войны занял пост председателя Американо-советского музыкального общества.

БЕРЛИНСКИЙ ТРИУМФ

«Гастроли МХТ в начале XX в. привели в шок представителей берлинского театра. Это было невероятно, удивительно! Эти гастроли стали поворотным моментом в истории немецкого театра» (Томас Остермайер, художественный руководитель берлинского театра «Шаубюне», одна из ключевых фигур современного европейского театра).

^{Одна из берлинских афиш МХТ}

Крупнейшим событием в театральной жизни предвоенного Берлина стали гастроли Московского Художественного театра (МХТ) в начале 1906 г. Художественным руководителем театра был гениальный режиссер, выдающийся реформатор русской сцены Константин Сергеевич Станиславский (1863–1938).

Одним из мотивов поездки стало то, что в декабре 1905 г., во время вооруженного восстания, московские театры были закрыты. Председатель кабинета министров граф С. Ю. Витте был извещен о заграничных гастролях МХТ соответствующим письмом: «Московский Художественный театр, находя невозможным продолжать свои представления в Москве при тех условиях, в каких оказался театр после декабрьских революционных событий, предпринял заграничную поездку в полном своем ансамбле и с полной своей обстановкой, в числе 87 лиц и с пятью вагонами театрального имущества».

За границу повезли в основном русский репертуар. В него вошли «Царь Федор Иоаннович» А. К. Толстого, «Дядя Ваня» и «Три сестры» А. П. Чехова, «На дне» М. Горького. Плюс единственная пьеса западноевропейского автора — «Доктор Штокман» Г. Ибсена. Для Станиславского это была не первая поездка в Берлин. Впервые он побывал там, судя по всему, в июле 1897 г. Провел в городе четыре дня и отсмотрел четыре спектакля.

В начале февраля 1906 г. МХТ прибыл в Берлин. До этого русский театр большой берлинской публике был мало известен. К тому же предпринятая перед поездкой рекламная кампания оказалась неудачной. К. С. Станиславский писал, что плакаты художника В. А. Симова были «чрезвычайно изящны, но потому недостаточно назойливы, чтобы бить в глаза и рекламировать нас». Кроме того, определенная часть берлинских театралов и журналистов считала актеров театра российскими социалистами, что отчасти было верно, поскольку кое-кто из них на родине числился «политически неблагонадежным», утверждается даже, что среди них были члены РСДРП. Но немало берлинских театралов с большим интересом ожидали начала спектаклей таинственного для них русского театра. Многие немцы оказали российским дебютантам на берлинской сцене практическую помощь в подготовке гастролей. Несколько статей в местной прессе опубликовал известный немецкий переводчик Горького и Чехова А. Шольц, он же прочитал в Берлинском этнографическом музее лекцию об МХТ.

Многие берлинцы ожидали, что спектакли будут идти на немецком языке, и были искренне удивлены, узнав, что москвичи на сцене собираются говорить по-русски.

Русские артисты поначалу встретили в Берлине не только непонимание, но и откровенную корысть, что тревожило Станиславского в течение всех гастролей. «Боюсь, что никаких сборов не хватит, чтоб покрыть эти невероятные расходы», — сокрушался русский режиссер.

Первый спектакль прошел 10 февраля 1906 г. МХТ дебютировал с пьесой «Царь Федор Иоаннович» — о последнем Рюриковиче на московском престоле. Интересно, что именно с этого спектакля началась 14 октября 1898 г. творческая биография МХТ.

В Берлине на премьеру приехал старейший немецкий актер Э. Хаазе, удостаивавший своим вниманием только избранные постановки. В зале присутствовали директора столичных театров, режиссер Немецкого театра (Deutsches Theater) Макс Рейнхардт, писатели и драматурги Герхарт Гауптман, Герман Зудерман, Артур Шницлер, знаменитые артисты, критики и другие важные персоны берлинской театральной общественности. Рейнхардт был потрясен реализмом режиссуры К. С. Станиславского. Русский режиссер, говорил он, достиг невероятного уровня в своем творческом методе: «Станиславский нас превзошел. Он недостижим…» В свою очередь русский режиссер позже писал об огромном влиянии, которое на него оказал его немецкий коллега.

Макс Рейнхардт встречает Константина Станиславского

Русский актер Михаил Чехов, который одно время работал в театре Макса Рейнхардта (Рейнгардта), описал в своей книге «Путь актера» его первую встречу с Константином Станиславским на ужине, который устроил Профессор (так называли немецкого режиссера) в честь своего русского коллеги:

«Предстояла встреча Рейнгардта со Станиславским, и я не на шутку испугался за моего любимого Макса Рейнгардта. Станиславский — гигант с львиной седой головой — и Рейнгардт — едва ли достигающий до его плеча — встанут рядом. Что будет? Неужели Профессор не выдержит сравнения?.. Приглашенных было не больше десяти человек. Торжественная атмосфера ожидания. Множество фотографов. С изысканным вкусом накрытый стол во «дворце» Рейнгардта… Мой страх возрастал с каждой минутой. Обоих я любил глубоко и никому из них не желал торжества над другим. Маленький Рейнгардт сидел в большом кресле. Боже мой, как мал он казался мне в эту минуту! Как я умолял его, мысленно, встать! Как хотел, чтобы никто, кроме меня, не заметил этой несносно большой спинки с резной короной где-то высоко-высоко над головой Рейнгардта, делавшей его как бы старинным портретом, сползающим вниз в своей позолоченной раме. Громадный пустой зал еще больше подавлял моего маленького любимца, распятого на кресле. В соседней зале послышались голоса и шаги. Приехал Станиславский. Рейнгардт встал… (нет, мал, ужасно мал!) и медленно, очень медленно (молодец!) пошел к двери. Лакеи раздвинули тяжелые портьеры, и показалась фигура седовласого гиганта. Он остановился в дверях, щурясь подслеповатыми глазами и улыбаясь, еще не зная кому. Пауза. А Рейнгардт все шел и шел! Одна рука в кармане. Уже присутствующие, не выдерживая паузы, улыбались и неуверенно изгибались в полупоклонах. А Рейнгардт, не прибавляя шага, все шел и шел. Он уже подходил. Вдруг Станиславский разглядел его. Он бросился к нему навстречу, стал жать его руку и, не зная немецкого языка, бормотал очаровательную бессмыслицу. Левая рука Рейнгардта грациозно выскользнула из кармана и красиво повисла вдоль тела. Правая вдруг вытянулась и не то заставила на шаг отступить Станиславского, не то отклонила назад самого Рейнгардта. Образовалась дистанция. Рейнгардт поднял голову и взглянул вверх на Станиславского. Но как? Так, как смотрят знатоки в галереях на картины Рафаэля, Рембрандта, да Винчи — не унижаясь, не теряя достоинства, наоборот, вызывая уважение окружающих, любующихся «знатоком», пожалуй, не меньше, чем картиной. Несколько молчаливых секунд отсчитало мое бьющееся сердце. И чудо совершилось на глазах у всех: все еще держа дистанцию, Рейнгардт стал расти, расти и вырос в прежнего, величественного, исполненного королевского достоинства Макса Рейнгардта! Маг и чародей победил! (Как мог я сомневаться в тебе!) Он повел своего гостя через залу, и чем суетливее вел себя Станиславский, тем медленнее и спокойнее двигался Рейнгардт. Оба были прекрасны: один в своем смущении и детской открытости, другой — в уверенном спокойствии «знатока». Все поняли тон, продиктованный встречей: надо быть Рейнгардтом, чтобы знать, кто такой Станиславский. Все стало легко и искренне радостно». [9]

9

Чехов Михаил. Путь актера. М: Транзиткнига, 2003. с. 162–163.

«Царь Федор Иоаннович» получил исключительно хорошую прессу. Большинство критиков отмечали режиссерский талант Станиславского и замечательные декорации В. Симова, который был известен в Берлине по Международной выставке 1896 г., где он был удостоен золотой медали за картину «Митрополит Филипп». «Успехмы имели громадный, гораздо больший, чем первый «Федор» в Москве», — писал Иван Михайлович Москвин, игравший роль царя.

Через два дня после спектакля Станиславский отбил телеграмму в Москву: