Русский диверсант
Шрифт:
— В чем дело, Нелюбин? — рявкнул на него ротный после первой же пробежки на холм.
— Истощены, товарищ старший лейтенант. — Нелюбин приложил к шапке ладонь ковшиком. Она тоже дрожала. — Прикажите, товарищ старший лейтенант, выдавать моему взводу усиленное довольствие.
Ротный хотел вспылить. Но он прекрасно знал: не сегодня завтра с ними идти в бой. Никто не знает, каким будет этот бой. И где точно их бросят в атаку. Но то, что на Зайцеву Гору, — это точно. И чутье бывалого солдата подсказывало ротному, что на этот раз, скорее всего, их бросят без особой артподготовки. Уж какая артподготовка была произведена 4 октября, он помнил. Минные поля тогда рванули и перед его Седьмой ротой, в одно мгновение — свои и немецкие. Обрушилась землянка второго взвода. Взрывной волной, которая ураганом пронеслась на несколько километров,
— Чем же вас там кормили, Кондрат? — спросил ротный Нелюбина, вспомнив, как в октябре, после того, как немцы сбили соседний батальон с шоссе, громкоговорители хвалились с горы вкусными макаронами с мясом.
— Где? — переспросил Нелюбин, уже догадываясь, что имеет в виду старший лейтенант Солодовников.
— Там, в плену.
По тому, что ротный вдруг назвал его по имени, и по той интонации, с которой задал свой вопрос, Нелюбин понял, что никакой дурной подоплеки в словах старшего лейтенанта Солодовникова не было. Даже среди тех, кто побывал там, говорить о пережитом и увиденном было не принято. Но тут спрашивал ротный.
— Да там нас почти и не кормили. Раз полмешка каких-то мякин дали. На весь взвод. А потом — баландой.
— Что за баланда?
— Варили в котле картофельные очистки да мелко порезанную свеклу.
— А хлеб давали?
— Раз как-то дали сухари. Керосином пахли. А больше никакого хлеба не видели.
— Повезло вам, Кондрат, с Воронцовым. Батя вас в обиду не дал. Мне, как видишь, тоже с вами повезло. Большие деньги теперь будем получать! Двойной оклад [34] . Хвать ее в душу… Мне через пару месяцев капитана дадут. А вам с Воронцовым — лейтенантов. Но самое главное, что и этому, печатнику, Могилевскому, тоже очередное воинское звание присвоят! Печатник наш станет старшим лейтенантом. Роту получит. Просил я другого взводного на первый взвод. В приказе как сказано? В приказе сказано, что на должность командиров взводов назначаются офицеры из числа волевых и наиболее отличившихся в боях командиров и политработников. А мне назначили печатника как наиболее волевого и отличившегося…
34
Оклад командира роты, включая выслугу и полевые, составлял 1375 рублей в месяц. Выслуга шла один к шести. Соответственно и повышались звания. За один год, если пуля его минует, лейтенант мог дослужиться до капитана.
С того дня норму суточного довольствия второму взводу ротный приказал увеличить.
Воронцова поставили на третий взвод. Состоял он из бывших карателей, в разное время перебежавших к партизанам, а затем переправленных через фронт или оказавшихся на освобожденной территории. Третий взвод тут же прозвали власовским, хотя настоящих власовцев было всего четверо. Их-то Воронцов и назначил на должности командиров отделений. На второй день во взводе произошло ЧП. В четвертое отделение зачислили пятерых окруженцев. И в первую же ночь между ними и власовцами произошла драка. Воронцов и лейтенанты разняли, разбросали кучу-малу. Попытались разобраться, из-за чего пошел сыр-бор. Но ничего существенного ни одна сторона, ни другая объяснить не могли. Воронцов доложил Солодовникову. Тот приказал выстроить взвод. Вытащили перед строем зачинщиков. Но и ротный толком не смог ничего выяснить.
— Нелюбин, забирай и этих пятерых на доппаек, — приказал старший лейтенант Солодовников.
Так третий взвод уменьшился на пять штыков.
Четвертый взвод пополняли до самого последнего дня. В него собрали бывших полицейских. Не все ушли с немцами.
Замполитов назначали в каждый взвод. Во взвод к Воронцову на должность замполита пришел младший лейтенант Саенко, а замом по строевой — младший лейтенант Дронов.
Ротный в первый же вечер собрал лейтенантов и сказал:
— Вот что, ребята. Через неделю-другую, если не раньше, пойдем на горку. Роту гвардейской делать будем. Наше дело — обеспечить прорыв. Раскромсать их оборону на узком участке. Если артиллерия не поможет, штыками и саперными лопатками кромсать придется. Или всех нас на склонах положат. Одно из двух. Так что подтягивайте людей. Обучайте. Чтобы стрелять умели и, главное, не боялись. Патронов будет достаточно. Сегодня же назначьте сержантов. Присмотритесь, кто у них там верховодит, кого слушаются. Это сразу заметно. Отделения большие, по двадцать человек. В штатных ротах через пару недель боев во взводах людей остается меньше, чем сейчас у нас в отделениях. Замполиты… Вы по своей, печатной, части занимайтесь. Вас Кац всем газетным материалом обеспечит. Но, имейте в виду, в атаку пойдем все. В ротах генералов не бывает. А во взводах… Во взводах выше лейтенанта генерала нет.
Вот такую речь прочитал им старший лейтенант Солодовников. После его слов кто плечи расправил, а кто и голову повесил.
Воронцов все время думал только об одном: он — младший лейтенант, командир взвода, и через несколько дней ему предстоит, возможно, самое главное событие всех этих пережитых им месяцев. То, о чем он мечтал еще в училище. Взвод у него и раньше был. В отряде у Жабо. И там Воронцов числился взводным. Но теперь ему присвоено первое офицерское звание. И он, младший лейтенант Санька Воронцов, через несколько дней поведет своих шестьдесят пять человек на немецкие траншеи. Власовцев. Во время учебных «атак» его взвод действовал заметно лучше других. И ротный то восхищался власовцами, то нервничал, что снова отстают окруженцы и мешкают, редко стреляют бойцы первого, «кадрового», взвода. А семьдесят пять человек — это почти рота! Он вспомнил бои под Вязьмой. Там в ротах насчитывалось порой и по сорок, и по тридцать человек. Но ничего, держались!
— Да что они у тебя, Могилевский?! Гранаты кидают себе под ноги! До первой атаки яйца себе поотрывают! А ну, смелей действуйте, членовредители!
И вот ночью их подняли по тревоге. Построились взводными коробками и пошли по расчищенной дороге вдоль фронта, почти в тыл. Шли километров пять. Остановились. Глаза уже привыкли к темноте. И Воронцов увидел, что рота стояла на широко расчищенной дороге в небольшой низине, видимо, лощине.
Откуда ни возьмись вышел командир полка полковник Колчин:
— Ребята! Вы — не преступники, и в этот разряд вас никто не зачислял. Кто-то дрогнул в бою, кто-то совершил недостойное звания бойца и младшего командира Красной Армии. Родина и командование Пятидесятой армии Западного фронта дают вам возможность искупить свою вину, стереть пятно позора со своей красноармейской книжки, вернуть свои награды, а возможно, и заслужить новые. Смойте свой позор! Пусть он вас больше не тяготит! Возьмете высоты, закрепитесь там! За вами поднимутся стрелковые батальоны. Их задача — сразу сменить вас там, на захваченных позициях, сразу, как только вы там закрепитесь. Все, что от вас требуется, — мощный рывок вперед. Вас будет поддерживать артиллерия и минометы. Саперы сделают проходы. Выполните приказ, сынки! И вы станете героями Зайцевой Горы! Посмотрите на нее! Завтра она станет вашей!
Взводы стояли молчаливыми черными колоннами. Пламенная речь полковника Колчина, похоже, не вдохновила штрафников. Кто-то, за спиной Воронцова, вздохнул:
— Сказал бы проще — надо сдохнуть там…
— У кого есть какие вопросы или заявления? — после короткой паузы вновь выкрикнул полковник.
Взводы молчали.
— Старший лейтенант Солодовников! — сказал комполка. — Командуйте.
— Боевая задача каждому взводу и каждому бойцу будет поставлена на месте! — крикнул ротный. — А сейчас напра-ву! Шагом-арш!