Русский Египет

Беляков Владимир Владимир

В госпитале матросам выдали английскую военную форму, по полотенцу, столовому прибору и по два одеяла, бывших в употреблении. Разместили в палатках по десять человек. Первое время спать приходилось на голом песке. Зима в Египте — «бархатный сезон», даже на побережье Средиземного моря, где всего прохладнее, температура воздуха редко опускается днем ниже +15 градусов, а ночью +8–10. Но все же и при таком климате спать на земле холодно. Правда, потом купили циновки, но их на всех не хватило. Ни простынь, ни подушек не дали. Спали так: одно одеяло под себя, другое сверху, под голову — кулак. «В песке и грязи, в одной смене белья грустно влачили мы свое существование, дожидаясь отправки к новому месту службы».

^{Реклама на стене дома в Порт-Саиде фирмы, обслуживавшей «Пересвет»}

«Полученные предметы очень скоро сносились, — читаю дальше в рапорте, — и больно было смотреть в городе гуляющего оборванного русского матроса, особенно в сравнении с чисто одетым английским солдатом». Жаловались своему начальству, но лишь месяца через полтора-два оно слегка подновило гардероб команды. На десять человек выдали по баночке ваксы, иголку и на тридцать человек — по катушке ниток. Люди роптали и требовали скорейшей отправки из Египта. «Русский матрос так и остался чуть не голый, забытый своим начальством… Но пришла революция (Февральская. — В. Б.),и мы почуяли свободу своего права требовать законное».

Вопрос упирался в деньги: матросы сидели без гроша в кармане, не имея возможности купить ни табаку, ни мыла, не говоря уже о чем-то более крупном. Но жалованье выдали лишь накануне отъезда из Египта.

«Три месяца прожили мы в Порт-Саиде, грязные, плохо одетые, без всякого дела, предоставленные самим себе, редко видя своих офицеров, из которых лишь лейтенант Зарин приходил поговорить с нами, почитать газетку, что особенно было нам дорого после революции, когда каждая весточка с родины находила живейший отклик в нашей душе…»

Новости из России волновали в ту пору в Египте не только русских моряков. Как сообщал весной 1917 года корреспондент Петроградского телеграфного агентства в Каире, «события в России составляют главную тему комментариев местной печати всех политических направлений». До осени приходили в Египет и русские газеты, после чего английские власти запретили их. Российскому посланнику А. А. Смирнову сообщили, что они «отрицательно влияют на местных жителей». Газеты эти, предназначавшиеся русской колонии в Египте, вероятнее всего, и читал матросам лейтенант Зарин. Колония эта была довольно крупной. По данным всеобщей переписи населения Египта 1917 года, там проживали 4225 российских граждан.

Русские люди жили преимущественно в Каире и в Александрии, но были они и в Порт-Саиде. По словам Мухаммеда Мограби, еще совсем недавно одна из улиц города называлась «Русской». Весной 1917 года наши соотечественники там избрали комитет «для представительства нужд местной русской колонии». Нельзя исключить, что среди них находились и политэмигранты, располагавшие соответствующей литературой. Впрочем, и в буржуазной прессе хватало новостей для горячего обсуждения. К тому же, вероятно, и сам лейтенант Павел Зарин был настроен революционно: недаром его вскоре избрали председателем комитета команды «Пересвета».

Словом, посланник Смирнов наверняка почувствовал облегчение, когда получил 10 апреля сообщение из Александрии о том, что основная часть экипажа «Пересвета» в составе 10 офицеров и 434 кондукторов и матросов отбыла в Марсель на английском транспорте «Саксон». Две группы моряков были отправлены во Францию еще раньше. 57 человек остались в Египте: 9 тяжелораненых — в госпитале в Александрии, остальные — в Порт-Саиде при командире корабля. Они должны были участвовать в спасении пушек с затонувшего крейсера.

Вскоре после гибели «Пересвета» возникла идея вторично поднять его. Однако за это сложное дело никто не взялся. Тогда решили спасти хотя бы новые пушки. В марте 1917 года на этот счет был заключен контракт с итальянской фирмой «Панелли». Работы должны были начаться той же весной и быть закончены через девять месяцев.

Тем временем команда крейсера застряла во Франции. Направили ее туда, а не в Россию потому, что намеревались использовать для комплектования экипажей судов, заказанных в Англии и Америке. Но поставки судов задерживались, и основная часть матросов с «Пересвета» осела в казармах города Брест. По словам помощника российского военно-морского агента во Франции капитана второго ранга Пашкова, ездившего на неделю в Брест, «команда находится под влиянием небольшого числа (около 60) крайних, которые называли себя максималистами». Разбиваться по мелким судам матросы не желали и требовали отправить всех вместе в Россию. Вслед за своим помощником выехал в Брест и сам военно-морской агент капитан первого ранга Дмитриев. Он застал команду митингующей «в присутствии нескольких агитаторов из русских эмигрантов интернационального направления». На митинге были избраны два делегата в Совет рабочих и солдатских депутатов — Петр Клюдиков и Иван Огуречкин. Вскоре они отправились в Россию.

В Петербурге матросы с «Пересвета» добились аудиенции у первого помощника морского министра и заявили ему, что крейсер был взорван «адской машиной». Депутаты потребовали прекратить работы по подъему пушек с затонувшего крейсера, поскольку тем самым «могут быть уничтожены доказательства их подозрений», а также назначить комиссию по надзору за работами на «Пересвете», половину членов которой должны составить представители команды. Они также внесли запрос о судьбе крейсера и его команды в Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. В стране царило двоевластие, и морское министерство не могло уже так просто отмахнуться от требований матросов. Тем более что работы по подъему пушек еще не начинались.

Летом 1917 года было решено создать специальную комиссию по расследованию обстоятельств гибели «Пересвета». Возглавил ее представитель морского министерства капитан первого ранга Макалинский. От русской колонии в Порт-Саиде в состав комиссии вошли Александр Пахомов и Исаак Рохваргер. Команде тоже предложили избрать в комиссию двух представителей. Ими стали водолаз Михаил Петров и комендор Николай Лучинкин.

Вскоре российский консул в Александрии А. М. Петров телеграфировал в Каир: «6 августа (19 по новому стилю. — В. Б.)в Александрию прибыли из Марселя на французском транспорте матросы крейсера «Пересвет» Михаил Петров и Николай Лучинкин. Они были снабжены билетами до Порт-Саида и здесь высадились самовольно. Мне донесено, что в помещении консульства второй вел разговор пацифистского и большевистского характера о необходимости прекратить войну».

В начале сентября уже капитан Макалинский шлет из Порт-Саида в Каир телеграмму Смирнову: «Считаю своим долгом Вам сообщить, что здешние французские и английские власти очень сильно заинтересовались нашим депутатом Лучинкиным, наводят о нем справки у консула. Видимо, они принимают очень серьезно этого пропагандиста, сошедшего самовольно в Александрии и успевшего провезти кучу коммунистических брошюр». А вскоре российскому посланнику делает письменное представление сам английский главнокомандующий в Египте. Он требует удалить комендора Лучинкина «ввиду анархической и пацифистской пропаганды с его стороны». Стало быть, в Порт-Саиде комендор общался не только с соотечественниками.