Русский фронтир
Шрифт:
Языков он не знал, разве что на уровне нескольких выученных слов, однако в данной ситуации считал себя правым. Вот если бы ему что-то понадобилось бы на сопредельной территории…
Вместо ответа плантатор все с тем же высокомерным видом тронул коня. Он вел себя так, будто являлся хозяином на всей без исключения земле и никаких казаков здесь в помине не было.
Бакланов преградил конем ему дорогу, а ближайший казак наклонил пику вместо шлагбаума.
Кто-то из отряда вскинул было ружье, но его сосед придавил рукой поднимающийся ствол.
Пришлось плантатору вновь остановиться. Его спутник
Было названо и имя – Джордж Маккуйн, но казаки не слишком старались запоминать каждого, кто намерен пересечь границу, разделяющую два государства. И хотя управляющий назвал своего хозяина с некоторым трепетом, как человека известного, никто не стал придавать этому значения.
В Североамериканских Штатах, может, Маккуйн что-то и значил, однако на территории России он был никем.
– Ничего не знаю. – Атаман лишь развел руками. – Пишите официальное прошение власти. Она разберется.
Представителем власти был он. И потому был готов принять бумагу хоть сейчас, чтобы не торопясь прочитать, если она будет написана на понятном языке, или же подождать несколько месяцев переводчика. И даже дать ей ход по инстанциям. С течением времени.
Его собеседники ничего не поняли из заявления атамана. Пришлось Бакланову изобразить, будто он пишет, а затем подает воображаемую бумагу.
Надменность плантатора сменилась возмущением. Причем тоже надменным. Он заговорил сам, показывая руками, что должен проехать дальше и схватить беглецов.
Похоже, он полностью считал себя вправе разгуливать по территории чужого государства и творить там все, что сочтет нужным.
Именно так поняли его казаки, и по шеренге прошел недовольный ропот. Здесь не привыкли смотреть сквозь пальцы на проделки чужаков.
Бакланов сделал отрицательный жест.
Теперь уже плантатор и его присный заговорили наперебой с явной злостью в голосах. Стоявшие за их спинами потихоньку стали подтягиваться к хозяину. Некоторые тайком потянулись к оружию, пара человек напротив – в открытую в надежде напугать противостоявших им воинов. Так что число американцев с ружьями в руках стало понемногу возрастать.
Лица казаков теперь были строгими. Вряд ли преследователи знали, что за чисто внешним спокойствием кроется готовность немедленно атаковать врага.
Страсти потихоньку накалялись. Уже управляющий потянулся за пистолетом и теперь размахивал им так, будто мог напугать казаков видом оружия.
Сам Бакланов выслушал потоки пустых угроз с прежним выражением скучающего человека, а потом небрежно бросил:
– Вы лучше туда посмотрите, – и кивнул за спины рабовладельцам.
Позади с обеих флангов замаячили всадники в синих чекменях.
Пусть их было немного, но кто мог поручиться, что где-то в складках местности не скрывается полная сотня, а то и не одна?
Судя по растерянному виду большинства прихлебателей Маккуйна, желание угрожать у них куда-то исчезло. Да и сам плантатор недовольно поморщился, однако
Бакланов вновь изобразил процесс письма и как мог повторил руками, что дальше никому из североамериканцев хода нет.
– Ишь чего захотели! – обратился он к казакам, когда преследователи несолоно хлебавши зарысили прочь. – С Дона никогда выдачи не было, теперь и отсюда не будет. Верно говорю, казаки?
2
– Господин капитан, там к вам пришли.
Кастебан с двумя ротами стоял в старом форте посреди обширных степей. Причем старом – в полном смысле слова. Форт был основан едва ли не при присоединении Тешаса к испанским владениям и с тех пор лишь изредка ремонтировался и перестраивался, чтобы устоять под натиском самого страшного врага – времени.
Собственно, укрепления кого-либо интересовали мало. Обстановка вокруг на протяжении последних десятилетий была достаточно спокойной, и старый форт использовался главным образом в качестве казарм.
С одной из рот Кастебан вместе с подошедшим подкреплением не так давно ходил на подавление мятежа. Рассказы о перенесенных трудностях и совершенных подвигах долго были главной темой участников похода как в пределах форта, так и по всем окрестным поселениям, куда солдаты ходили в свободное от службы время. Теперь на них смотрели как на героев, и какая разница, против кого именно они воевали?
Сам Кастебан был представлен к наградам, только утверждения этому поневоле приходилось ждать долго. Пока все бумаги дойдут до Петербурга, пока их подпишет император, пока они будут доставлены сюда…
Но поход по сравнению с обычной службой был настоящим событием. От форта даже до Сан-Антонио было далеко, про прочие города Мексики не стоило и говорить. Глухая дыра, как сказали бы в далекой России. Вокруг сплошная степь, разбросанные тут и там владения, а больше – ничего.
Такова жизнь военного человека. Гвардеец служит при дворе, уделом прочих являются места, то чуть не позабытые Создателем, то позабытые вообще. И ничего тут не поделать.
Был во всем этом и плюс. Кастебан, несмотря на свой не столь большой чин, был старшим воинским начальником на огромной территории. Соответственно, имелся у него и кое-какой посторонний доход, а вышестоящие лица сюда заглядывали редко. Что им здесь делать, генералам да полковникам, когда у них своя жизнь, а у разбросанных там и сям гарнизонов – своя?
Зато и минусы были ощутимы. И именно о них частенько напоминала супруга. Мол, люди живут в нормальных условиях, а ты все тянешь лямку вдали от культурных мест. Причем без надежды когда-нибудь выбраться из них. Да и карьерный рост ограничен. Шестой год пошел с момента получения капитанского чина, а дальше-то что? Звание – это в первую очередь должность. Должностей на всех не напасешься.
Тут еще перемена верховной власти над колонией. Ясно же, наверх в первую очередь полезут новые поселенцы, а куда податься старым? Вон они какие, успел насмотреться за время похода! Ладно, генерал, а Муравьев? Совсем молодой, и уже в капитанских чинах, причем гвардеец, что делает его выше любого простого офицера. И наглый при этом. Все поучал да ругал подготовку солдат, хотя вряд ли в их метрополии дела обстоят лучше. Но гонору хватает на троих.