Русский капитал. От Демидовых до Нобелей
Шрифт:
Депутация рабочих отправилась к дому управляющего фабриками Дианова, но тот предусмотрительно сбежал, отправив в Москву телеграмму с просьбой о помощи. Не застав его на месте, толпа жутко расстроилась и разгромила дом. Затем были разгромлены дома директоров фабрик, харчевная лавка и хлебопекарня. Здание конторы стачечники пожалели и только повыбивали в нем стекла.
В ночь с 7 на 8 января в Никольское, по личному распоряжению Александра III, прибыли два пехотных батальона и отряд конницы. Весь поселок был оцеплен патрулями. Днем из Москвы приехал Тимофей Саввич. Посовещавшись с администрацией, он сделал рабочим мелкие уступки и уехал. Рабочих такое положение не устроило. Вечером следующего дня они выдвинули свои требования: возвратить
В конце концов в поселок ввели еще три пехотных батальона и шесть казачьих сотен. К 23 января стачка была подавлена, а ее организаторы арестованы, однако заставить народ вернуться к работе было еще сложно. По воспоминаниям тогдашнего владимирского губернатора Судиенко, руководившего правительственными войсками, «народ охотнее шел под арест, увещевания особых результатов не приносили…»
На судебном процессе над организаторами стачки Тимофей Саввич выступал как свидетель. Когда его вызвали для дачи показаний, он поднялся и на совершенно ровном месте, в проходе между креслами, упал и в кровь разбил нос. Из зала тут же закричали: «Это тебя Бог наказывает, кровопийца!» Большинство обвиняемых на процессе были оправданы, лишь несколько человек приговорили к трем месяцам тюрьмы и тут же, в зале суда, отпустили, поскольку они уже провели в предварительном заключении около года.
После стачки Тимофей Саввич отменил штрафы, уволил ненавистных рабочим мастеров, дал полный расчет тем, кто пожелал уйти с фабрики и… полностью отошел от управления мануфактурой. Он так и не смог за все оставшиеся ему четыре года жизни оправиться от шока и, по воспоминаниям близких, часто рассказывал, что видел во сне надвигающихся на него грязных, оборванных и злых рабочих.
А к управлению фирмой приступил, пожалуй, самый знаменитый из Морозовых – Савва Тимофеевич.
Саввушка
В церкви села Нестерово близ Орехово-Зуева слева от иконостаса до недавнего времени висела икона Саввы Стратилата. На бронзовой доске в нижней части иконы были слова: «Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 мая 1905 г. незабвенного директора правления, заведовавшего ф-ми Тов-ва Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремившегося к улучшению быта трудящегося люда». Нет, бывает, конечно, что яблоко от яблони падает далековато, но чтоб его уж так далеко забросило…
Для того чтобы вступить в директорскую должность, молодому Савве Тимофеевичу (родился он в 1862 году) пришлось покинуть Кембридж, где он обучался химии после того, как с отличием окончил Московский университет. Вернувшись в родные края, Савва Тимофеевич решил обзавестись семьей и тут же отбил у своего двоюродного племянника Сергея Викуловича (сына Викулы Елисеевича, соседа по Никольскому) молодую красавицу жену, Зинаиду Григорьевну, урожденную Зимину. И для семьи Морозовых, и для семьи Зиминых развод Зинаиды и женитьба Саввы на разведенной были страшным позором. Отец Зины (на самом деле ее звали Зиновией, на светский манер она нарекла себя сама) говорил дочери: «Мне бы, дочка, легче в гробу тебя видеть, чем такой позор терпеть».
Савва Тимофеевич
Зинаида Григорьевна Морозова, жена Саввы Тимофеевича Морозова
Мария Федоровна Морозова (1829–1911), мать Саввы Тимофеевича Морозова.
Живописный портрет работы В. А. Серова. 1897 год
Про Зинаиду Григорьевну в народе была сложена отдельная легенда. Говорили, что она сама из «заводских», что работала на никольской фабрике Елисея Саввича «присучальщицей», то есть следила за тем, чтобы не рвалась нить, что там-то ее и заметил младший из клана Елисеевичей, который и взял ее в барские хоромы. На самом же деле Зина была дочкой купца второй гильдии Зимина, хозяина «Зуевской мануфактуры И. Н. Зимина».
На отцовских предприятиях Савва провел полнейшую модернизацию и реструктуризацию: поставил новые станки, оборудовал все фабрики мощными паровыми машинами, провел электрическое освещение, сократил управленческий аппарат и ввел твердые расценки. Создал первое в стране общество трезвости, открыл «сад отдыха», в котором для рабочих по вечерам играл специально нанятый оркестр, а по выходным на летней эстраде выступали приглашенные из столицы артисты (даже Шаляпин пел иногда) и в котором рабочим бесплатно раздавали чай и сладости. На территорию сада запрещено было проносить спиртные напитки (однако, по воспоминаниям местных жандармов, они все равно умудрялись перебрасывать завернутые в толстые тряпки бутылки через высокую ограду). Построил трехэтажные каменные общежития для семейных рабочих и дома дешевых квартир, перевел товарищество на 9-часовой рабочий день и открыл в Никольском первый публичный театр.
Родственники, представители ветви Елисеевичей, восприняли социальные преобразования Саввы как личный вызов и тоже ринулись улучшать условия быта рабочих. Ими в короткий срок были выстроены две больницы, школа и читальный зал. Только вот в культуре хозяин «Товарищества Никольской мануфактуры Викулы Елисеевича Морозова с сыновьями» Алексей Викулович был не силен. А поэтому он решил бить по спорту и построил в поселке футбольный стадион, ставший одним из лучших стадионов России. При стадионе была создана из рабочих Викуловской мануфактуры футбольная команда «Клуб-спорт “Орехово”», неоднократно становившаяся чемпионом империи.
Савва Тимофеевич осуществлял свои преобразования лишь как наемный директор: после смерти Тимофея Саввича все семейные предприятия перешли к его жене, Марии Федоровне. Отец боялся, что «социалист» Савва пустит по ветру семейное имущество, и оставил ему лишь незначительные паи, приносящие неплохой доход, но не дающие права решающего голоса.
Между тем тревоги отца были напрасны: реорганизованные Саввой Тимофеевичем фабрики заработали вдвое продуктивнее, чем прежде. Деньги, которые молодой директор, казалось, просто выбросил, весьма быстро вернулись в семью.
Сказать, что Савву Тимофеевича в народе любили, значит не сказать ничего. Его просто обожали и ласково называли Саввушкой. Он ходил по Никольскому в стоптанных ботинках, запросто разговаривал с людьми. «Вот подождите, – говорил он рабочим, – лет через десять я здесь улицы золотом замастырю». В народе говорили, что Савва часто по вечерам переодевается в крестьянскую рубаху и ходит в таком виде по улицам, а всякого, кто замечен в плохом отношении к рабочему люду, выгоняет без объяснения причин.