Русский крест
Шрифт:
Манько со своими домочадцами в этом доме, где многое напоминало хутор Игнатенковых, казался старым, обреченным на гибель. Он выбился из земляной мужицкой толщи, прирос к Скадовскому порту и, как каждый хозяин-печенег, был обречен своей неподвижностью на жертву войне. Ему некуда было от нее укрыться. Он был прикован. Со двора донеслось отчаянное квохтанье отлавливаемых кур. Пауль задорно продолжал пугать отсутствующего интенданта, а Манько волновался все больше.
– Давайта посмотрю, - сказала Нина, беря тетрадку. -
Манько повернулся к ней, потом - к Паулю, словно выбирая, к кому прислониться.
– Угомонись, - велел Паулю Судаков.
– Да мы его! - ответил Пауль.
Тогда Манько стал докладывать, выводя из своих записей на свет божий неведомых землеробов - Бабанща, Галамагу, Панибудьласку, которые никого не любили ни красных, ни белых, ни "Русский кооператив", но предпочитали иметь дело все-таки с кооперативом.
– Это махновцы? - спросила Нина.
– Та яки махновци! - воскликнул Манько. - Чего вы шукаете ворогов? Трэба ладиком.
– Ладиком, ладиком, - согласилась она. - Но кто докажет, что мое зерно забрали интенданты?
– Чего? - спросил колдун. - Забралы! Не я ж его зъив?
– Но кто докажет?
– Як "хто"? Усе забралы. - Манько посмотрел на Пауля, как будто тот мог это подтвердить, потом подозвал самого маленького мальца с замурзанными щеками, взял его на руки, потрепал по голому заду и сказал, что брехать и дурить, имея такой выводок, ему никак нельзя.
Нине пришлось с ним согласиться, хотя было очень соблазнительно найти здесь, у Манько, причину смерти Пинуса и свое зерно. Но колдун действительно был беззащитен перед любой силой, его первая забота была в спасении.
– Ладно, пойду в контрразведку, - сказала Нина. - Там видно будет.
– Мы с тобой? - спросил Артамонов.
– Только проводите. Со слабой женщиной и контрразведка должна разговаривать приличествующим тоном.
– Ох, голубонька моя! - предостерегающе вымолвил Манько, - То ж собакы.
– Ну не все собаки. Не надо так! - возразил Артамонов. - Вы тут не хотите смотреть дальше собственного носа. А там - фронт. Или ты хочешь комиссаров?
– А хто Пинуса удавыв? - язвительно спросил Манько. - Комиссары?
– Ну знаешь! - сказал Артамонов. - На войне без жертв не бывает.
– Ой, горе, горе, - вздохнул Манько, резко сменив язвительност? покорностью. - Вы кушайте. Чего вы так мало кушалы?
И вправду, ему ли было спорить с офицерами? Он вызывал жалость.
Нина не вспоминала ни мужиков, захвативших землю ее имения, ни махновцев, разгромивших хутор Игнатенковых и повесивших ее сына.
Глава 7
Деркулов был контрразведчиком с пятнадцатого года. Сперва занимался охраной севастопольского порта, потом служил в штабе флота, выслеживал германских и австрийских агентов.
У
Наверное, из-за этого лишился жизни и хлеботорговец Пинус, хотя приговорил его к смерти не Деркулов, а военно-полевой суд и решение суда утвердил Главнокомандующий в Мелитополе.
Когда Деркулову сообщили, что на пароходе "Псезуале" прибыла с личной охраной хозяйка "Русского кооператива", он решил проверить ее. А вдруг?!
Увидев Нину Петровну, он вспомнил, как арестовывал австрийскую шпионку, молодую красивую гречанку Элеонору.
Элеонора приехала в Одессу из Константинополя, завела салон, кружила на балах головы штабным офицерам. Иногда надолго выезжала в Кишинев к родственникам. Однако по донесениям жандармских пограничных пунктов следовало, что совсем не кишиневские родственники интересовали гречанку, что на самом деле она трижды ездила в Бухарест. Что ж, в Бухаресте тоже была наша агентура, Элеонору выследили и установили за ней наблюдение.
"История повторяется", - подумал Деркулов.
– Пожалуйста, присаживайтесь. Вот сюда к столу. Здесь вполне удобно, почти по-домашнему... Ну, давайте знакомиться. Я начальник контрразведывательного пункта подполковник Деркулов Георгий Николаевич... С чего начнем? Давайте-ка начнем прямо с покойного Пинуса! Вы согласны?
Он почувствовал, что сразу зацепил Григорову. Это она, а не он посылала Пинуса, ей и надо отвечать.
– Я хотела бы знать, где мое зерно! - сказала Нина.
– А Пинус, Нина Петровна? - спросил Деркулов. - Как по-вашему, виновен он или нет? Ведь мы отправили его на суд. Я отправил.
Тогда Деркулов выехал в Бухарест и под видом штабного офицера, в мундире с аксельбантами, познакомился с Элеонорой в опере. Она была там румынкой, сестрой милосердия из лазарета, никогда не бывавшей в России.
– Я хочу вернуть свою собственность! - сказала Григорова. - За Пинуса я не отвечаю.
– Не отвечаете в каком смысле? - спросил он. - За его антигосударственную деятельность или вообще?
Нина почувствовала зыбкость своего положения. Что означало его "вообще"?
Она пожала плечами, посмотрела на портрет отрекшегося царя и на пейзаж с ясным месяцем над белой хатой и тополями.
– В чем он виноват? - наконец спросила Нина.
– Виноват, Нина Петровна! - воскликнул Деркулов. - Меня интересуете и вы тоже. Насколько виноваты вы?
– Я? - удивилась она.. - В чем? Меня грабят, а я виновата! Вы в этой дыре, наверное, свихнулись, подполковник. Вы знаете, кто я?