Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова
Шрифт:
Не исключено, что запись Юркуна можно рассматривать как комментарий к собственным картинам или к его замыслам рисовальщика.
В хронологически третьем из хранящихся в ОР РНБ альбомов Голлербаха 219 также представлены Юркун и Кузмин.
На обороте листа 29 наклеен выполненный карандашом на зеленоватой (похожей на обложку школьной тетради) бумаге шарж на Кузмина работы Городецкого, недатированный. Подпись (чьей рукой, не установлено, в новой орфографии):
219
Голлербах Э. Ф. Альбом с автографами на память, стихотворениями, рисунками разных лиц. 1927–1940 (ОР РНБ. Ф. 207. Ед. хр. 107. Л. 29 об.).
М. Кузьмин [так! – Е. К.]
Шарж С. Городецкого.
В альбоме имеется автограф «Четвертого удара» из поэмы «Форель разбивает лед», вписанный зелеными чернилами и датированный 25 января 1929 года 220 . В последней, восьмой, строке первой строфы и в седьмой, предпоследней, строке второй строфы имеются разночтения с, так сказать, «каноническим» текстом 221 :
О,220
Книга стихов М. Кузмина под тем же названием вышла в двадцатых числах февраля 1929 г.
221
Кузмин М. А. Стихотворения / Вступит. ст., подгот. текста и примеч. Н. А. Богомолова. СПб., 1996. С. 535 (Новая Библиотека поэта. Большая серия).
222
ОР РНБ. Ф. 207. Ед. хр. 107. Л. 23 (курсив в обоих случаях мой. – Е. К.).
Пунктуационный вариант восьмой строки в первой строфе – скобки – незначителен. Однако в качестве вставного предложения (взятого в скобки) фраза о покойниках приобретает вид/функцию как бы «реплики в сторону» для тех, кто понимает. А понимает тот, кому известен сон Кузмина о визите к нему в квартиру покойных Литовкина и Сапунова в ночь с 3 на 4 августа 223 .
В седьмой строке второй строфы слово «обмен», так привлекающее комментаторов 224 , взято в кавычки. То есть его можно, в свете варианта из альбома Голлербаха, истолковать как так называемое «чужое слово» и/или как термин: алхимический, гностический, вульгарно-материалистический etc.
223
Богомолов Н. А. Вокруг «Форели» // Богомолов Н. А. Михаил Кузмин: статьи и материалы. М., 1995. С. 176–177.
224
См., например: Гаспаров Б. М. Еще раз о прекрасной ясности: эстетика М. Кузмина в зеркале ее символического воплощения в поэме «Форель разбивает лед» // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed. by John E. Malmstad. Wien, 1989. С. 91–93.
Запись Юркуна выглядит так:
Надо быть художником своей
собственной жизни.
1928 г. Юр. Юркун 225
Это высказывание Юркуна можно прочесть как манифест или как провозглашение идеала/цели 226 . С другой стороны, эта словесная формула настолько общепринята и избита, настолько общее место, что уж не пародия ли она.
Тем не менее эта немодная к 1928 году жизнетворческая декларация для Юркуна «не пустой для сердца звук»: крестьянский сын Осип Иванович Юркунас был художником 227 .
225
ОР РНБ. Ф. 207. Ед. хр. 107. Л. 9.
226
Почти в том виде, как у Юркуна, эта формула встречается в трактате С. Н. Булгакова «Философия хозяйства»: «Каждый человек есть, в известном смысле, художник своей собственной жизни, черпающий силу и вдохновение в себе самом» (Булгаков С. Н. Философия хозяйства // Булгаков С. Н. Сочинения: В 2 т. М., 1993. Т. 1. С. 231).
227
То есть актером (Гильдебрандт О. Н. О Юрочке. С. 162), музыкантом (Богомолов Н. А., Малмстад Дж. Указ. соч. С. 300), художником (Ассоциация графиков. Выставка рисунков 13-ти. М., 1929). См. также отзыв А. И. Пиотровского (за подписью А. П.) о рассказе Юркуна «Игра и игрок», помещенном в альманахе «Абраксас»: «Рассказ Юркуна еще раз обнаруживает в нем одного из прекраснейших прозаиков наших дней. В отличие от стольких современных рассказчиков, волей или неволею плетущихся по закоулкам провинциализма, Юркун продолжает магистральные традиции русской прозы» (А. П. Абраксас. Сборник 1-й. Пб., 1922 // Жизнь Искусства. 1922. № 47. 28 ноября. С. 7).
Дина Магомедова (Москва)
КАРМЕН ДО «КАРМЕН»: ЗАМЕТКИ КОММЕНТАТОРА
СЮЖЕТ «КАРМЕН» В КОНТЕКСТЕ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО МИФА АЛЕКСАНДРА БЛОКА: ИСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ
В июле 1910 года Блок работает над стихотворением, которое во второй (1916) и третьей, последней (1921), редакциях «лирической трилогии» вошло в раздел «Арфы и скрипки»:
Где отдается в длинных залахБезумных троек тихий лёт,Где вина теплятся в бокалах, —Там возникает хоровод.Шурша, звеня, виясь, белея,Идут по медленным кругам;И скрипки, тая и слабея,Сдаются бешеным смычкам.Одна выходит прочь из круга,Простерши руку в полумглу;Избрав назначенного друга,Цветок роняет на полу.Не поднимай цветка: в нем сладостьЗабвенья всех прошедших дней,И вся неистовая радостьГрядущей гибели твоей!..Там всё – игра огня и рока,И только в горький час обидИз невозвратного далёкаПечальный Ангел просквозит… 228228
Блок А. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 3. М., 1997. С. 131. Далее ссылки на это издание даются в тексте, с указанием тома и страницы.
Это стихотворение не только не становилось предметом монографического анализа, но и почти не привлекало внимания комментаторов: даже в последнем научном издании реальный комментарий отсутствует вообще. Эту комментаторскую лакуну и призвана заполнить моя заметка.
Тематически это стихотворение воплощает одну из вариаций сквозного мистериального сюжета лирической «трилогии вочеловечения» Блока. Речь идет о втором звене этого сюжета, который в целом выглядит следующим образом: 1) разрушение изначальной целостности мира – 2) прохождение через страдания, хаос, смерть – 3) обретение высшего знания о тайной сущности мира, воссоединение с божеством и восстановление гармонии 229 . При этом разрабатываются две взаимодополняющие схемы: пленная героиня (София) и герой-спаситель – и пленный, заблудившийся, изменивший герой и спасающая женская («софийная») верность 230 . В стихотворении «Где отдается в длинных залах…» воплощен именно «мужской» вариант, который в лирике II и III томов имеет ряд мифопоэтических соответствий: изменивший Зигфрид в тетралогии Р. Вагнера «Кольцо нибелунга», Дон Жуан в «Шагах Командора» и просто автобиографический герой без внятных отсылок к литературным и мифологическим сюжетам. С «мужским» вариантом основного мистериального сюжета связаны темы «забвения» изначальной чистоты, «невозвратного далека» и будущей гибели героя в игре страсти, рока, «неистовой радости» – весь комплекс «падшего», «заблудившегося», «изменившего», гибнущего героя. Но кто этот герой?
229
См. о мистериальном сюжете: Холл М. П. Энциклопедическое изложение герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. Т. 1. Новосибирск, 1992. С. 43–88; Штайнер Р. Христианство как мистический факт и мистерии древности. Ереван, 1991; Топоров В. Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. С. 7–60; Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994; Лауэнштайн Д. Элевсинские мистерии. М., 1996. О роли мистериального сюжета у русских символистов см.: Силард Л., Барта П. Дантов код русского символизма // Studia Slavica Hungarica. 35/1–2. 1989. C. 61–95; Приходько И. С. Мифопоэтика А. Блока. Владимир, 1994. С. 8–9; Ее же. Возрождение мистерии в начале ХХ века. Драма У. Б. Йетса и А. Блока // Нормативность жанра в зарубежной литературе 18–20 веков: Тезисы докладов межвузовской конференции. Горький, 1990. С. 34–35; Магомедова Д. М. Модель мистериальной биографии в обсуждении кризиса символизма в 1910 году // Шахматовский вестник. Вып. 12. М., 2011. С. 70–79.
230
См. подробнее: Магомедова Д. М. Александр Блок: биография и поэтика в свете автобиографического мифа. Siedlce, 2013. С. 79–137.
Ни в одном комментарии не обратили внимания на цветок, который героиня бросает выбранному «другу», на предостережение «не поднимай цветка!» – с которого и начинается падение и гибель героя. Между тем, эта сцена с цветком более всего напоминает сцену из первого действия оперы Ж. Бизе «Кармен» – Хабанеру. Кармен выходит из толпы работниц сигарной фабрики, поет о свободной любви и, не обращая внимания на толпу поклонников, выбирает стоящего поодаль сержанта охраны Хозе и бросает ему свой цветок 231 . Ср.:
231
Текст русского перевода либретто цитируется по: Кармен // Либретто опер. URL: http://libretto-oper.ru/bizet/carmen.
Она смотрит сначала на них, потом на Хозе. Как бы колеблясь, она направляется к фабрике, потом возвращается, идет прямо к занятому своей цепочкой Хозе, срывает с корсажа цветок, бросает его и попадает Хозе в лицо. Тот вскакивает. Общий смех. Колокол на фабрике звонит вторично. Кармен убегает.
Он же поднимает цветок, сам с собой говорит о странном колдовском аромате:
Хозе(поднимая цветок)Этот взгляд – огненная бездна!Странный цветок…Пламенем нежнымдрожат его лепестки…Аромат валит с ноги дурманит надеждой!Что со мною?Не колдовство ли все это?Объяснить иначе нельзя!Далее следует встреча Хозе с Микаэлой, невестой, пришедшей из деревни с письмом от матери из дома. Хозе погружается в воспоминания об идиллическом домашнем мире:
Волшебная страна, в мечтах к тебе стремлюсь,в родное лоно детства,чтоб там укрыться и согреться,оставив здесь свою печаль и грусть!Виденья, сны и грезы детства,чудесный край, волшебная страна!Мысленно он обещает матери сохранить верность родному миру и порывается выбросить цветок («А твой цветок… колдунья злая…»). Но тут происходит резкий сценический перелом: начинается сцена ареста Кармен, а Хозе должен отвести ее в участок. И в этот момент она напоминает, что ее цветок его уже заколдовал, и требует помочь ей бежать: