Русский орден внутри КПСС. Помощник М.А. Суслова вспоминает
Шрифт:
Сталин вроде бы открыл дорогу — катитесь в свой Израиль. Но типичная еврейская черта, как продолжение хваленой перевозбудимой еврейской динамичности, — . грубые перехлесты. Понеслись, так уже удержу нету никакого. В раже израильской победы («Сбылись сроки! мы снова не перекати-поле, а уважаемая нация, со своей территорией, куда можно рвануть, чтобы отсидеться!») мало евреям сразу стало своего далекого Израиля — давай они здесь в России тоже к полной власти в стране опять безумно нагло рваться. В 1937-м их откинули, так они опять. И вдобавок требовать еще и собственную автономию на территории России не в далеком Биробиджане, а в благословенном крае правительственных курортов — отдайте им Крым! но даже не скрывали, что потом, «может быть, и отделятся — присоединятся к Израилю». И в результате эта иудейская эйфория еврейского национального подъема вылилась в грязную и подлую антирусскую и антиправославную кампанию, на которую толкали Великого Кавказца.
И товарищ Сталин, всегда такой мудрый, такой расчетливый, тут «поддался». Спровоцировали его, или сам перемудрил? но вот
В Отечественную войну русские без малейшей примеси Николай Александрович Вознесенский и Андрей Александрович Жданов стали любимцами Сталина. Куда же было без русских, когда надо в войне море крови проливать?! Оба стали членами Политбюро и влиятельнейшими в партии деятелями. Академик Вознесенский, талантливый экономист-хозяйственник, всю войну был председателем Госплана. Это он организовал бесперебойное снабжение фронта и наращивание экономической мощи тыла, а после войны поднимал разрушенное хозяйство. А академик Жданов, глава ленинградской парторганизации, организовал победную оборону не сдавшегося врагу Ленинграда и до самой своей смерти 31 августа 1948 года был идеологом партии.
В сентябре 1946 г. Жданов выступил на активе Ленинградской партийной организации с весьма эрудированным докладом о журналах «Звезда» и «Ленинград», развивающем идеи одноименного Постановления ЦК от 14 авг. 1946 г., написанного им же. Относиться к нему можно по-разному. Печать марксистской вульгарности в подходе к явлениям литературы, не самый удачный выбор объектов для критики, известная наивность присущи этому докладу. Но были в нем — патриотизм, гордость за русскую классическую культуру, непримиримость к наносным, «чужим», чуждым русской национальной традиции явлениям, чего до этого в партдокументах, написанных под еврейско-большевистскую, антирусскую копирку, никогда не было. Объективно, несмотря на все издержки, ждановское Постановление ЦК от 14 авг. 1946 г. Позволило в Ленинграде (и не только в Ленинграде) начать формирование «Русской партии внутри ВКП(б)». Не случайно, когда в горбачевскую «перестройку» культура провалилась в откровенную русофобию и мерзость «западной массовой культуры», то на совещании деятелей культуры у Горбачева главный редактор «Молодой гвардии»* выдающийся русский писатель Анатолий Иванов (Шолохова с нами уже не было) поднял вопрос о необходимости нового, — «типа ждановского!» — серьезного патриотического Постановления. Иванов был яростно оплеван на том совещании и затем в прессе «вольной» еврейской культурной мафией, но все мы видим, в какой позорной яме с нечистотами русская культура у нас сейчас, какое у нас вышло засилье самой низкопробной, самой примитивной «западной массовой культуры для быдла». Так что, может быть, Иванов был и прав в том, что кардинальные «ждановские» меры надо было принимать. Прими партия эти меры, может быть, и сама бы была цела, и Советский Союз еще стоял бы и стоял.
Жданова не коснулась благодать. Он позорно упрекал великую поэтессу Анну Ахматову, что она блудливая кающаяся монашенка. Из Савла не вышел Павел. Но Жданов был слишком русским, чтобы не придти рано или поздно к Богу. Именно рукой Жданова были вычеркнуты из Постановления ЦК ВКП(б) от 7 сентября 1944 года «Об организации научно-просветительной пропаганды» сатанинские призывы к «решительной борьбе за преодоление религиозных пережитков» и к «бескомпромиссному наступлению на реакционную поповщину». Вычеркивал он сатанизмы из идеологических партдокументов и дальше.
В 1947-м году Берия подложил под Жданова своего ставленника Суслова. Суслова взяли секретарем по международным делам. Но почти сразу же именно ему по инициативе Берии поручили подготовить Постановление ВКП(б) «О задачах антирелигиозной, атеистической пропаганды в новых условиях». В полном соответствии с богоборческой традицией 20-30-х годов Суслов тут же опять предложил придать антирелигиозной пропаганде «наступательный» и «решительный» вид, чтобы «обеспечить скорейший переход от социализма к коммунизму». Но случилась накладка. Жданов наотрез отказался подержать это Постановление, считая его «мракобесием». Оно зависло, и так и не было принято — редчайший случай в практике ЦК.
Дальше, больше. Сталин, накручиваемый «дружками» Берией и Хрущевым, поверил, что внутри партии образовалась сильная теневая «русская партия», возглавляемая Ждановым и Вознесенским и базирующаяся преимущественно на ленинградских кадрах. Ему нашептывались имена А.А. Кузнецова, П.С. Попкова, М.И. Родионова, Е.Н. Капустина, П.Г. Лазутина, которые якобы должны стать опорой рвущихся к «русской власти» Жданова и Вознесенского. Хрущев будто бы для достоверности добавлял, что, мол, и его склоняли, но он не клюнул. Оба дружка тогда находились у Сталина несколько в опале. Берию Сталин в это время уже даже отодвинул от курирования госбезопасности. Министр госбезопасности В.С. Абакумов был Сталиным лично настолько обласкан, что хвастался тем, что шьет себе френчи из одного со Сталиным отреза. А куратором госбезопасности стал переведенный из Ленинграда новый секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецов. Вот оба дружка Берия и Хрущев и хотели вылезть опалы на лукавом «сигнале». Во всяком случае, совершенно достоверно, что «ленинградское дело русской партии» вызрело не в недрах госбезопасности, а было неожиданно спущено в следственную часть по особо важным делам из Политбюро (то есть от Сталина) с уже готовой резолюцией: «намерение превратить ленинградскую парторганизацию в опору для борьбы с ЦК». Остальное предлагалось дорисовать в ГБ до расстрела. Ни начальник Ленинградского управления МГБ Курбаткин (он был тут же арестован), ни Абакумов, ни его шеф Кузнецов,
Сразу же со смертью Жданова началось физическое уничтожение «русской партии» — было таки раскручено «ленинградское дело» Кузнецова-Родионова-Попкова-Капустина-Лазутина, по которому было расстреляно Великим Кавказцем Сталиным 2000 русских патриотов-державников. В том числе и недавний любимец академик Вознесенский.
Мне пришлось после смерти Сталина общаться с некоторыми высокопоставленными чекистами, ведшими то дело. Они сходились на таком же мнении. Во всяком случае, именно так лечили свою русскую совесть. Потому что другого ничего за массово расстрелянной «русской партией» не было. Русские единственно, что хотели, — уравнения в правах, потому что собственный ЦК и своя компартия, и своя столица были во всех союзных республиках, у всех националов, которые таким образом защищали свои интересы. А защитить русских было некому и негде. Даже собраться русским и поговорить о своих национальных интересах негде было. То есть продолжалась ленинская политика делать из русского народа бесправную «дойную корову». Именно русские области (особенно Нечерноземье) оставались самыми нищими, вымирающими в сталинском советском государстве. Нет, русских Сталин, в отличие от Ленина, никогда не унижал и не оскорблял. Но русских как голодную «дойную корову» таки держал. В этом тоже была правда, о которой и хотела сказать «русская партия». Правда, которую докладывали Вождю Жданов и Вознесенский, но которую не захотел выслушать, расстреляв «ленинградцев», Великий Кавказец.
Точка в «ленинградском деле» была поставлена расстрелом Абакумова. Его обвинили в том, что он «всячески препятствовал ведению следствия, как по «ленинградскому делу», так и по «делу врачей»», «подозрительно настойчиво» (??) требовал от следователей вещественных доказательств, а не шапочного политического обвинения. Вообще с Абакумовым до сих пор многое не ясно. Одни считают его страшным палачом, работавшим в «белых перчатках» (Бобков). Но не потому ли тезис о «белых перчатках», что больше ничего конкретного пришить Абакумову оказалось невозможно? Абакумов был сыном диакона. Дома держал иконы. При нем не было заведено ни одного дела против священников. Все его бывшие сослуживцы (а я уже говорил, что еще застал многих из них) отмечали, что он был демократичен, доступен, мог совершенно неожиданно заглянуть к рядовому сотруднику, посмотреть, как тот ведет дело, и во всех приказах красной нитью у него проходило, что сотрудникам безопасности необходимо строго соблюдать законность, а не бездумно наклеивать ярлыки «врагов народа». И ведь это Абакумов «саботировал»(?) подсказывавшееся Берией «профилактическое» внесение в расстрельные списки поголовно почти всей ленинградской партийной организации и массовое выселение русских людей из Ленинграда, как в тридцатые годы после убийства С.М. Кирова. Это Абакумов в «деле врачей» сразу взял под сомнение работу афериста-следователя Рюмина, выбившего из обезумевшего от побоев Этингера показание, будто бы группа еврейских врачей подготовила физическое уничтожение руководителей партии и правительства. И отстранил Рюмина (обратившегося потом к Берии) от работы. Я не идеализирую добросовестность Абакумова. Он плод сталинского времени. Но даже само по себе его желание выполнять грязную работу в «белых перчатках» чего-то стоило?!
Абакумов был уничтожен по русским расстрельным спискам. А чем Сталину это отозвалось? «Свой» кавказец Берия опять взял верх. И не только взял верх, но и сумел опутать бесовской паутиной самого стареющего Вождя Всех Народов и всю страну. Я в то время как раз входил в сознательную общественную жизнь. Поэтому особенно остро запомнил ту атмосферу страха и какой-то искореженной шкалы национальных ценностей, которая нас тогда окружила. Привилегированным сословием в стране снова стали чекисты — а конкретно грузины и другие кавказцы, которые как бы олицетворили собой всесильную руку ЧК, контролировавшую страну, как охрана концлагерь. Они уверенно били по головам направо и налево. Налево — по космополитам, преимущественно евреям. Направо, по русским. Отечественная история, после Отечественной войны 1941-45 годов воссиявшая, как Памятник русского величия, снова дала свой скабрезный зигзаг.
Я к отечественной истории был с детства неравнодушен. Моя родная тетка Мария Кирилловна Прохорова, работавшая заведующей Отделом Хранения Государственной исторической библиотеки, приносила мне, вместо детективов и фантастики, которыми многие болеют в отрочестве, целыми сумками старые исторические книги. А с восьмого класса я уже пошел в кружок при Государственном Историческом Музее. В то время это единственное в Москве место, где собирались любители отечественных древностей, и я уже тогда любознательным отроком познакомился со многими ведущими университетскими профессорами, даже самим академиком Борисом Александровичем Рыбаковым. Отвечал я в школе на уроках истории уже только по вузовским университетским учебникам, неизменно превращая уроки в исторические лекции. Поэтому надо ли пояснять, что для меня слова из тогдашнего государственного гимна «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь» приобрели какое-то особенное гордое героико-мистическое значение. И как же велики были мои переживания, когда Сталин в 1948 году вдруг начал бить русских за попытку узаконить величие Руси — именно так мы в историческом кружке при Государственном историческом музее восприняли «ленинградское дело».