Русский Париж
Шрифт:
К декабрьским событиям 1825 года в России Франция отнеслась настороженно. Парижская пресса безучастливо информировала о подавлении восстания в Санкт-Петербурге, об аресте декабристов. При этом во французских газетах упоминалось, что многие из арестованных принадлежат к знатным фамилиям, и среди них те, кто, в составе русской армии, входил в Париж.
Как отмечал один французский журналист: «Сена не отозвалась Неве в дни декабрьского восстания 1825 года».
Париж жил своей жизнью, своими заботами. Если революция в далекой России не коснулась Франции, то стоит ли ее обсуждать?
Зато немало декабристов интересовались идеями французских философов, социалистов-утопистов, а Павел Пестель, Михаил Лунин, Николай Тургенев, Федор Шаховской состояли в переписке с ними.
Историк Камбо об июльской революции 1830 года писал: «Романтический Париж облачает в свои одежды тлеющую революцию (заговоры, восстания). Движение противников Реставрации набирает силы…
В 1821 г. в Париже создается тайное общество карбонариев (от 3 до 4 тыс. членов). Среди либералов растет число студентов. Несколько раз беспорядки вспыхивают в Юридической школе…
29 апреля 1827 г., во время смотра национальной гвардии, Карла X встречают возгласы: «Да здравствует свобода прессы!». Несмотря на цензуру, сопровождавшую выборы, более 80 % парижан отдают свои голоса либералам…
И как только король назначает главой кабинета ультра-роялиста князя Полиньяка, Париж буквально вскипает».
Попытка не популярного в народе правительства Полиньяка 26 июля 1830 года ограничить избирательное право буржуазии послужила сигналом к революции. На следующий день в Париже началось восстание.
К началу революции 1830 года в столице Франции находилось более тысячи подданных Российской империи: студенты, дипломаты, купцы, ученые и просто отдыхающие. И это несмотря на строгости с поездками за границу, введенные Николаем I после декабрьского восстания.
Впоследствии некоторые из них (Иордан Ф. И., Кирьяков М. М., Киселев Н. Д., Полторацкий С. Д., Тургенев А. И., Философов А. И. и др.) оставили описания революционных событий во французской столице.
Известный русский гравер, профессор, ректор Императорской Академии художеств Федор Иордан в молодые годы был направлен на учебу во Францию и Англию.
Во время Июльской революции он находился в Париже. Художник отмечал, что утром 27 июля народ начал вооруженную борьбу против королевской власти. Гвардия, лишившись единого командования, пребывала в растерянности. В армейских частях проявлялись революционные настроения.
28 июля Карл X получил от маршала Мармона записку, в которой была просьба принять самые «решительные меры для успокоения народа… честь короны сегодня еще можно спасти, завтра же будет поздно».
Но у короля не было реальных сил для подавления революции. Офицеры и солдаты присоединялись к восставшим. Многие в правительстве Полиньяка бросали свои посты.
К 29 июля верные Карлу X воинские подразделения удерживали только несколько парижских кварталов и Луврский дворец. Его охранял наемный швейцарский батальон.
По воспоминаниям Федора Иордана, 29 июля подойти к Лувру можно было только со стороны моста, который обстреливался из дворца. «…народ отступал, пока наконец один ученик политехнической школы, с обнаженною в руке шпагою, бодро взялся вести народ по мосту; новый выстрел с балкона Лувра ранил его опасно, но его поддерживали под руки, и он вел народ все вперед и вперед…
Швейцарцы сдались, и народ бросился во дворец».
Участники событий 29 июля 1830 года вспоминали, что в рядах революционеров находились и русские.
Парижане всегда бурно отмечали свои большие и малые победы. Федор Иордан сам участвовал в общенародном ликовании французской столицы 29 июля и в последующие дни. Он отмечал, что на улицах и площадях в любое время суток можно было услышать «Марсельезу». В театрах Парижа после первого акта «все зрители вставали, и начинался гимн… при последнем куплете гимна раздавался крик: «На колени!», и весь зал опускался на колени… на всех гербах уничтожались три лилии» — символ власти королевского дома Бурбонов.
Секретарь русского посольства во Франции Николай Киселев подробно рассказывал в письмах своим родственникам о восстании 1830 года: «Революция сделалась с непонятною скоростью, и ознаменовалась удивительным единодушием и каким-то непостижимым порядком. Посреди кровопролития и всеобщего возмущения не было ни грабежей, ни насилий, ни даже малейшего воровства. Все заняты были одною мыслию: защищением своих прав и независимости.
В день последнего сражения все к вечеру ходили по улицам без малейшего опасения и на другой день, хотя весь город был изувечен: дома избиты ядрами и картечью, на бульварах деревья срублены, мостовые испорчены для построения баррикад и так далее, а все вместе походило на народный праздник, на котором друг друга поздравляли и вся торжествовал всеобщую победою».
В письмах своему брату Павлу Николай Киселев был более сдержан в оценке Французской революции. И это понятно, ведь Павел Дмитриевич являлся приближенным к императору Николаю I.