Что ты поникла, зеленая ивушка? Что ты уныло шумишь?Или о горе моем ты проведала, Вместе со мною грустишь?Шепчутся листья твои серебристые, Шепчутся с чистой волной…Не обо мне ли тот шепот таинственный Вы завели меж собой?Знать, не укрылася дума гнетущая, Черная дума от вас!Вы разгадали, о чем эти жгучие Слезы лилися из глаз?В шепоте вашем я слышу участие; Мне вам отрадно внимать…Только природе страданья незримые Духа дано врачевать!<1863>
Степью иду я унылою,Нет ни цветочка на ней;Деревца нету зеленого,Где бы мог спеть соловей.Мрачно так вечер насупилсяЗвезд — ни следа в вышине…Сам я не знаю, что вспомниласьВдруг в эту пору ты мне!..Вспомнилась ты, моя милая,С кротким и ясным лицом…Вижу тебя… И, мне кажется,Мгла уж редеет кругом;И будто песнь соловьинаяВ чаще зеленой звучит;Волны цветов колыхаются,В звездах все небо горит…<1868>
330
Перевод стихотворения Шандора Петефи. Музыка Гречанинова.
322. Слова для музыки («Нам звезды кроткие сияли…»)[331]
(Посвящается П. Н. О<стровско>му)
Нам звезды кроткие сияли,Чуть веял теплый ветерок,Кругом цветы благоухали,И волны ласково журчали У наших ног.Мы были юны, мы любили,И с верой вдаль смотрели мы;В нас грезы радужные жили,И нам не страшны вьюги были Седой зимы.Где ж эти ночи с их сияньем,С благоухающей красойИ волн таинственным роптаньем?Надежд, восторженных мечтаний Где светлый рой?Померкли звезды, и унылоПоникли блеклые цветы…Когда ж, о сердце, все, что было,Что нам весна с тобой дарила, Забудешь ты?<1884>
331
Посвящено П. Н. Островскому, инженеру, критику-дилетанту, сводному брату драматурга А. Н. Островского. Музыка Вас. Калинникова.
В голове моей мозг хочет треснуть,Кровью сердце мое истекло;Изменяют мне ноги… О Вилли!Умереть, видно, время пришло.Приложи свою руку мне к сердцуИ щекою приникни к моей.И скажи — ты меня не забудешь,Даже там, — даже в царстве теней?О, к чему утешать меня? Полно!Пусть беснуется горе в груди.Только дай мне наплакаться вволю;На колени меня посади.Дай обнять твою голову, Вилли,Дай облить мне слезами ее;Дай потухшим глазам наглядетьсяНа лицо дорогое твое!Никогда уж я больше не будуНа коленях сидеть у тебя;Я, несчастная мать, без супруга,Умираю, глубоко любя.Приложи свою руку мне к сердцу,Приложи ее крепче — вот так.Это сердце так бешено рвется,Что мой шелковый лопнет кушак.Проклинаю тот день, как впервыеОбраз твой в мою душу проник,Рокового с тобою свиданьяПроклинаю я сладостный миг.И ту рощу, тот рай, где, бывало,Не устанем всю ночь мы бродить,И судьбу, что меня допустилаБеспредельно тебя полюбить!О, прости мне, мой милый; не слушай,Я сказала тебе не в укор,Но ведь я так глубоко страдаю,Ведь на долю мне выпал позор!Вижу — градом внезапные слезыИз очей покатились твоих…Но о чем же ты плачешь, скажи мне?О грехе ль? о страданьях людских?Опостылел мне мир этот, Вилли!Я всех радостей стала чужда;Чем была — не могу я остаться,И женой мне не быть никогда.О, прижми это сердце больноеК своему еще раз, еще раз…Поцелуй эти впалые щеки,На которых румянец погас!В голове моей мозг хочет треснуть!Кровью сердце мое истекло…Еще раз — перед вечной разлукойЯ твое поцелую чело,Еще раз — и в последний, мой милый…Подогнулись колени… прощай…На кладбище, где буду лежать я,Не ходи… надо мной не рыдай.Этот жаворонок, звонкою песньюОглашающий воздух полей,Целый день будет петь не смолкаяНад могилою тихой моей.Эта влажная зелень долиныСкроет бедное сердце мое,Что любило тебя так безмерно,Как тебя не полюбит ничье!Не забудь, где бы ни был ты, Вилли,Не забудь своей Мэри! ОнаОдного тебя только любилаИ до смерти осталась верна.Не забудь, что засыпаны прахомБудут светлые кудри лежать;И прильнет он к ланитам, которыхУж тебе никогда не лобзать!1861
332
Перевод стихотворения шотландского поэта В. Мозервела. Цыганский романс. Иногда как «народная песня». При пении сокращена и переработана. Варианты первой строки: «В голове моей мозги иссохли…», «В голове моей мозг иссыхает…».
Ее он безмолвно, но страстно любил:И редко и холодно с ней говорил;А в сердце его все была лишь она,И ум занимала об ней мысль одна…Но детской и резвой своею душойЛюбви не постигла она той святой. —Он вечно был мрачен, в печаль погружен,А взор ее ясный к другим обращен…Но вот уж расстались они, — и далекоЖивет он, но любит ее, одинокой;А те, что встречали взор девы живой,Об ней позабыли холодной душой…<1845>
У тебя клеймо на лбу,И позорно и черно;Всем видна твоя винаИ не смоется оно.У тебя клеймо на лбу;Но везде пойду с тобой.Кто тебя полюбит там,Если будешь брошен мной?Целый мир тебя отверг,И грешна душа твоя.Целый мир тебя отверг;Но не я, не я, не я!Если насмерть ранен тигр,Рядом с ним лежит, любя,И тигрица. — Милый мой,Я тигрица у тебя!1862–1865
Снилась мне девушка: кудри как шелк; Кроткие, ясные очи…С нею под липой просиживал я Синие летние ночи.Слово любви прерывала порой Сладкая речь поцелуя…Звезды вздыхали средь темных небес, Словно ревниво тоскуя.Я пробудился… Со мной никого… Страшно мне в сумраке ночи;Холодно, немо глядят на меня Тусклые звездные очи.<1858>
Щекою к щеке ты моей приложись: Пускай наши слезы сольются!И сердцем ты к сердцу мне крепче прижмись: Одним огнем пусть зажгутся!Когда же в то пламя польются рекой Из глаз наших слезы, — я рукиСомкну у тебя за спиной и умру, Умру от блаженства и муки.<1856>
336
Из Гейне. Музыка Римского-Корсакова (1865), Корганова (1877), Вилламова («Перед разлукой», 1886), В. Соколова, Чеснокова. В 1873 г. цензурный комитет разрешил издание нот романса без указания имени переводчика, объявленного «государственным преступником».
Объятый туманными снами,Глядел я на милый портрет,И мне показалось: я вижуВ нем жизни таинственный след…Как будто печальной улыбкойРаскрылись немые уста.И жемчугом слез оросиласьЛюбимых очей красота.И сам я невольно заплакал —Заплакал, грустя и любя…Ах, страшно поверить!.. НеужтоЯ точно утратил тебя?1857–1858