Русский самородок. Повесть о Сытине
Шрифт:
Сытин собрал работников «Нивы» – А. Руманова, Ф. Бирюкова, М. Рахманова, Г. Панина, Н. Маркова – и сказал:
– Вот что, друзья, мы хотя и не нищие, а вынуждены обратиться к нашим читателям за милостыней. Полтора миллиона убытка раскиньте на двести пятьдесят тысяч подписчиков и потребуйте по шесть рублей с каждого…
Составили такое обращение к подписчикам:
«Тяжелое финансовое положение „Нивы“, вызванное несоответствием подписной цены на журнал со стоимостью его издания в нынешнем году (положение, от которого избавлены другие печатные издания, расходящиеся не по подписке и повысившие розничную цену каждого нумера в четыре-пять раз), побуждает
– Если же эта мера не даст нам никаких результатов, ищите выход в удешевленных, сдвоенных и даже счетверенных номерах журнала, – подсказал Иван Дмитриевич. – И еще: заполняйте отныне журнал длинным классическим произведением, не требующим ни высокого гонорара, ни иллюстраций. Читатель поймет, что в создавшейся обстановке нам иначе поступить нельзя. В начале нынешнего года, когда вы горячо поздравляли меня, вы написали красивые слова, будто бы я застал ваш корабль, то есть «Ниву», у тихой пристани на крепком якоре, нагруженным добытыми благами в прошлые годы, и что я, новый кормчий, сниму «Ниву» с якоря и поведу в море русской жизни к новым завоеваниям… Хорошо сказано! Но видите ли вы, господа и товарищи, члены товарищества, какой шторм на море! И нашему ли кораблику с бумажными парусами рисковать? Давайте будем соблюдать порядок на корабле, не врываться в опасные гребни волн. Прошу не особенно увлекаться эсерами. Не многовато ли печаталось у нас Савинковых-Ропшиных, Амфитеатровых и прочих? Пересмотрите политические обозрения профессора Соколова, чтобы там не было дерзости против социал-демократов. Я хотя и не политик, но предвижу – большинство политических акций окажется у них в руках…
Присутствующие согласились с Иваном Дмитриевичем. Но обращение к подписчикам «о шести рублях» не имело ни малейшего успеха. Денежный курс скатывался. Да и до того ли подписчикам было в бушующей, доведенной до разрухи стране.
Над Москвой нависла угроза голода. А пока это называлось: «хлебные затруднения». У продовольственных лавок длинные зигзагообразные очереди. На всех вокзалах и по всем железным дорогам сплошь мешочники, и даже не спекулянты, а просто обыватели, вынужденные ехать куда угодно, променивать какие угодно вещи на хлеб, на соль, на то, без чего жить нельзя. В очередях зловещий ропот. Всюду беспорядки: хулиганство, грабежи, стрельба, никакого просвета, никакой надежды на временную власть.
Охрипший Керенский во время своих выступлений уже не слышит криков «браво», а доносятся до его ушей реплики:
– Хватит речей!..
– Дайте харчей!..
В эти самые тяжкие дни, накануне голодовки, Ивану Дмитриевичу Сытину и пришла в голову мысль – спасать Москву от голода любыми способами, любыми средствами, а там, глядишь, и Петроград последует примеру Москвы. Голодная масса опасна. Действия ее могут быть ужасны и неотвратимы. И конечно, на жертвеннике событий может оказаться буржуазия. Народ истерзан войной и голодом, а буржуазия может быть растерзана в течение двух-трех дней…
С этими думами Сытин пришел к одному из самых видных московских буржуев, к Николаю Александровичу Второву, и за чашкой чая завел с ним разговор по наболевшему
– Так вот, дорогой Николай Александрович, дела наши невеселые. Москва без хлеба, без продовольствия. А это страшно: голодному желудку рассудок подчиняется. Временному правительству приближается конец. А дальше бог знает во что дело обернется. Если мы, миллионеры, будем сидеть, ничего против надвинувшегося голода не предпринимая, то наши головы могут первыми оказаться на плахе. Как вы думаете?
– Да, живем в опасное время, – согласился Второв, – но что же делать? Как быть?
Сытин изложил свои соображения:
– Вы, Николай Александрович, самый славный в среде московского купечества. Как, бывало, Кузьма Минин, поднимитесь над нами и кликните клич: «Москва в опасности, спасем ее от голода!» И первым делом мы сами отдадим наши денежные капиталы на закупку хлеба в стране. Пошлем в сытые губернии дельных закупщиков человек сто, и Москва будет с хлебом; народ пообмякнет, и жизнь войдет помаленьку в свое русло… А хлеб народу продавать по своей цене или даже дешевле…
– Сколько же надо средств на такое дело? – спросил Второв.
– Да я полагаю, со всего московского купечества собрать миллионов триста и начать закупку хлеба немедленно.
– Вы сколько дадите?
– У меня есть шесть миллионов. Отдаю все. А вы, думаю, сможете и пятнадцать выделить?..
– Могу. Дам пятнадцать миллионов.
– Вот и хорошо, да подберем еще кое-кого…
Договорились, согласились. И даже оба перекрестились перед иконой, попросили всевышнего стать на их сторону, дабы избавить Москву от голода. Решили в ближайшее время собраться и обсудить первые результаты предварительной договоренности с московскими капиталистами.
Сытин пошел к мануфактурщице Варваре Морозовой, у нее на фабриках сорок тысяч рабочих. Морозова выслушала и согласилась выдать на закупку хлеба пятнадцать миллионов рублей.
– Назначьте время и место, деньги будут доставлены…
– Вот и спасибо, Варвара Алексеевна, я этого от вас и ожидал!..
Пришел Сытин к директору торгового банка с таким же предложением. Тот сказал:
– Это глупости. Вот если соберется Городская дума, да подумает, да решит, тогда другое дело…
– Господин банкир, думать уже некогда. Понимаете ли вы, что происходит вокруг? Какой же еще гром должен грянуть над вашей банкирской головой, чтобы вы почувствовали нависшую беду?..
Так и ушел Иван Дмитриевич от банкира ни с чем.
Пришел Сытин еще к одному фабриканту, суконщику. Тот сказал:
– Понимаю, но надо посоветоваться с женой. Тогда я авось сумму определю… – И уклонился от дальнейшего разговора.
Первое собрание отложили из-за гриппа у Второва. Сытин возмутился:
– Грипп? Мелочь, что значит какой-то грипп? А голод?.. Время не терпит, надо решать и действовать.
Собрались через несколько дней московские тузы: купцы, фабриканты, известные профессора, бывший князь Трубецкой, бывший министр Кривошеин и многие богатые люди из разной среды.
Пришли, поболтали, одни отговаривались, – надо передать такое дело думе, другие просто не хотели принимать никакого участия. Зачем? Голод их не касается, а народ Москвы как-нибудь перебьется на крохах и на мешочниках.
Сытин сообщил, что он собрал подписи на закупку хлеба более чем на тридцать миллионов.
Второв подтвердил, что он отпускает пятнадцать миллионов…
И все это начатое Сытиным дело оборвалось.
На другой день в семье фабриканта Второва случилось загадочное происшествие.