Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов
Шрифт:
В этих видах словесных произведений нетрудно заподозрить не только связь с общим фольклором, но и прямое влияние творчества взрослых. Благодаря такой связи иногда стираются и не всегда улавливаются границы между общим фольклором и детским словесным творчеством. Отсюда — отсутствие договоренности во взглядах на детское словесное искусство. Так, одну из разновидностей, обычно относимую к детскому фольклору — именно песенки о разных домашних животных, насекомых и зверях, — Шейн отказывается включить в «разряд детских песен». Песни о животных «в значительной степени потеряли интерес в среде народа для людей старших поколений». Если они сохраняются, то лишь потому, что являются «самым желанным, самым удобным и подходящим средством занимать и забавлять приятным образом своих и чужих малюток... Если эти малютки, выросши и возросши до отроческих лет, сами с удовольствием начинают часто употреблять эти самые песенки и прибаутки, то это обстоятельство никоим образом не дает еще нам права выдавать их за такой памятник народного творчества, по которому будто можно изучать язык, быт и психическую жизнь крестьянских детей» [231] .
231
Шейн
Считая это замечание не лишенным оснований, невозможно все же принять его целиком. Не говоря уж о том, что дети перенимают от взрослых только доступное им, близкое, отвечающее их настроению, нельзя не иметь в виду, что названный вид фольклора, идущий в детскую среду от взрослых, в отношении темы, образов, языка, мелодии очень близок детскому миру. Поэтому мы имеем право говорить о нем именно как о детском фольклоре.
Эти замечания относятся и к так называемым потешкам, т. е. словесным произведениям, определяемым Шейном [232] как «песенные прибаутки и приговоры, которыми дети, вышедшие из младенческого возраста, уже начинают сами себя тешить и забавлять».
232
Там же. С. 26.
Влияние взрослых — посредственное в одних случаях и непосредственное в других — здесь несомненно. Безошибочно распознать в напеваемых или присказываемых детьми стихотворениях самобытное и усвоенное от взрослых не всегда удается; однако внимательные наблюдения во многих случаях обнаруживают в них следы творческой обработки, принадлежащей детям, или приурочение их к тем или иным потребностям, выполненное детьми.
То же надо сказать и о колыбельных песнях. Безоговорочно их нельзя относить к детскому фольклору: поскольку они хранятся главным образом детьми и поскольку дети отчасти являются и творцами в этой области, это — детский фольклор; но происхождение их, как и потешек, — не здесь, не в творчестве детей; этот вид словесных произведений создан если не целиком, то в значительной своей части взрослыми и только спустился в детскую среду и усвоен ею [233] {2} .
233
Подобный процесс совершается с некоторыми видами устнонародной словесности на наших глазах. Наблюдения, относящиеся к Тулунскому уезду Иркутской губернии, показывают, что, например, народная драма, спускаясь в детскую среду, выпадает из репертуара взрослых. «Царя Максимьяна» теперь нужно искать в числе сезонных игр, сохраняемых детьми-школьниками.
2
Г. С. Виноградов в 1914 г. в с. Тулун Иркутской губернии записал одну из разбойничьих драм, ошибочно назвав ее «Царем Максимильяном» (см.: Виноградов Г. С. Материалы для народного календаря русского старожилого населения Сибири. Иркутск, 1918. С. 46.).
Если во всех этих произведениях перед нами не во всем самобытный плод детского творчества, все-таки в них мы имеем произведения словесного творчества в детском исполнении, в детской редакции.
Вопрос о происхождении той или другой разновидности, о влияниях и проч. нас может занимать в данном случае меньше всего. Всякому известно, что лук (самострел) — не детское изобретение, но никто не возразит против отнесения его к числу детских игрушек. То же в словесном творчестве. Подобно тому, как, например, в области сказки позаимствования у разных народов и из разных источников не мешают нам нашу сказку считать русской и народной, так и влияния и позаимствования не могут мешать отнесению словесных произведений, хранимых детьми и не входящих в репертуар взрослых, к детскому фольклору.
Имеющиеся в научном обиходе материалы не являются результатом систематических сборов; это только «попутные отложения» в общефольклорной собирательской работе. Поэтому мы напрасно стали бы искать в существующих сборниках как установившуюся классификацию детского фольклора, так и относящуюся сюда определенную терминологию. А между тем, в целях упорядочения накопленных материалов и некоторого урегулирования дальнейшей работы в этой области, было бы полезно стать в строго определенные отношения к введенному до сих пор и продолжающему входить в научное обращение материалу: сделать попытку выделить основные группы и дать им соответствующие обозначения:
В общем составе детского фольклора наибольшее количество произведений, обращающих на себя внимание, относится к виду словесного творчества, называемому Шейном «передразниваниями» [234] и «прибаутками, которыми шаловливые ребятишки потешаются и друг над дружкою, и над взрослыми, издеваясь то над их именами от крещения, над их сословными, даже телесными недостатками, то над их принадлежностью к иной, не русской национальности и т. п., часто без всякого даже повода, ради одной только словесной забавы» [235] .
234
Шейн
235
Там же. С. 29. Шейн приводит 63 текста такого рода произведений, записанных в разных губерниях России: с. 29 — 37.
На этот вид словесных произведений обратили внимание и другие собиратели, например Чубинский [236] ; заметили его и сибирские фольклористы. Четверть века назад Потанин указывал на необходимость записывания «насмешливых присказок к собственным именам» [237] . Арефьев, Станиловский дали небольшой материал из этой области.
Более других записал Молотилов [238] , который называет эти произведения складнями [239] .
236
Труды статистическо-этнографической экспедиции в Западно-Русский край. СПб., 1877. Т. 4. С. 36.
237
Программа для собирания сведения о деревенском быте // Отчет Вост.-Сиб. Отд. РГО за 1901 г. С. 14.
238
Молотилов А. Говор русского старожилого населения северной Барабы // Труды Томского Общ-ва изучения Сибири. 1913. Т. 2. Вып. 1. С. 89 - 92.
239
Там же. С. 87.
Эти случайно брошенные обозначения не могут быть приняты в качестве терминов-названий. Они не дают общего, родового или видового, названия, не определяют строго и входящих сюда элементов. «Складень» Молотилова может обозначать и обозначает не только то, что у Шейна названо «словесной забавой»; этим словом с тем же правом можно назвать и четкую рифмованную поговорку, и стихотворное («складное») самое доброе пожелание, и мн. др. «Передразнивания» могут быть и в иной словесной форме, не той, которую мы сейчас имеем в виду, а «прибаутки» бывают, как известно, не только издевочного и насмешливого характера. Самое слово указывает на декоративное, во всяком случае, не самостоятельное, значение прибаутки. А между тем в разбираемых стихотворениях мы имеем дело с словесными произведениями, живущими самостоятельной жизнью, несущими самостоятельную функцию. Разбираемые стихотворения содержат элемент язвительности, издевчивости; прибаутка говорится только «для красного словца». Поэтому использование этого термина в данном случае не является обоснованным. «Насмешливые присказки к собственным именам» исчерпывают только часть, и притом не самую значительную, словесных произведений, которые нас интересуют.
Такая неопределенная, невыразительная и не емкая терминология не может удовлетворить запросы изучающих с той или иной целью детское словесное творчество.
Ввиду разнообразия в отношении формы, построения, содержания стихотворений, какое обнимается этим видом словесных произведений, а также ввиду того, что они в своей пестрой совокупности представляют своеобразное lanx satura {3} , ближе и полнее определило бы содержание, смысл и характерные особенности рассматриваемого вида детского творчества, обозначение, позаимствованное у древних; satura или satira. Однако выразительный термин сатира, в нашем случае — детская сатира, звучит столь непривычно и чуждо, что на принятие и закрепление его в научном обиходе едва ли можно надеяться. Менее выразительным, но более привычным термином является сатирическая лирика, в нашем случае — детская сатирическая лирика.
3
Lanx satura — полная чаша (лат.).
Последний термин (сатирическая лирика) в наше время утратил свое первоначальное значение и в привычном для нас употреблении недостаточно полно и точно передает характер имеющейся в виду группы словесных произведений, не выражая полностью того, что мы имеем в детской лирике осмеяния. Если мы и можем остановиться на нем, то только условившись вкладывать в него содержание, связанное с понятием satura: «всякая всячина, поэтическая мешанина, стихотворные произведения разнообразного, часто меняющегося содержания, почерпнутого непосредственно из жизни» [240] . Каждый вид или жанр словесных произведений создается и живет в определенных условиях и призван выполнять то или иное, только ему данное, назначение. На эту сторону и следует обратить внимание при попытках уловить существенные признаки изучаемого явления и обозначить явление тем или иным словом.
240
Muller Lucian. Quintus Ennius. Eine Einleitung in das Stadium der romischen Poesie. St.-P., 1884. P. 105.