Русский транзит-2 (Образ зверя)
Шрифт:
– А я тебя и спрашивать не буду, мил человек. Ну-ка, акробаты, вразумите отказника!
Болек и Лелик, стоявшие справа и слева от Паши Колпинского, быстро схватили его за плечи своими железными руками. Болек вытащил у него "бульдог" и спрятал к себе в карман. Паша не сопротивлялся. К нему вплотную подошел Николай Николаевич.
– Давай, делай свою работу, сынок. Отрабатывай свои бабки. Что, не хочешь? А чего это ты не хочешь? Мы ведь труп этого человечка после где-нибудь в лесу в ручей бросим: если и найдут его, то недельки через три. А, может, и вовсе не найдут. Кому он нужен-то? Ведь он не местный, человечек-то этот. Да-да. Знаешь, Павлуша, он ведь за нами от самого Питера шпионит... Нет, такого даже искать здесь
– Чего ты несешь, старый!
– сказал, уже заметно нервничая, Паша Колпинский.
Где-то впереди надрывался тепловозный гудок, переходящий в душераздирающий свист, сигнализирующий о приближении железнодорожного состава. Кроме того, со стороны запасных путей в их направлении летел тепловоз.
– Ишь ты, петушок! Как закукарекал-то! Держите его, акробаты! Послушай, сынок, как ты думаешь, что полагается тому, кто продаст .братву, нас то есть? Ну-ну, тихо, тихо, Павлуша! Я еще не все сказал. Так что полагается той сучаре, которая настучит на нас? Не знаешь? Да... А я знаю... Я знаю!!!
– -"вдруг крикнул Николай Николаевич, заводясь с пол-оборота и пытаясь перекричать тепловозный свист.-Ты продал нас, гнида! Сдал!!!
Он крикнул еще что-то, что именно Паша не смог расслышать в безумной какофонии приближающегося экспресса... Надсадно орущий старик вдруг неожиданно выбросил кулак своей правой руки тычком в грудь Паше Колпинско-му, распятому между могучими "близнецами". Паша пронзительно крикнул. В кулаке у Николая Николаевича была зажата финка с коротким лезвием.
– Продал нас, падло! Сдал, сучара! Хавай свое дерьмо теперь тебе не жить! слышал Паша "батькин" визг, опускаясь на колени и пытаясь пересилить боль.
– Николаич! Прыгай!
– неожиданно закричал белобрысый. Сейчас в нас состав врежется! Прыгай!
– Прихватите лазутчика, сынки, он мне еще нужен! А этого я сейчас кончу! крикнул Николай Николаевич.
Болек и Лелик, поспешно оставив Пашу у ног "батьки", уже спрыгнули с платформы и стремительно бежали от железнодорожных путей в сторону леса, как мешок, волоча за собой Счастливчика.
– Николаич, делаем ноги! Сейчас здесь все взлетит на воздух!
– еще раз крикнул Витенька.
– Щас! Я только ему голову отрежу! Николай Николаевич склонился над Пашей Колпинским, который лежал с закрытыми глазами и часто-часто дышал, зажав ладонями рану под левой ключицей. "Батька" хотел перерезать сынку горло, но подбородок Паши по-боксерски лежал на груди, а крепкие плечи были подняты вверх, так что дрожащий от злобного нетерпения старик не мог добраться до его горла. Где-то уже совсем рядом свистел стремительно летящий вперед экспресс...
Николай Николаевич, стоя у самого борта платформы, нетерпеливо схватил Пашу левой рукой за подбородок и потянул вверх, чтобы уже в следующее мгновение правой полоснуть его по горлу... но в этот момент опора стремительно выскочила из-под его вибрирующих ног, и он, перелетев через свою жертву, врезался непокрытой лысеющей головой в угол контейнера и замер рядом с хрипло дышащим раненым. На глазах у удивленной братвы вагоны вдруг пошли, набирая скорость, в обратном направлении, толкаемые неизвестно откуда вдруг взявшимся на основном пути маневровым тепловозом. Свист приближающегося московского экспресса стал нестерпимым. Он был уже где-то совсем рядом.
Несмотря на то, что маневровый тепловоз, врезавшись в отцепившиеся вагоны, изо всех сил пытался разогнать их и увезти из-под удара приближающегося экспресса, столкновение было неминуемо.
Расстояние между убегающим маневровым и московским скорым стремительно таяло. Их разделяли уже какие-то
Неожиданно вагоны с маневровым резко нырнули вправо на запасный путь, и в тот момент, когда маневровый уже покинул магистраль, щелкнула стрелка, и по основному пути, едва не задев маневровый тепловоз, со страшным воем и скрежетом на курьерской скорости промчался московский скорый со скучающими пассажирами в койках и двумя бледными, как полотно, взмокшими машинистами.
– Пожалуйста, простите меня,- обратилась Ксюша к машинисту и его помощнику, когда смертельная опасность миновала и тепловоз, снизив скорость, загнал вагоны в тупик.-Вы спасли сейчас столько людей. Простите и поймите меня: ведь не вытащи я "пушку", не стрельни-вы бы не поехали, и скорый свалился бы под откос! Диспетчера - за решетку, вас - к следователю... И потом, химия и радиация с этих платформ в воздух и в землю пошла бы. Вот бы у нас всех жизнь настала! Я думаю, вы, молодой человек,- Ксюша обратилась к помощнику машиниста,- тогда быстренько бы сравнялись с вашим старшим товарищем в воззрениях на брак и аптеку.
– Да-а...-тяжело выдохнул машинист.- Вроде пронесло. Мы-то что, диспетчеру спасибо. Точно сработал. Если бы не он...
– Да, если бы не он, не его упрямство, вам, думаю, не пришлось бы так париться. Я ведь до того, как вас пугать, к нему в диспетчерскую заходила. Прогнал, не поверил... Скажите, а стекло вам за свой счет вставлять придется? Если надо - я заплачу.
– Не беспокойтесь за стекло-то... И вообще, что об этом говорить, все ведь обошлось!
– сказал немного пришедший в себя помощник.- Конечно, если бы вы нас не пугнули, ни за что бы не поехали. А откуда у вас эта игрушка?
– спросил он, указывая на "пушку", которую Ксюша до сих пор еще сжимала в опущенной руке.
– Эта? Мама в дорожку собрала. Вместе с пирожками, улыбнувшись, сказала Ксюша и спрятала "пушку" в сумочку.- Ну, прощайте, мальчики, обо мне при вручении вам медалей за отвагу можете не вспоминать. Еще раз извините за разбитые стекла.
Она спустилась по ступенькам на землю, а маневровый, свистнув, задним ходом двинулся к станции.
Ксюша осторожно и в то же время решительно шла вдоль вагонов к последнему, где, по словам Крестовского, находился тот самый контейнер. Теперь она почему-то совсем не боялась встретиться с охранниками. После того, как ей по-ковбойски лихо (с огромной "пушкой" в недрогнувшей руке!) удалось переломить критическую ситуацию, в голове у нее шумел легко мысленный ветер самоуверенности, на струях которого парила сама Удача. Кроме того, ей хотя бы только одним глазком хотелось взглянуть на контейнер, о содержимом которого так много говорил ей Крестовский. Да-да, взглянуть - и сразу назад. Ведь Ксюше еще надо было спешить на станцию, где ее, вероятно, уже искал Крестовский
Наконец она, пригнувшись к земле и постоянно заглядывая под вагоны, приблизилась к последнему. Людей нигде не было видно. Стояла странная тишина, если, конечно, считать тишиной жужжание бархатных шмелей, стрекот невидимых кузнечиков и пение птиц.
Похоже, на последней платформе никого не было. Все охранники, вероятно, разбежались, увидев стремительное приближение московского экспресса.
Ксюша забралась на платформу и подошла к контейнеру, с интересом рассматривая на нем надписи. Вдруг у самого края платформы рядом с деревянным бортом она увидела беспомощно лежащего человека. Ксюша подошла ближе и узнала в нем Петенькиного приятеля Пашу. Паша лежал на спине в залитой кровью шелковой рубашке и прижимал к груди руки. Он был в сознании, только глаза его были закрыты, он что-то шептал, плотно стиснув зубы, явно превозмогая сильную боль. Внезапно она увидела еще одного человека - старика с разбитой головой, который лежал у самого контейнера в неестественной позе. Из правой ладони его выскользнул небольшой нож. Ксюша невольно соотнесла Пашину кровь и нож рядом с рукой старика.