Русский узел. Стихотворения и поэмы

Кузнецов Юрий Поликарпович

На юбилей Сергея Наровчатова

Ученик переходит на «ты» По старинному праву поэта: — Расскажи, как взрывала мосты Твоя юность над Стиксом и Летой. Как скрипели перо и песок И строка на строку налетала. Только пули свистели меж строк, Оставляя в них привкус металла. До сих пор эти пули свистят, Настигая далекую старость. Из железной когорты ребят, Почитай, никого не осталось. Но столпятся у здешних дверей Их следы, что пропали в тумане. И рябой от осколков ручей Зашипит в юбилейном стакане. Так напомни последним друзьям, Так поведай грядущим невеждам, Как ты шел по зеленым дворам, Как ты шел по опавшим надеждам, Как спросил у бегущего дня: «Черт ли там, молодой и безвестный?» — И с опаскою вырвал меня, Словно грешного духа, из бездны. 1979

Муха

Смертный

стон разбудил тишину — Это муха задела струну, Если верить досужему слуху. — Все не то, — говорю, — и не так. — И поймал в молодецкий кулак Со двора залетевшую муху. — Отпусти, — зазвенела она, — Я летала во все времена, Я всегда что-нибудь задевала. Я у дремлющей Парки в руках Нить твою задевала впотьмах, И она смертный стон издавала. Я барахталась в Млечном Пути, Зависала в окольной сети, Я сновала по нимбу святого, Я по спящей царевне ползла И из раны славянской пила… — Повтори, — говорю, — это слово! — Отпусти, — повторила она, — Кровь отца твоего солона, Но пьяней твоей бешеной славы. Я пивала во все времена, Залетала во все племена И знавала столы и канавы. Я сражалась с оконным стеклом, Ты сражался с невидимым злом, Что стоит между миром и богом… — Улетай, — говорю, — коли так. — И разжал молодецкий кулак… — Ты поведала слишком о многом. 1979

Фонарь

Где мудрец, что искал человека С фонарем среди белого дня? Я дитя ненадежного века, И фонарь озаряет меня, Полый шар распыленного света Поднимает в лесу и степи. Не дает никакого ответа, Но дорогу сулит по цепи. Вкруг него порошит и круглится Туча птиц и ночной мелюзги. Метеорным потоком роится, А за роем не видно ни зги. Заливайтесь, античные хоры! На смолу разменялся янтарь. Я прошел за кудыкины горы И увидел последний фонарь. И услышал я голос привета, Что напомнил ни свет ни зарю: — Сомневаюсь во всем, кроме света! Кто пришел к моему фонарю? — Человек! — я ответил из ночи. — Человек? Заходи, коли так! — Я увидел горящие очи, Что глядели из света во мрак. Не тужи, моя жизнь удалая, Коли влипла, как муха в янтарь! Поддержи меня, сила былая!.. И вошел я в горящий фонарь. Я увидел прозрачные мощи, Волоса или мысли оплечь. Я вперился в безумные очи, Я расслышал бессвязную речь. Не увидеть такого от века, Не распутать такого вовек: Он искал днем с огнем человека, Но в огне должен быть человек! Поддержи меня, сила былая! Я фонарь проломил изнутри. И народные хоры, рыдая, Заливались до самой зари: «За приход ты заплатишь судьбою, За уход ты заплатишь душой…» И земной и небесной ценою Я за все расплатился с лихвой. Сомневаюсь во всем, кроме света, Кроме света, не вижу ни зги. Но тягчит мое сердце поэта Туча лжи и земной мелюзги. 1979

Стихия

Я видел рожденье циклона На узкой антильской гряде. Темнело небесное лоно, Морщины ползли по воде. На ощупь свежела чужбина. Я видел: за несколько дней Уже поднималась щетина У сбившихся в кучу свиней. В щетину входила щетина, И кровь выступала на ней. Все кровное в мире — едино. Вжимались друг в друга тесней. Циклон, оглушая долину, Потом налетел и на них, Передних вогнал в середину, А ту проломил в остальных. Но сам по себе остывает Порыв не от мира сего. И тяга земли отпускает Небесный избыток его… Не так ли явленье поэта Не знает своих берегов, Идет во все стороны света, Тревожа друзей и врагов? Щетину находит щетина, И сердце о сердце стучит. Все розное в мире — едино, Но только стихия творит. Ее изначальная сила Пришла не от мира сего; Поэта, как бездну, раскрыла И вечною болью пронзила Свободное слово его. 1979

Брат

В дырявой рубашке родился он И гаркнул на мать свою: — Почто прервала мой могучий сон, Ведь я побеждал в бою?! — За что ты сражался? — спросила мать. — За правду, — ответил он. — А с кем ты сражался? — спросила мать. — Со всеми, — ответил он. — А где твоя правда? — спросила мать. — Во мгле, — прогремел ответ. — Я в лоно твое ухожу опять — Оттуда мне брезжит свет. Обратно ушел, чтоб продолжить бой, Сквозь лоно прошел незрим, Откуда выходит весь род людской, Но он разминулся с ним… Когда

я увидел, что я рожден, Я крикнул на мать свою: — Почто прервала мой глубокий сон, Ведь я побеждал в бою?! — За что ты сражался? — спросила мать. — За правду, — ответил я. — А с кем ты сражался? — спросила мать. — С братом, — ответил я. — А где твоя правда? — Ее не видать Отсель, — мой ответ гласил. — Но если я буду с тобой болтать, Мой враг наберется сил. Я в недра твои ухожу свистя, Как сорок веков назад. — Останься, надежда моя! Дитя!.. — Я жду! — отозвался брат. 1979

Чистый снег

Все короче погожие дни, Все длинней моя тень за оградой. Снежный ком из своей простыни Ты слепила: — Держись или падай! И со смехом метнула в меня. Передачу твою удалую Я поймал среди ночи и дня, Словно белую грудь молодую. Я поймал ее круглую дрожь. Как рука у меня трепетала! — Защищайся, а то пропадешь!.. Защищалась, пока не пропала. 1979

Европа

В любви не бывает ответа На этой и той стороне. Но тонкая молния света Направилась прямо ко мне. Земному свистящему звуку Я с тайной надеждой внимал, Все ближе!.. И вскинул я руку, И в руку синицу поймал. «Моя!» И услышал я голос: — Ничья. Из-за синих морей Я в клюве несла тебе волос И свет от подруги твоей. Он долог, как счастье и горе, Да воля твоя коротка. Однажды я встретила в море Плывущего с девой быка. Она безутешно рыдала На звездной спине у него. И имя твое повторяла, Пока не забыла его. Душа предалась ее горю. И волосы мягким огнем Тянулись по синему морю Длиннее, чем след за быком. Гонимая ветром и мглою, Я села на царственный рог. Но бык обернулся скалою Вдали от земли и тревог. И я упорхнула блистая, В зарнице небес потонув. Но волос, как нить золотая, Вился через сомкнутый клюв. Вился высоко на просторе Над бездной железных веков, Над пеной любовных историй, Над спинами спящих быков… Синица! Я слышу дыханье Далекой подруги моей. И тонкое благоуханье Ловлю из-за синих морей. Как страшно!.. Натянутый волос Дрожит от земного огня. Я слышу прерывистый голос: — Любимый! Ты помнишь меня?.. Я помню! О, если б ты знала, Как гаснет твой след на песке, И все, что давно миновало, На тонком дрожит волоске… 1980

«Для того, кто по-прежнему молод…»

Для того, кто по-прежнему молод, Я во сне напоил лошадей. Мы поскачем во Францию-город На руины великих идей. Мы дорогу найдем по светилам, Хоть светила сияют не нам. Пропылим по забытым могилам, Прогремим по священным камням. Нам чужая душа — не потемки И не блеск Елисейских Полей. Нам едино, что скажут потомки Золотых потускневших людей. Только русская память легка мне И полна, как водой решето. Но чужие священные камни, Кроме нас, не оплачет никто. 1980

Звезда

Он ленив и тяжел на подъем, Жизнь пройдет — он ее не заметит. Но такие идут напролом, Если бабочка душу зацепит. Оттого на свечу и летят Все бездумные бабочки лета. Обгоревшие крылья пылят У подножья оплывшего света. Вот одна, вот вторая пылит, Вот четвертая бабочка ночи. Через небо дорога шумит, А любовь все светлей и короче. Сколько можно так странно глядеть На огонь, отраженный водою?! Ты сказала: — Хочу долететь… — Та свеча оказалась звездою. Ты летела, во мраке шурша, За погибелью или спасеньем, Как ночная земная душа, Но с небесным диковинным зреньем. И, упав у какого-то пня, Ты шуршала крылами все глуше: — Ночь любви, отомсти за меня, Ночь любви, погуби его душу… Он ленив и тяжел на подъем, Смерть найдет — и его не зацепит. На тепло он ответит огнем, Но потери твоей не заметит. 1980

«Я в жизни только раз сказал люблю…»

Я в жизни только раз сказал люблю, Сломив гордыню темную свою. Молчи, молчи… я повторяю снова Тебе одной неведомое слово: Люблю, люблю!.. Моя душа так рада На этом свете снова видеть свет, Ей так легко, ей ничего не надо, Ей все равно — ты любишь или нет. 1980